Авиакатастрофа над швейцарией ошибка диспетчера

Большой красивый дом из красного кирпича стоит посередине двора — ухоженного, увитого зеленью. Хозяин — худой, белоголовый от седины, с влажными глазами.

Этот разговор был трудным. Виталий Калоев несколько раз каменел лицом, замолкал, уходил в себя, а когда возвращался, то говорил: «Пойдем покурим…»

Книги, клюшки и улица

Отца моего 1941 году призвали на фронт, а домой он вернулся в ноябре 1945 года.

Он раньше срока ушел из жизни, у него в легких было примерно сорок осколков. Помню руки отца, сильные и надежные. Еще из детства вспоминается наша деревенская улица и хоккей, помню, как воровал у отца доски и делал из них клюшки. В хоккей с пацанами играли просто самозабвенно.

В первый класс я пошел в трусах и в майке. Семья большая у нас, шестеро детей, я самый младший. Тогда все бедно жили… Мать сшила мне что-то похожее на тапочки. Вот во всем этом и пришел в школу. Я любил улицу, и книги любил читать. У нас вообще в семье за книгу дрались всегда — кто первым будет читать.

В школе хорошо учился, с учебой у меня все нормально было. С поведением не всегда, но ничего из рук вон выходящего не было. Так, мальчишеские шалости. После восьмого класса поступил в строительный техникум, а по окончанию учебы меня забрали в армию. Служил в седьмом полку КГБ СССР в Донбассе. Очень сердечный народ там. В увольнение пойдешь, со всех сторон слышишь: «Солдатик, заходи, покушай…»

Армия меня научила ответственности. В 18 лет я чувствовал себя уже ответственным за государство, если так можно сказать. После службы устроился на работу. Отец мне сказал, что хотел бы, чтобы я закончил институт. Я ничего ему не ответил, но отцовские слова запали в душу. На следующий год подал документы и поступил в институт. Я уже вовсю учился, когда в семье об этом узнали. Из института пришло письмо на мое имя, а меня дома не было. Сестра прочитала, и все поняли, что учусь на втором курсе.

Перелом, дефолт, Европа

Я женился, когда мне было почти тридцать пять лет. Почему поздно? Я работал мастером, оклад у меня был сто двадцать рублей, из которых рублей тридцать высчитывали: подоходный налог, за бездетность, комсомольские и профсоюзные взносы. Денег хватало только на сигареты и дорогу. Думал, вот я женюсь, и каждый день тебя будут пилить: то надо, это надо, третье надо…

Со своей первой женой Светланой я познакомился на работе. Вернее, она работала в банке, а я там открывал счет, хотел организовать свое предприятие. Месяцев через восемь после знакомства сыграли свадьбу. Тогда я во Владикавказе неплохо зарабатывал, у меня уже было имя в строительной отрасли. Я такой человек, что в процессе работы все должен проверить, каждую расщелину, каждый шов.

Мы строили какое-то хранилище, я сорвался с шаткого мостика и упал с семиметровой высоты. Тяжелый перелом бедра, почти год не работал. Потом дефолт случился. Непросто все было. Мне предложили поработать в Испании, я поехал…

Европа? Я не сказал бы, что они лучше нас работают, или умнее нас. Я к ним приглядывался, оценивал. Что мне там нравилось, так это комфорт. Все для человека сделано. Строительный инструмент очень хороший. И народ там хороший, я с людьми находил общий язык. Но американские и английские туристы уже тогда себя там вели по-хамски.

Напьются, ночью идут с палками, с битами, стучат по воротам. Жену с детьми к себе позвал, хотел, чтобы они отдохнули. Диана с Костей никогда моря не видели. В Барселоне океанариум хороший был. Хотелось детям праздник подарить.

От моих воплей машины останавливались

Я поехал в аэропорт встречать их 1 июля 2002 года, часа за два до прибытия самолета. На табло светилась информация, что рейс из Москвы задерживается… Потом вообще информация про этот рейс пропала. Вышла какая-то женщина и говорит, кто встречает рейс из Москвы, пройдите туда-то… Я не могу про это вспоминать.

…Утром был уже на месте катастрофы. Долетел самолетом до Цюриха, оттуда на такси примерно сто километров до места трагедии. И то, что я там увидел, это вообще… Эти разбросанные тела детей… В поле и по дороге, и на перекрестках… Километров на десять все раскидано. Видимо, как самолет падал…

Там практически еще никого не было, полиция только разворачивала оцепление. В ближайшей школе стали создавать какой-то штаб, подъехали туда. Там тела детей, они даже не были прикрыты. Страшная картина была. Когда я увидел, я вообще застыл. Не знаю, сколько времени прошло, я даже двигаться не мог. Я должен был увидеть своих детей, настоял, чтобы мне их показали.

Они узнаваемые были. У меня и сейчас эти их фотографии есть. Я орал, кричал, плакал. Рядом трасса проходила, от моих воплей машины останавливались. Люди не могли понять, что случилось, что мужик кричит раненым зверем. Насильно меня увели. Там был как ритуальный зал, они их там оставили, фактически целую неделю вечером заезжал туда и рядом с ними сидел.

Свету, жену мою, нашли самой последней. Мне ее не показали. Потому что там смотреть не на что было… Детей одели, обмыли, все как положено. Там женщина была, она сказала: «Ты не трогай, я все сама сделаю..». Я их ощупал, посмотрел, где, какая кость поломана.

Дочкины бусы

Мне показали место, где мой мальчик упал, я оттуда набрал землю. Где девочка упала, тоже табличка стояла, я подошел и руки на то место положил, какие-то бугорки под пальцами почувствовал. Начал ощупывать, думаю, что же это такое? Трава высокая была, раздвинул и бусинку достал. Потом вторую, потом третью. Это дочкины бусы были… Вот как она упала, они разорвались на шее, и рассыпались там. Волосы на дереве остались. Она по веткам соскользнула, ветки смягчили ее падение…

В Германии, на месте катастрофы поставили памятник. Разорванные бусинки Дианы.

Когда я вернулся в свой дом после похорон, то было чувство, что пришел в пустой дом. Хотя он и был полон людей, но для меня он стал пустым. Жизнь потеряла смысл. Меня одного не оставляли ни на минуту. Рядом постоянно были соседи, братья, сестры, родственники. Отвлекали. Я каждый день ходил на кладбище…

Роковая встреча с Нильсеном

Как только случилась эта трагедия, мою душу терзали вопросы: почему случилась эта авиакатастрофа, кто в ней виноват? Я всегда понимал, что за эту трагедию виновные должны ответить. Затем в этом деле появились какие-то немецкие адвокаты. Я думал, они будут заниматься делом, а им главное было ограбить несчастных родителей погибших детей. Они просили тридцать процентов от суммы денежной компенсации. Что это за адвокаты? Это же грабеж! Вот в этом и заключалась вся их сущность.

