Двойная ошибка малена лав

Двойная ошибка

Аля Морейно

Глава 1

Леонид

На сцене появляются всё новые и новые дети. Танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах. Пытаюсь изображать заинтересованность, но ничего не цепляет. Дети есть дети. Как бы они ни старались, им далеко до настоящих певцов, танцоров и музыкантов, а я – перфекционист. Люблю слушать красивое чистое музыкальное и вокальное исполнение и смотреть на безукоризненно отточенные движения танцоров. Да, я – циник, и отрицать это не собираюсь.

Время тянется предательссски медленно. Мне предстоит выбрать из конкурсантов самого талантливого, но все выступления сливаются в один разноцветно-музыкальный поток и вычленить из него что-то запоминающееся никак не представляется возможным. После презентации своего номера каждый участник толкает мотивационную речь – рассказывает, для чего и как сильно он хочет ноутбук – главный приз этого мероприятия. Дурацкий конкурс. Почему мы не можем подарить подарки всем нуждающимся? Вряд ли для босса это такие существенные деньги.

А всё просто. Он и одним ноутбуком неплохо плюсов себе в карму заработает. Зачем дополнительные траты? Бизнес – циничный, расчётливый и далёкий от сострадания. А вся эта имитация благотворительности есть не что иное, как завуалированная самореклама и заискивание перед властями, которые, в свою очередь, отчитаются наверх о проведении благотворительного мероприятия и тоже получат плюсы в карму.

Конферансье объявляет следующий номер. Даже не слушаю. Какой смысл, если я всё равно не в состоянии запомнить имена и фамилии? Понадобится – помощница подскажет.

Морозов – тот её шутник. Надо же было додуматься послать судить этот конкурс меня! Я – бездетный и ещё очень далёк от состояния, когда серьёзные взрослые дяди корчат нелепо-восторженные рожи и умиляются детскими песнями и плясками. Почему шеф решил, что я смогу всё это посмотреть-послушать, отобрать победителя и вручить ему главный приз?

Впрочем, на вопрос «почему» ответ как раз-таки у меня имеется. Поскольку он послал меня в здешний филиал с проверкой, то какой смысл платить другому сотруднику, чтобы он тащился специально ради детского конкурса? Морозов же за копейку удавится, а так – явная экономия на командировочных.

Из-за его жадности мне приходится сидеть в импровизированном жюри и делать вид, что увлечён происходящим на сцене. Помощница Алла Сергеевна, которую мне выделили из благотворительного фонда, шепчет на ухо, пытаясь дать краткую справку по каждому выступающему ребёнку. Эта информация мне совершенно ни к чему. Какое мне дело до нищих и пьющих родителей, многодетных семей и матерей-одиночек? К рождению детей люди должны подходить ответственно. Если уж обзавёлся младенцем, то будь добр заработай ему на еду, одежду и что там ещё обычно детям покупают.

На сцене появляются мальчик с девочкой. Вероятно, брат и сестра, явно нерусские. Это наблюдение меня нервирует – с некоторых пор отношусь к ним с предубеждением.

Мальчик садится за рояль, а девочка подходит к микрофону и начинает петь. На удивление, исполнение меня не раздражает. Прикрываю глаза и слышу совсем другой голос… Голос моей боли. Голос девушки, которая так и осталась в том страшном лете десять лет назад. Эта малышка чем-то даже похожа на неё. И поёт очень хорошо для своего возраста – это очевидно даже неспециалисту.

Когда пара заканчивает выступление, мальчик подходит к сестре, берёт её за руку, и они кланяются. Он забирает у девочки микрофон и представляется.

– Меня зовут Арслан, а мою сестру Эдже. Мы живём втроём с мамой. В школе мы учимся на отлично. Но мама много денег тратит на квартиру, еду и наши занятия музыкой. Она не может купить компьютер, он стоит слишком дорого. Поэтому во время карантина, когда все учились дистанционно, мы не смогли посещать онлайн уроки вместе с классом. Нам очень нужен ноутбук для учёбы. Вдруг снова будет карантин?

На меня смотрят две пары чёрных глаз, остро напоминающие мне о старой боли. Наверное, если бы у нас с Ней были дети, они были бы похожи на этих маленьких музыкантов.