Я им сказал, что меня не интересует компенсация. Меня интересуют результаты расследования. Имя диспетчера Петера Нильсена, который был виноват в этой трагедии, я узнал, когда в Германию приехали представители авиакомпании «Башкирские авиалинии». Кто-то из них мне сказал его имя.

Где-то через год после беды, когда мы там были, я случайно услышал, что рядом директор авиадиспетчерской организации, по вине которой два самолета в небе столкнулись. Я сразу говорю: «Где он, покажите мне его?..». Мне показали на какого-то мужчину, я подошел. Он стоял спиной ко мне. Я его так за плечо взял, развернул к себе, спрашиваю: «Ты такой-то?» Он перепугался, говорит: «Я приглашаю вас завтра в офис, приезжайте». Мы приехали втроем: я, адвокат и журналист. А до этого они целый год с нами и разговаривать не хотели. Год прошел, они вообще ни с адвокатом, ни с кем говорить не хотели!

Приехали мы в офис, а он начал рассказывать, сколько тысяч самолетов в небе, две тысячи, три тысячи… Я ему говорю: «Послушай, я что, на экскурсию пришел сюда? Твои сказки буду слушать. Ты мне расскажи, как и что было. Почему вы допустили это?» Он как-то замялся, потом все-таки начал. Комментирует, комментирует, команда диспетчера, разговоры пилотов, все это… Я его спрашиваю: «Пилот дал неправильные команды?» Молчит, голову опустил. «Я тебя спрашиваю…» Опять молчит. Третий раз заорал на него: «Я тебя спрашиваю!…» Он даже голову не поднял. Вот так машет головой, типа да, диспетчер виноват. Не повезло, что не было с нами оператора, не было видеодоказательств разговора. Был только фотограф.

Я говорю: «Приведи этого Нильсена сюда, я хочу посмотреть на него». Отказали. Я честно их предупреждал: «Я к вам приеду. Я так это не оставлю…»

Адрес этого диспетчера узнал через детективное агентство, нанял детектива. Я ему говорил, что хочу поехать и все зафотографировать, как он там живет. Видите, он гуляет на свободе, а детей нет. Но я у детектива не просил его адрес, если бы сказал, что мне нужен его домашний адрес, он бы испугался и отказал. Я просто просил найти его фотографию. Но я точно знал, что мне фотографию дадут и адрес назовут. Так и получилось, они сказали его адрес, где он живет. Клопен, … штрассе, не помню уже. Я поехал поговорить с ним. Он моментально все понял. Там дом на два хозяина был. Я откуда знал, два хозяина или один? Лишних вопросов не задавал, просто на бумажке написал имя, фамилию его. Петер Нильсен. Постучался. Выглянула женщина, я назвал его имя. Она мне говорит: «Там живет…» Я пошел туда. И он сразу все понял.

Я заставил себя уважать…

Когда мне назначили эксперта, который должен был проводить психиатрическую экспертизу, адвокат мой схватился за голову и сказал, что все, мы пропали. У меня была статья серьезная. От 18 лет и до 22 или 24 лет лишения свободы. Эксперта мне назначил жесткого, у него одних титулов было на два тетрадных листа. Мы с ним два дня беседовали через переводчика. Обо всем говорили, и про архитектуру, и про жизнь. И в конце он меня спрашивает: «Что ты ждешь от меня?». Я на него смотрю. Улыбнулся. «Я ничего не жду. Вам дали задание, наверное, обозначили, что вы должны написать. Вы пишите. Я от вас ничего не жду. Мне просто приятно было с вами время провести, поговорить. Какое вам задание поставили, то и выполняйте. Не подводите своих хозяев. Они же вам деньги платят».

Он был обескуражен, он всего от меня ожидал, но только не этого. Он написал заключение, которое повлияло на то, что мне дали восемь лет.

Я никогда не выбирал ни выражения, ничего, все, что думал, так и говорил. Если помните, из «Комсомольской правды» мне позвонил журналист и спросил, знаю ли я немецкий язык. «Нет», — ответил я. «А как вы общаетесь, как вы понимаете?»,- спрашивает меня журналист. Я сказал, зачем мне их собачий язык понимать. И вот это все он продал туда. Знаете, какой там был скандал! На всю Европу, на всю Германию, на всю Швейцарию такой шум был. Прокурор приехал: «Ты сказал так?» Да, я сказал. А что я неправильно сказал? Я так считаю.

Понимаете, я их по-другому приводил в себя. Вот стоит надзиратель. Они же должны показать свою воспитанность, свою культурность, он со мной здоровается. Я на него так смотрю, как будто вообще не заметил, отвернулся, и пошел дальше. Ничего ему не ответил. И он бесился после этого. Или я на работу захожу. Меня там ждут мастер и надзиратель. Когда я подходил к воротам, они отворачивались, чтобы не встретиться со мной взглядом. Но я специально останавливался и смотрел на них. В какой-то момент они поворачивались. И, делать нечего, здоровались. А мне больше ничего не надо. И это было каждый день. Я был доволен, что заставил их поздороваться со мной. Они бесились от этого. Я к чему говорю. Я их заставлял уважать себя. И они это чувствовали.

Ничего не почувствовал

Первые два года я сидел в одиночной камере. На 30 минут в день выпускали на прогулку и все. Покушать принесли, открыли форточку и закрыли. Бронированная дверь. Ни с кем не общаешься. Камера где-то два с половиной метра на три метра. Кровать, унитаз… Когда просился в душ, то в этот день не было прогулки. Как кормили? С голоду не умрешь… Самое страшное, когда не с кем поговорить. И когда человек начинает слушать себя, он может сломаться. Я постоянно себя поддерживал. Внушал себе, чтобы не упасть духом, что я сижу здесь ради своих детей. И я должен выдержать.

В любой момент, когда бы они ни зашли, я должен был выглядеть достойно. Через четыре года меня отпустили, пишут, что «за примерное поведение». А с кем мне там отношения выяснять? С кем мне надо было — я выяснил отношения. А тот же надзиратель — это его работа. Мне ничего плохого не сделали. С теми, кто там сидит? У каждого своя история.

Когда Верховный суд Швейцарии рассматривал мое дело о досрочном освобождении, в составе суда было пять равнозначных судей. Председатель, заместитель и еще три судьи. Председатель и заместитель были немцы. Два француза и один итальянец. Скорее всего, такие понятия, как семья, дети, у французов, у итальянцев, они, наверное, глубокие. И каждый из них выступил, сказал свою точку зрения. Я думаю, именно поэтому меня выпустили. Они понимали, что такое семья и дети.

Что я почувствовал, когда вышел на свободу? Я ничего не почувствовал. Честно говорю. Я себя заставил вообще не думать об этом. Потому что, если бы я думал, на что-то надеялся, а потом — раз, и не сложилось… Тогда бы мне было намного тяжелее перестроиться обратно. Когда меня освобождали, я запомнил, один из надзирателей мне сказал: «Быстро тебя освободили». Я на него так посмотрел… Отвернулся, и пошел.

Если бы Нильсен попросил у меня прощения? Не знаю. Не могу сказать. Скорее всего, удовлетворило бы, если бы он вовремя произнес эти слова. Не через 1,5 года, когда я к нему приехал, а раньше. Повел бы себя как человек. Но он не повел…

Когда меня спрашивают про Европу: как они, что они? Я всегда говорю, что вся их воспитанность, вся эта культура, она как бы такая лицемерная. Ненастоящая. Это оболочка, и она в любой момент может прорваться. И вот сейчас прорвалась. И на Россию обрушилась лавина ненависти. Я это не из-за того говорю, что они мне плохо сделали. Я-то пожил среди них, хоть и в стесненных условиях, но пожил. Я их видел, что они за люди. И понимаю.

Душа, которую оживили

На родине, в Осетии меня встретили очень тепло. Честно скажу, я даже не ожидал, что такая встреча будет. Когда уезжал туда, я знал, что вернусь домой рано или поздно. Но как вернусь, я этого не мог сказать. На своих двоих или ногами вперед, я этого не знал. Когда ехал, то ни на кого не надеялся. Только на себя.

В Ессентуках на кинофестивале «Хрустальный источник» показывали фильм «Непрощенный», который сняли по моей истории с Дмитрием Нагиевым в главной роли. Меня пригласили на этот фестиваль, я приехал. Но кино смотреть не мог, все время смотрел ниже экрана. Честно, я не мог смотреть… Но слышал звук, понимал о чем там речь. В моем понимании в основе этого фильма лежит любовь к семье, любовь к детям. Они это показали.

Я женился, Бог мне дал двоих детей, сына и дочку. Они еще маленькие, им в декабре будет по четыре годика. Сегодня чувства к детям те же самые. Но, если я их старшего брата и сестру мог по заднице шлепнуть, то сейчас это отпадает. Конечно, дети оживили этот дом. И душу. И плач их, и смех их, и их беготня по всему дому. Они могут поехать к бабушке, но только стемнело, они говорят: мы хотим в свой дом. Здесь хорошо, но мы хотим домой. Им нравится дом. Им нравится двор. Им нравится улица. Они идут на улицу, пройдут, со всеми поздороваются за руку. Замечательные дети.

«Знаешь, не провоцируй меня…»

— Виталий Константинович, задавали ли вы себе вопрос, за что мне все это?

— Постоянно задавал этот вопрос. Прокручивал свою жизнь. Не нашел ответа.

— А Бог есть на свете?

— Знаешь, не провоцируй меня…

— Вы ответили. И еще, если бы можно было жизнь отмотать назад до Нильсена, вы бы все так же сделали, зная все?

— Абсолютно.

— Если бы вы это не сделали, вам бы тяжелее жилось?

— Я бы вообще не считал себя человеком. Я бы даже сказал, что когда меня не станет, чтобы меня не хоронили рядом, потому что я их недостоин. Чтобы меня в другом месте закопали, и все.

— Чего еще хочется от жизни?

— Я не знаю, чего бы я хотел. Хотя бы лет на 5-7 быть моложе, чтобы здоровье было более-менее. И для детей какое-то будущее более радужное сделать. Хотел бы быть чуть моложе, чтобы было больше сил, больше здоровья. Дети же пока мелкие, хотя бы до совершеннолетия с ними побыть, чтобы они ни в чем не нуждались, обеспечить их. Больше ничего.

— Дети знают о вашей трагедии?

— Я их водил на кладбище, показывал, что это старший брат, а это старшая сестра. Они видели. Но, конечно, они еще не понимают.

— Характеры у детей разные?

— Да, разные. Пацан благородный, более ответственный. Более домовитый. Ну, мне так кажется.

— Когда вы их забирали из роддома, что чувствовали?

— Тепло их почувствовал…

Из досье «РГ»

Цена ошибок диспетчера

Виталий Калоев, архитектор из Владикавказа, родился 15 января 1956 года. 1 июля 2002 года, на границе Германии и Швейцарии, в небе столкнулись два самолета. Пассажирский ТУ-154 «Башкирских авиалиний» и грузовой «Боинг-757-200» компании «ДNL», который летел из Италии в Барселону. Самолеты столкнулись в воздухе по вине авиадиспетчера Петера Нильсена, следствие установило, что именно он допустил несколько роковых ошибок. В той катастрофе погиб 71 человек, среди них было 52 ребенка. Среди пассажиров была семья Виталия Калоева: жена Светлана, одиннадцатилетний сын Константин и четырехлетняя дочь Диана. Похоронены во Владикавказе.

24 февраля 2004 года Виталий Калоев убил диспетчера Петера Нильсена на пороге его дома. Калоева задержала полиция Швейцарии, он был осужден на восемь лет тюрьмы, через четыре года Верховный суд Швейцарии его освободил.

Живет во Владикавказе, женат вторым браком, в декабре 2018 года у него родилась двойня. Софья и Максим.

Об этой трагедии были сняты художественные фильмы. Швейцарско-германский, где роль Калоева сыграл Арнольд Шварценеггер, и российский — «Непрощенный» с Дмитрием Нагиевым в главной роли.

Большой красивый дом из красного кирпича стоит посередине двора — ухоженного, увитого зеленью. Хозяин — худой, белоголовый от седины, с влажными глазами.

Этот разговор был трудным. Виталий Калоев несколько раз каменел лицом, замолкал, уходил в себя, а когда возвращался, то говорил: «Пойдем покурим…»

Книги, клюшки и улица

Отца моего 1941 году призвали на фронт, а домой он вернулся в ноябре 1945 года.

Он раньше срока ушел из жизни, у него в легких было примерно сорок осколков. Помню руки отца, сильные и надежные. Еще из детства вспоминается наша деревенская улица и хоккей, помню, как воровал у отца доски и делал из них клюшки. В хоккей с пацанами играли просто самозабвенно.

В первый класс я пошел в трусах и в майке. Семья большая у нас, шестеро детей, я самый младший. Тогда все бедно жили… Мать сшила мне что-то похожее на тапочки. Вот во всем этом и пришел в школу. Я любил улицу, и книги любил читать. У нас вообще в семье за книгу дрались всегда — кто первым будет читать.