Внезапно накатывает злость. О чём думают мамаши, когда бездумно рожают детей, не имея возможности дать им нормальное детство и образование? Ведь все участники, которые сегодня выступали на сцене, одинаково нуждаются в помощи, не могут полноценно учиться в школе в условиях карантина, да и питаются наверняка плохо и нерегулярно.

Алла Сергеевна шепчет на ухо:

– Давайте выберем эту пару? Дети очень талантливые, и в школе их хвалят. Мы регулярно следим за нашими подопечными и знаем все их проблемы. Семья хорошая, мать непьющая, без вредных привычек, но одинокая. Высшего образования нет, работа и зарплата соответствующая. Живут на съёмной квартире. Там если есть чем накормить детей, то хорошо. А мать ещё оплачивает им занятия музыкой. Компьютер она им никогда не купит. И потом, их двое. Одним махом сразу двоих осчастливить можем.

Я тоже склоняюсь отдать компьютер именно им. Как ни крути, а выступление этого дуэта не оставило меня равнодушным. Снова смотрю на две пары чёрных глаз, так напоминающих мне о старой боли. И почему-то злюсь на их непутёвую мать, которая наверняка нагуляла их с каким-то нерусским. Где были её мозги, когда она ложилась с ним в постель? И я делаю свой выбор:

– Нет, мне больше понравилась та танцовщица, что была перед ними.

– Уверены?

– Абсолютно.

Участники выходят на сцену для объявления победителя и вручения призов. Я поднимаюсь к ним и оглашаю своё решение. Вручаю выбранной девочке коробку с ноутбуком, раздаю остальным участникам пакеты с утешительными подарками. Снова натыкаюсь на чёрные глаза, на сей раз полные слёз, и покидаю этот аукцион лицемерной щедрости.

Как и предполагал Морозов, в этом филиале что-то определённо не так. С виду – всё абсолютно гладко, без эксцессов и происшествий. Тишь да гладь, отчёты – хоть на выставку отправляй. Просто образцовый филиал. Если бы не одно «но»: в последнее время прибыль неуклонно ползёт вниз, несмотря на модернизацию производства и ощутимые финансовые вливания. Директор филиала красиво поёт и пытается задурить мне голову, но я давно ненавижу любые песни.

Всё указывает на то, что придётся как следует попотеть, чтобы распутать этот змеиный клубок, и за пару дней я тут не управлюсь. Мне это совсем не нравится…

Я обещал Инге сопровождать её через неделю на торжественном открытии нового объекта, проектированием которого она руководила. Это – её первый полностью самостоятельный проект. Знаю, сколько сил она вложила и как он важен для неё, поэтому никак не могу подвести. А значит, я должен либо управиться тут за неделю, либо мне придётся мотнуться в столицу, чтобы поддержать жену, и снова вернуться в филиал.

Но нет худа без добра. Случайно узнаю, что в этом городе обитают два мои одноклассника, с которыми не виделся с окончания школы. Созваниваемся с парнями и договариваемся устроить в субботу вечером мини-встречу выпускников.

С Венькой и Максом мы никогда не были близкими друзьями, но держались в одной группировке бедняков, помогали друг другу и вместе защищались от нападок мажоров.

После окончания школы нас разбросало по разным городам и университетам. Я спустя год оказался в столице, на родину возвращался изредка и неохотно – очень уж болезненные воспоминания связывали меня с этим местом, и рана никак не затягивалась даже спустя много лет.

Бывшие одноклассники остались всё такими же балагурами. Вечер проходит весело и традиционно для всех таких встреч. Каждый, бессовестно привирая, рассказывает сказки о собственных успехах и достижениях, а потом сплетничает, что ему известно об общих знакомых. Думаете, сплетни – удел женщин? Отнюдь, мужчинам тоже нет равных в перемывании костей и распространении слухов.

В нынешний век порабощения умов интернетом мы, казалось бы, многое знаем друг о друге. Но все эти постики с фотографиями в соцсетях зачастую оказываются так же отполированы и отретушированы, как и упомянутые выше сказки. А что прячется за этим видимым счастьем, не догадывается обычно никто.