В школе хорошо учился, с учебой у меня все нормально было. С поведением не всегда, но ничего из рук вон выходящего не было. Так, мальчишеские шалости. После восьмого класса поступил в строительный техникум, а по окончанию учебы меня забрали в армию. Служил в седьмом полку КГБ СССР в Донбассе. Очень сердечный народ там. В увольнение пойдешь, со всех сторон слышишь: «Солдатик, заходи, покушай…»

Армия меня научила ответственности. В 18 лет я чувствовал себя уже ответственным за государство, если так можно сказать. После службы устроился на работу. Отец мне сказал, что хотел бы, чтобы я закончил институт. Я ничего ему не ответил, но отцовские слова запали в душу. На следующий год подал документы и поступил в институт. Я уже вовсю учился, когда в семье об этом узнали. Из института пришло письмо на мое имя, а меня дома не было. Сестра прочитала, и все поняли, что учусь на втором курсе.

Перелом, дефолт, Европа

Я женился, когда мне было почти тридцать пять лет. Почему поздно? Я работал мастером, оклад у меня был сто двадцать рублей, из которых рублей тридцать высчитывали: подоходный налог, за бездетность, комсомольские и профсоюзные взносы. Денег хватало только на сигареты и дорогу. Думал, вот я женюсь, и каждый день тебя будут пилить: то надо, это надо, третье надо…

Со своей первой женой Светланой я познакомился на работе. Вернее, она работала в банке, а я там открывал счет, хотел организовать свое предприятие. Месяцев через восемь после знакомства сыграли свадьбу. Тогда я во Владикавказе неплохо зарабатывал, у меня уже было имя в строительной отрасли. Я такой человек, что в процессе работы все должен проверить, каждую расщелину, каждый шов.

Мы строили какое-то хранилище, я сорвался с шаткого мостика и упал с семиметровой высоты. Тяжелый перелом бедра, почти год не работал. Потом дефолт случился. Непросто все было. Мне предложили поработать в Испании, я поехал…

Европа? Я не сказал бы, что они лучше нас работают, или умнее нас. Я к ним приглядывался, оценивал. Что мне там нравилось, так это комфорт. Все для человека сделано. Строительный инструмент очень хороший. И народ там хороший, я с людьми находил общий язык. Но американские и английские туристы уже тогда себя там вели по-хамски.

Напьются, ночью идут с палками, с битами, стучат по воротам. Жену с детьми к себе позвал, хотел, чтобы они отдохнули. Диана с Костей никогда моря не видели. В Барселоне океанариум хороший был. Хотелось детям праздник подарить.

От моих воплей машины останавливались

Я поехал в аэропорт встречать их 1 июля 2002 года, часа за два до прибытия самолета. На табло светилась информация, что рейс из Москвы задерживается… Потом вообще информация про этот рейс пропала. Вышла какая-то женщина и говорит, кто встречает рейс из Москвы, пройдите туда-то… Я не могу про это вспоминать.

…Утром был уже на месте катастрофы. Долетел самолетом до Цюриха, оттуда на такси примерно сто километров до места трагедии. И то, что я там увидел, это вообще… Эти разбросанные тела детей… В поле и по дороге, и на перекрестках… Километров на десять все раскидано. Видимо, как самолет падал…

Там практически еще никого не было, полиция только разворачивала оцепление. В ближайшей школе стали создавать какой-то штаб, подъехали туда. Там тела детей, они даже не были прикрыты. Страшная картина была. Когда я увидел, я вообще застыл. Не знаю, сколько времени прошло, я даже двигаться не мог. Я должен был увидеть своих детей, настоял, чтобы мне их показали.

Они узнаваемые были. У меня и сейчас эти их фотографии есть. Я орал, кричал, плакал. Рядом трасса проходила, от моих воплей машины останавливались. Люди не могли понять, что случилось, что мужик кричит раненым зверем. Насильно меня увели. Там был как ритуальный зал, они их там оставили, фактически целую неделю вечером заезжал туда и рядом с ними сидел.

Свету, жену мою, нашли самой последней. Мне ее не показали. Потому что там смотреть не на что было… Детей одели, обмыли, все как положено. Там женщина была, она сказала: «Ты не трогай, я все сама сделаю..». Я их ощупал, посмотрел, где, какая кость поломана.

Дочкины бусы

Мне показали место, где мой мальчик упал, я оттуда набрал землю. Где девочка упала, тоже табличка стояла, я подошел и руки на то место положил, какие-то бугорки под пальцами почувствовал. Начал ощупывать, думаю, что же это такое? Трава высокая была, раздвинул и бусинку достал. Потом вторую, потом третью. Это дочкины бусы были… Вот как она упала, они разорвались на шее, и рассыпались там. Волосы на дереве остались. Она по веткам соскользнула, ветки смягчили ее падение…

В Германии, на месте катастрофы поставили памятник. Разорванные бусинки Дианы.

Когда я вернулся в свой дом после похорон, то было чувство, что пришел в пустой дом. Хотя он и был полон людей, но для меня он стал пустым. Жизнь потеряла смысл. Меня одного не оставляли ни на минуту. Рядом постоянно были соседи, братья, сестры, родственники. Отвлекали. Я каждый день ходил на кладбище…

Роковая встреча с Нильсеном

Как только случилась эта трагедия, мою душу терзали вопросы: почему случилась эта авиакатастрофа, кто в ней виноват? Я всегда понимал, что за эту трагедию виновные должны ответить. Затем в этом деле появились какие-то немецкие адвокаты. Я думал, они будут заниматься делом, а им главное было ограбить несчастных родителей погибших детей. Они просили тридцать процентов от суммы денежной компенсации. Что это за адвокаты? Это же грабеж! Вот в этом и заключалась вся их сущность.

Я им сказал, что меня не интересует компенсация. Меня интересуют результаты расследования. Имя диспетчера Петера Нильсена, который был виноват в этой трагедии, я узнал, когда в Германию приехали представители авиакомпании «Башкирские авиалинии». Кто-то из них мне сказал его имя.

Где-то через год после беды, когда мы там были, я случайно услышал, что рядом директор авиадиспетчерской организации, по вине которой два самолета в небе столкнулись. Я сразу говорю: «Где он, покажите мне его?..». Мне показали на какого-то мужчину, я подошел. Он стоял спиной ко мне. Я его так за плечо взял, развернул к себе, спрашиваю: «Ты такой-то?» Он перепугался, говорит: «Я приглашаю вас завтра в офис, приезжайте». Мы приехали втроем: я, адвокат и журналист. А до этого они целый год с нами и разговаривать не хотели. Год прошел, они вообще ни с адвокатом, ни с кем говорить не хотели!

Приехали мы в офис, а он начал рассказывать, сколько тысяч самолетов в небе, две тысячи, три тысячи… Я ему говорю: «Послушай, я что, на экскурсию пришел сюда? Твои сказки буду слушать. Ты мне расскажи, как и что было. Почему вы допустили это?» Он как-то замялся, потом все-таки начал. Комментирует, комментирует, команда диспетчера, разговоры пилотов, все это… Я его спрашиваю: «Пилот дал неправильные команды?» Молчит, голову опустил. «Я тебя спрашиваю…» Опять молчит. Третий раз заорал на него: «Я тебя спрашиваю!…» Он даже голову не поднял. Вот так машет головой, типа да, диспетчер виноват. Не повезло, что не было с нами оператора, не было видеодоказательств разговора. Был только фотограф.

Я говорю: «Приведи этого Нильсена сюда, я хочу посмотреть на него». Отказали. Я честно их предупреждал: «Я к вам приеду. Я так это не оставлю…»

Адрес этого диспетчера узнал через детективное агентство, нанял детектива. Я ему говорил, что хочу поехать и все зафотографировать, как он там живет. Видите, он гуляет на свободе, а детей нет. Но я у детектива не просил его адрес, если бы сказал, что мне нужен его домашний адрес, он бы испугался и отказал. Я просто просил найти его фотографию. Но я точно знал, что мне фотографию дадут и адрес назовут. Так и получилось, они сказали его адрес, где он живет. Клопен, … штрассе, не помню уже. Я поехал поговорить с ним. Он моментально все понял. Там дом на два хозяина был. Я откуда знал, два хозяина или один? Лишних вопросов не задавал, просто на бумажке написал имя, фамилию его. Петер Нильсен. Постучался. Выглянула женщина, я назвал его имя. Она мне говорит: «Там живет…» Я пошел туда. И он сразу все понял.

Я заставил себя уважать…

Когда мне назначили эксперта, который должен был проводить психиатрическую экспертизу, адвокат мой схватился за голову и сказал, что все, мы пропали. У меня была статья серьезная. От 18 лет и до 22 или 24 лет лишения свободы. Эксперта мне назначил жесткого, у него одних титулов было на два тетрадных листа. Мы с ним два дня беседовали через переводчика. Обо всем говорили, и про архитектуру, и про жизнь. И в конце он меня спрашивает: «Что ты ждешь от меня?». Я на него смотрю. Улыбнулся. «Я ничего не жду. Вам дали задание, наверное, обозначили, что вы должны написать. Вы пишите. Я от вас ничего не жду. Мне просто приятно было с вами время провести, поговорить. Какое вам задание поставили, то и выполняйте. Не подводите своих хозяев. Они же вам деньги платят».

Он был обескуражен, он всего от меня ожидал, но только не этого. Он написал заключение, которое повлияло на то, что мне дали восемь лет.

Я никогда не выбирал ни выражения, ничего, все, что думал, так и говорил. Если помните, из «Комсомольской правды» мне позвонил журналист и спросил, знаю ли я немецкий язык. «Нет», — ответил я. «А как вы общаетесь, как вы понимаете?»,- спрашивает меня журналист. Я сказал, зачем мне их собачий язык понимать. И вот это все он продал туда. Знаете, какой там был скандал! На всю Европу, на всю Германию, на всю Швейцарию такой шум был. Прокурор приехал: «Ты сказал так?» Да, я сказал. А что я неправильно сказал? Я так считаю.

Понимаете, я их по-другому приводил в себя. Вот стоит надзиратель. Они же должны показать свою воспитанность, свою культурность, он со мной здоровается. Я на него так смотрю, как будто вообще не заметил, отвернулся, и пошел дальше. Ничего ему не ответил. И он бесился после этого. Или я на работу захожу. Меня там ждут мастер и надзиратель. Когда я подходил к воротам, они отворачивались, чтобы не встретиться со мной взглядом. Но я специально останавливался и смотрел на них. В какой-то момент они поворачивались. И, делать нечего, здоровались. А мне больше ничего не надо. И это было каждый день. Я был доволен, что заставил их поздороваться со мной. Они бесились от этого. Я к чему говорю. Я их заставлял уважать себя. И они это чувствовали.

Ничего не почувствовал

Первые два года я сидел в одиночной камере. На 30 минут в день выпускали на прогулку и все. Покушать принесли, открыли форточку и закрыли. Бронированная дверь. Ни с кем не общаешься. Камера где-то два с половиной метра на три метра. Кровать, унитаз… Когда просился в душ, то в этот день не было прогулки. Как кормили? С голоду не умрешь… Самое страшное, когда не с кем поговорить. И когда человек начинает слушать себя, он может сломаться. Я постоянно себя поддерживал. Внушал себе, чтобы не упасть духом, что я сижу здесь ради своих детей. И я должен выдержать.

В любой момент, когда бы они ни зашли, я должен был выглядеть достойно. Через четыре года меня отпустили, пишут, что «за примерное поведение». А с кем мне там отношения выяснять? С кем мне надо было — я выяснил отношения. А тот же надзиратель — это его работа. Мне ничего плохого не сделали. С теми, кто там сидит? У каждого своя история.

Когда Верховный суд Швейцарии рассматривал мое дело о досрочном освобождении, в составе суда было пять равнозначных судей. Председатель, заместитель и еще три судьи. Председатель и заместитель были немцы. Два француза и один итальянец. Скорее всего, такие понятия, как семья, дети, у французов, у итальянцев, они, наверное, глубокие. И каждый из них выступил, сказал свою точку зрения. Я думаю, именно поэтому меня выпустили. Они понимали, что такое семья и дети.

Что я почувствовал, когда вышел на свободу? Я ничего не почувствовал. Честно говорю. Я себя заставил вообще не думать об этом. Потому что, если бы я думал, на что-то надеялся, а потом — раз, и не сложилось… Тогда бы мне было намного тяжелее перестроиться обратно. Когда меня освобождали, я запомнил, один из надзирателей мне сказал: «Быстро тебя освободили». Я на него так посмотрел… Отвернулся, и пошел.

Если бы Нильсен попросил у меня прощения? Не знаю. Не могу сказать. Скорее всего, удовлетворило бы, если бы он вовремя произнес эти слова. Не через 1,5 года, когда я к нему приехал, а раньше. Повел бы себя как человек. Но он не повел…

Когда меня спрашивают про Европу: как они, что они? Я всегда говорю, что вся их воспитанность, вся эта культура, она как бы такая лицемерная. Ненастоящая. Это оболочка, и она в любой момент может прорваться. И вот сейчас прорвалась. И на Россию обрушилась лавина ненависти. Я это не из-за того говорю, что они мне плохо сделали. Я-то пожил среди них, хоть и в стесненных условиях, но пожил. Я их видел, что они за люди. И понимаю.

Душа, которую оживили

На родине, в Осетии меня встретили очень тепло. Честно скажу, я даже не ожидал, что такая встреча будет. Когда уезжал туда, я знал, что вернусь домой рано или поздно. Но как вернусь, я этого не мог сказать. На своих двоих или ногами вперед, я этого не знал. Когда ехал, то ни на кого не надеялся. Только на себя.

В Ессентуках на кинофестивале «Хрустальный источник» показывали фильм «Непрощенный», который сняли по моей истории с Дмитрием Нагиевым в главной роли. Меня пригласили на этот фестиваль, я приехал. Но кино смотреть не мог, все время смотрел ниже экрана. Честно, я не мог смотреть… Но слышал звук, понимал о чем там речь. В моем понимании в основе этого фильма лежит любовь к семье, любовь к детям. Они это показали.

Я женился, Бог мне дал двоих детей, сына и дочку. Они еще маленькие, им в декабре будет по четыре годика. Сегодня чувства к детям те же самые. Но, если я их старшего брата и сестру мог по заднице шлепнуть, то сейчас это отпадает. Конечно, дети оживили этот дом. И душу. И плач их, и смех их, и их беготня по всему дому. Они могут поехать к бабушке, но только стемнело, они говорят: мы хотим в свой дом. Здесь хорошо, но мы хотим домой. Им нравится дом. Им нравится двор. Им нравится улица. Они идут на улицу, пройдут, со всеми поздороваются за руку. Замечательные дети.

«Знаешь, не провоцируй меня…»

— Виталий Константинович, задавали ли вы себе вопрос, за что мне все это?

— Постоянно задавал этот вопрос. Прокручивал свою жизнь. Не нашел ответа.

— А Бог есть на свете?

— Знаешь, не провоцируй меня…

— Вы ответили. И еще, если бы можно было жизнь отмотать назад до Нильсена, вы бы все так же сделали, зная все?

— Абсолютно.

— Если бы вы это не сделали, вам бы тяжелее жилось?

— Я бы вообще не считал себя человеком. Я бы даже сказал, что когда меня не станет, чтобы меня не хоронили рядом, потому что я их недостоин. Чтобы меня в другом месте закопали, и все.

— Чего еще хочется от жизни?

— Я не знаю, чего бы я хотел. Хотя бы лет на 5-7 быть моложе, чтобы здоровье было более-менее. И для детей какое-то будущее более радужное сделать. Хотел бы быть чуть моложе, чтобы было больше сил, больше здоровья. Дети же пока мелкие, хотя бы до совершеннолетия с ними побыть, чтобы они ни в чем не нуждались, обеспечить их. Больше ничего.

— Дети знают о вашей трагедии?

— Я их водил на кладбище, показывал, что это старший брат, а это старшая сестра. Они видели. Но, конечно, они еще не понимают.

— Характеры у детей разные?

— Да, разные. Пацан благородный, более ответственный. Более домовитый. Ну, мне так кажется.

— Когда вы их забирали из роддома, что чувствовали?

— Тепло их почувствовал…

Из досье «РГ»

Цена ошибок диспетчера

Виталий Калоев, архитектор из Владикавказа, родился 15 января 1956 года. 1 июля 2002 года, на границе Германии и Швейцарии, в небе столкнулись два самолета. Пассажирский ТУ-154 «Башкирских авиалиний» и грузовой «Боинг-757-200» компании «ДNL», который летел из Италии в Барселону. Самолеты столкнулись в воздухе по вине авиадиспетчера Петера Нильсена, следствие установило, что именно он допустил несколько роковых ошибок. В той катастрофе погиб 71 человек, среди них было 52 ребенка. Среди пассажиров была семья Виталия Калоева: жена Светлана, одиннадцатилетний сын Константин и четырехлетняя дочь Диана. Похоронены во Владикавказе.

24 февраля 2004 года Виталий Калоев убил диспетчера Петера Нильсена на пороге его дома. Калоева задержала полиция Швейцарии, он был осужден на восемь лет тюрьмы, через четыре года Верховный суд Швейцарии его освободил.

Живет во Владикавказе, женат вторым браком, в декабре 2018 года у него родилась двойня. Софья и Максим.

Об этой трагедии были сняты художественные фильмы. Швейцарско-германский, где роль Калоева сыграл Арнольд Шварценеггер, и российский — «Непрощенный» с Дмитрием Нагиевым в главной роли.

Десять лет назад в небе над Германией произошла авиакатастрофа, в результате которой погибли 52 ребенка и 19 взрослых — пассажиры и экипаж Ту-154 и грузового Boeing-757, столкнувшихся в результате ошибки швейцарских авиадиспетчеров.

В ночь с 1 на 2 июля 2002 года в Германии в районе Боденского озера на высоте 12 тысяч метров столкнулись российский пассажирский авиалайнер Ту‑154 компании «Башкирские авиалинии», выполнявший чартерный рейс из Москвы в Барселону (Испания), и грузовой самолет Boeing‑757 компании международных авиаперевозок DHL, летевший из Бергамо (Италия) в Брюссель (Бельгия). На борту Ту‑154 находились 12 членов экипажа и 57 пассажиров — 52 ребенка и пять взрослых. Большинство детей направлялись на отдых в Испанию в качестве поощрения за отличную учебу Комитетом по делам ЮНЕСКО Башкирии. По трагической случайности в самолете находилась семья из Владикавказа — Светлана Калоева с 10‑летним Костей и 4‑летней Дианой, которая летела к мужу, Виталию Калоеву, в Испанию, где тот работал по контракту. Грузовым «Боингом» управляли два пилота.

От столкновения Ту‑154 развалился в воздухе на несколько частей, упавших в окрестностях немецкого города Юберлинген.

В результате авиакатастрофы погиб 71 человек — 52 ребенка и 19 взрослых.

Трагедия произошла через несколько минут после того, как немецкие диспетчеры передали сопровождение российского самолета швейцарским коллегам из центра воздушного контроля «Скайгайд» (SkyGuide), действующего в одном их крупнейших европейских аэропортов Цюрих‑Клотен (Швейцария).

В ту ночь в авиадиспетчерском центре «Скайгайд» на рабочем месте находился один дежурный диспетчер вместо положенных двух — Питер Нильсен. Он отдал экипажу Ту‑154 команду на снижение, когда сближавшиеся самолеты уже не могли занять безопасные эшелоны.

Основная аппаратура телефонной связи и автоматического оповещения персонала центра об опасном сближении самолетов была отключена. Не работали основная и резервная телефонные линии. Диспетчер из германского города Карлсруэ, заметивший опасное сближение самолетов,11 раз пытался дозвониться — и безуспешно.

После авиакатастрофы Нильсен был отстранен от работы, а в отношении компании «Скайгайд» и ее руководства швейцарские следственные органы провели уголовное расследование.

24 февраля 2004 года Питер Нильсен был убит в своем доме в пригороде Цюриха Клотене гражданином России Виталием Калоевым, потерявшим в авиакатастрофе над Боденским озером всю свою семью — жену, дочь и сына. В этот день Калоев пришел к дому диспетчера, чтобы показать ему фотографии погибших жены и детей, но Нильсен его оттолкнул, и фотографии упали на землю, что привело к потере контроля над собой убитого горем человека.

В октябре 2005 года Калоев был признан виновным в убийстве и приговорен к восьми годам заключения.  В ноябре 2007 года он был досрочно освобожден и вернулся на родину, в Северную Осетию. В 2008 году Виталий Калоев был назначен заместителем министра строительства и архитектуры Республики Северная Осетия ‑ Алания.

Сразу после катастрофы швейцарская компания «Скайгайд» возложила всю вину на российских пилотов, которые, по ее мнению, плохо понимали указания диспетчера по‑английски.

В мае 2004 года Федеральное ведомство по расследованию авиационных происшествий Германии опубликовало заключение по итогам расследования катастрофы.

Эксперты признали, что в столкновении пассажирского авиалайнера Ту‑154 авиакомпании «Башкирские авиалинии» с грузовым «Боингом» виновны швейцарские диспетчеры из «Скайгайд».

Диспетчерский центр в Цюрихе вовремя не заметил опасности схождения на одном эшелоне двух самолетов. Экипаж российского Ту‑154 выполнял команду диспетчера на снижение, несмотря на то, что бортовая система обеспечения безопасности полетов ТИКАС требовала срочно набрать высоту.

Только после публикации отчета компания «Скайгайд» признала свои ошибки и, спустя два года после катастрофы, ее директор Ален Россье принес извинения семьям погибших. 19 мая 2004 года президент Швейцарии Йозеф Дайсс направил президенту России Владимиру Путину официальное письмо с извинениями за авиакатастрофу над Боденским озером.

В декабре 2006 года директор «Скайгайд» Ален Россье подал в отставку.

В сентябре 2007 года окружной суд швейцарского города Бюлах признал четверых сотрудников авиадиспетчерской службы «Скайгайд» виновными в преступной халатности, приведшей к авиакатастрофе над Боденским озером. Всего перед судом предстали восемь сотрудников швейцарской компании. Обвиняемые отказались признать свою вину, переложив ее на убитого диспетчера Питера Нильсена.

Четверо менеджеров «Скайгайд» были признаны виновными в непредумышленном убийстве. Трое из них были приговорены к условному заключению, один — к штрафу. Четверо других обвиняемых оправданы.

После опубликования отчета Федерального ведомства по расследованию авиационных происшествий в мае 2004 года адвокаты родственников погибших обратились в «Скайгайд» с требованием компенсации.

Компания «Скайгайд» предложила семьям жертв катастрофы определенную компенсацию при условии нерассмотрения их иска в одном из судов США. Часть семей не согласилась с этим предложением и на заседании комитета родителей погибших детей в июне 2004 года в Уфе, в котором приняли участие 29 человек, было принято решение отстаивать свои права, в том числе и по выплате компенсаций, в судебном порядке.

1 июля 2004 года стало известно, что иски в суды США и Испании на швейцарскую диспетчерскую службу «Скайгайд» направили 30 семей, потерявших родных в авиакатастрофе над Боденским озером.

В феврале 2010 года Федеральный административный суд Швейцарии отказался увеличить размеры выплат компенсации родственникам жертв авиакатастрофы.

В соответствии с нормами швейцарского законодательства решение федерального административного суда могло быть обжаловано федеральном суде, куда своевременно была подана апелляция от родственников погибших.

8 мая 2011 года Федеральный суд Швейцарии окончательно отклонил апелляцию с требованием увеличить размеры выплат компенсации родственникам жертв авиакатастрофы. Размеры выплат компенсации лишившимся детей россиянам составили около 33 тысяч швейцарских франков (37 тысяч долларов) на одного погибшего.

В память о погибших в авиакатастрофе над Боденским озером ежегодно проходят траурные мероприятия. В июле 2003 года на Южном кладбище города Уфы был открыт мемориальный комплекс, посвященный жертвам катастрофы.

В 2004 году на месте трагедии в германском городе Юберлинген был открыт памятник погибшим в авиакатастрофе, представляющий собой разорванное колье, жемчужины которого разлетелись по траектории обломков двух самолетов.

В 2006 году в Цюрихе, напротив здания компании «Скайгайд», была установлена стела из стекла и камня, представляющая собой спираль, на которой установлены 72 свечи в память о 71 жертве авиакатастрофы и убитом авиадиспетчере.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Ровно 20 лет назад в небе над Германией произошла страшная трагедия. Российский пассажирский самолёт Ту-154М, следовавший из Москвы в Испанию, из-за ошибки диспетчера столкнулся с грузовым Boeing-757, принадлежавшим компании DHL. В авиакатастрофе не выжил никто — её жертвами стали 71 человек, в том числе 65 россиян.

Доверились диспетчеру

Из 60 пассажиров на борту российского самолёта 52 были детьми разного возраста. Почти все они были из Башкирии и летели отдыхать в Испанию по путёвкам от республиканского комитета по делам ЮНЕСКО.

Трагедии предшествовала роковая ошибка — в Москве организаторы привезли детей в аэропорт Шереметьево вместо Домодедова, поэтому на изначально запланированный рейс группа не успела. В итоге всех пересадили на борт Ту-154М, срочно прилетевший ради этого вместе с экипажем из Уфы.

Согласно официальному отчёту о причинах трагедии, российский пассажирский самолёт и грузовой «Боинг» летели над Германией примерно на одной высоте, оба борта координировал диспетчерский центр в Цюрихе. На момент опасного сближения лайнеров у мониторов остался только один диспетчер из двух.

Диспетчер швейцарской компании аэронавигации Skyguide Петер Нильсен следил одновременно за несколькими бортами на двух мониторах — своём и коллеги. Он дал команду российскому экипажу снижаться, а экипажу грузового самолёта — набирать высоту, несмотря на то что система  безопасности на борту обоих лайнеров сигнализировала пилотам, что нужно предпринять обратные действия.

Комиссия, расследовавшая авиакатастрофу, признала одной из главных причин трагедии ошибочные указания Нильсена.

Экипажи разбившихся бортов, согласно правилам полётов того времени, были обязаны в первую очередь выполнять указания диспетчера, а не системы предупреждения столкновения самолётов в воздухе (TCAS), предупреждавшей об опасном сближении лайнеров. Уже после трагического столкновения над Боденским озером правила были изменены, и приоритетными для лётчиков сделали именно команды бортовых систем безопасности. 

После оглашения отчёта о расследовании в феврале 2004 года разыгрался второй акт воздушной трагедии. Петер Нильсен был убит архитектором из Владикавказа Виталием Калоевым, который потерял в авиакатастрофе жену, сына и дочь. Калоева признали ограниченно вменяемым и осудили на восемь лет лишения свободы. В ноябре 2007 года он был освобождён за примерное поведение и вернулся домой. В том же году троим менеджерам Skyguide дали условный срок, одному присудили штраф, а вину ещё четырёх сотрудников компании доказать не удалось — они были оправданы.

«Без неба жить не смогу»

Мануэлла, дочь Александра Гросса, командира разбившегося Ту-154М, работала стюардессой в «Башкирских авиалиниях» вместе с отцом.

По её словам, семья у них всегда была «лётная»: мама, Валентина, — бывшая стюардесса, а младшая сестра Мануэллы работала в аэропорту Уфы. Вместе с отцом Мануэлла летала только пару раз — по негласным правилам, родственников в один экипаж обычно не допускают.

Женщина вспоминает, что накануне катастрофы она вместе с сестрой подвозила Александра Михайловича на машине с дачи в аэропорт Уфы.

«И у меня, и у папы тогда был выходной, но у меня на следующий день уже стоял рейс, поэтому мне лететь тогда не предложили», — пояснила Мануэлла.

Со слов дочери погибшего командира экипажа, так как предстоящий рейс в Барселону был внеплановым, экипаж на него набирался из сотрудников, разъехавшихся на выходные. Ничего необычного в этом не было — по правилам нужно, чтобы между полётами весь лётный состав успел отдохнуть.

Первым об авиакатастрофе, по словам Мануэллы, узнал лучший друг отца, его коллега. От него семья пилота и узнала о случившемся.

«Весь аэропорт тогда плакал: и папу, и коллег, что с ним были в том рейсе, все знали, уважали и любили. О пенсии отец даже не думал, собирался летать, пока не спишет медкомиссия. Он побывал во многих странах, облетел всю Россию вдоль и поперёк, — вспоминает Мануэлла. — Но самым любимым местом для него был, пожалуй, родной Белорецк. Он старался бывать там не только в отпуске, но и в длинные выходные. Всегда хотел свой дом за городом и даже начал его строить. А закончили мы его уже после смерти папы».

Дочь Гросса летала на место крушения в июле 2002 года, чтобы опознать тело отца, прилетала в Германию на первую годовщину катастрофы. Мануэлла проработала стюардессой до 2007 года, когда «Башкирские авиалинии» были ликвидированы: «Даже после случившегося с папой я продолжала летать. Понимала, что без неба не смогу. Авиация — это навсегда, там всё по-другому и люди раскрываются совсем по-разному».

«Я всех их знал»

Вячеслав Щиглинцев на момент авиакатастрофы работал бортинженером на «Башкирских авиалиниях» и возглавлял профсоюз эскадрильи, из которой был погибший экипаж.

Об авиакатастрофе в небе над Германией он узнал в отпуске из утренних новостей.

«Я тогда был с семьёй в Сочи, отдыхал. Утром собираемся вылетать домой, тут жена видит новости по телевизору, меня зовёт: «Ой, смотри, там ваши!». Я сначала не поверил, — вспоминает в беседе с RT бывший бортинженер. — Я всех их знал. Кого-то лучше, кого-то хуже, периодически мы вместе летали».

По воспоминаниям Щиглинцева, с погибшим коллегой Олегом Валеевым они пять лет проработали на авиационно-технической базе, потом в 1991 году вместе изучали управление Ту-154 в центре лётной подготовки в Ульяновске и вместе поступили в Московский институт гражданской авиации.

«Бортинженер вообще изначально работает на земле, чтобы лучше знать матчасть, всё освоить. И только потом, когда он наберётся опыта, самого достойного берут в небо», — добавил Вячеслав.

С проверяющим с разбившегося борта Олегом Григорьевым и вторым пилотом Муратом Иткуловым он учился управлять Ан-24: по сложившейся со времён СССР практике, сначала будущие члены экипажа проходили управление Ан-2, потом Ан-24, а потом уже Ту-134 или Ту-154.

Из рассказов коллег Вячеслав узнал, что российский экипаж пытался избежать столкновения даже после приказа диспетчера Петера Нильсена начать снижение, хотя в 2002 году систему TCAS только устанавливали в самолёты российских авиакомпаний и на том этапе она использовалась как дополнительный инструмент.

Как объяснил бортинженер, когда между самолётами остаётся 40 секунд, вне зависимости от высоты и скорости набора высоты или снижения экран TCAS мигает жёлтым и показывает, где второй самолёт. А если между лайнерами осталось 15 секунд — экран загорается красным, и программа отдаёт приказ на снижение или набор высоты, чтобы развести самолёты.

«Правильно, конечно, было бы нашему борту набрать высоту, а грузовому — снизиться. Система буквально кричала нашему борту о наборе высоты, а диспетчер по ошибке сказал наоборот, — вспоминает Вячеслав.

— Наш КВС скомандовал: «Ребята, смотрите во все глаза! Он где-то внизу!». Было раннее утро, светало, и они его увидели — слева и снизу. Экипаж отклонил штурвал на себя, но самолёт очень тяжёлый, взлётный вес, если я не ошибаюсь, больше 100 тонн. Не хватило буквально нескольких секунд».

По словам бортинженера, столкновение над Боденским озером было страшным ударом и для авиакомпании: с самолётами «Башкирских авиалиний» до 2002 года не было никаких серьёзных происшествий, а уж тем более с такими потерями. Через пять лет после случившегося компанию ликвидировали, и Вячеслав Щиглинцев вместе с коллегами продолжил работу уже в уфимском отделении компании «Ютейр».

«Летать после случившегося было нестрашно. Есть такой фильм «Спецназ», там как раз есть такая фраза: «А нас этому учили!», — делится Вячеслав. — Я свою лётную деятельность закончил только в январе 2014 года и то только потому, что все Ту-154 у нас сократили в угоду «Боингам». А так бы, может быть, ещё летал».

Вечная память

2 июля 2022 года родственники и друзья погибших в Боденской авиакатастрофе по традиции соберутся на Южном кладбище Уфы, где похоронены 53 из 69 погибших в авиакатастрофе. Для всех собравшихся пройдут православная и мусульманская поминальные службы.

Также в этот день традиционно возлагают венки и цветы к мемориалу в аэропорту Уфы — туда приезжают бывшие сотрудники аэропорта и вышедшие на пенсию коллеги погибшего экипажа.

Панихиды по погибшим неоднократно проводились и недалеко от места крушения — в окрестностях немецкого города Юберлинге, где на пшеничном поле установлен мемориал Die zerrissene Perlenkette («Разорванная жемчужная нить»). В его основу легло найденное на месте трагедии жемчужное ожерелье дочери Виталия Калоева Дианы.