Глава 1

Леонид

На сцене появляются всё новые и новые дети. Танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах. Пытаюсь изображать заинтересованность, но ничего не цепляет. Дети есть дети. Как бы они ни старались, им далеко до настоящих певцов, танцоров и музыкантов, а я – перфекционист. Люблю слушать красивое чистое музыкальное и вокальное исполнение и смотреть на безукоризненно отточенные движения танцоров. Да, я – циник, и отрицать это не собираюсь.

Время тянется предательссски медленно. Мне предстоит выбрать из конкурсантов самого талантливого, но все выступления сливаются в один разноцветно-музыкальный поток и вычленить из него что-то запоминающееся никак не представляется возможным. После презентации своего номера каждый участник толкает мотивационную речь – рассказывает, для чего и как сильно он хочет ноутбук – главный приз этого мероприятия. Дурацкий конкурс. Почему мы не можем подарить подарки всем нуждающимся? Вряд ли для босса это такие существенные деньги.

А всё просто. Он и одним ноутбуком неплохо плюсов себе в карму заработает. Зачем дополнительные траты? Бизнес – циничный, расчётливый и далёкий от сострадания. А вся эта имитация благотворительности есть не что иное, как завуалированная самореклама и заискивание перед властями, которые, в свою очередь, отчитаются наверх о проведении благотворительного мероприятия и тоже получат плюсы в карму.

Конферансье объявляет следующий номер. Даже не слушаю. Какой смысл, если я всё равно не в состоянии запомнить имена и фамилии? Понадобится – помощница подскажет.

Морозов – тот её шутник. Надо же было додуматься послать судить этот конкурс меня! Я – бездетный и ещё очень далёк от состояния, когда серьёзные взрослые дяди корчат нелепо-восторженные рожи и умиляются детскими песнями и плясками. Почему шеф решил, что я смогу всё это посмотреть-послушать, отобрать победителя и вручить ему главный приз?

Впрочем, на вопрос «почему» ответ как раз-таки у меня имеется. Поскольку он послал меня в здешний филиал с проверкой, то какой смысл платить другому сотруднику, чтобы он тащился специально ради детского конкурса? Морозов же за копейку удавится, а так – явная экономия на командировочных.

Из-за его жадности мне приходится сидеть в импровизированном жюри и делать вид, что увлечён происходящим на сцене. Помощница Алла Сергеевна, которую мне выделили из благотворительного фонда, шепчет на ухо, пытаясь дать краткую справку по каждому выступающему ребёнку. Эта информация мне совершенно ни к чему. Какое мне дело до нищих и пьющих родителей, многодетных семей и матерей-одиночек? К рождению детей люди должны подходить ответственно. Если уж обзавёлся младенцем, то будь добр заработай ему на еду, одежду и что там ещё обычно детям покупают.

На сцене появляются мальчик с девочкой. Вероятно, брат и сестра, явно нерусские. Это наблюдение меня нервирует – с некоторых пор отношусь к ним с предубеждением.

Мальчик садится за рояль, а девочка подходит к микрофону и начинает петь. На удивление, исполнение меня не раздражает. Прикрываю глаза и слышу совсем другой голос… Голос моей боли. Голос девушки, которая так и осталась в том страшном лете десять лет назад. Эта малышка чем-то даже похожа на неё. И поёт очень хорошо для своего возраста – это очевидно даже неспециалисту.

Когда пара заканчивает выступление, мальчик подходит к сестре, берёт её за руку, и они кланяются. Он забирает у девочки микрофон и представляется.

– Меня зовут Арслан, а мою сестру Эдже. Мы живём втроём с мамой. В школе мы учимся на отлично. Но мама много денег тратит на квартиру, еду и наши занятия музыкой. Она не может купить компьютер, он стоит слишком дорого. Поэтому во время карантина, когда все учились дистанционно, мы не смогли посещать онлайн уроки вместе с классом. Нам очень нужен ноутбук для учёбы. Вдруг снова будет карантин?

Он обманул меня, предал и бросил в беде. А спустя много лет ворвался в мою жизнь, чтобы окатить презрением и ненавистью.

 

Все эти годы я был уверен, что потерял её навсегда. Не искал, пытался жить дальше. И слишком поздно понял, что совершил роковую ошибку.

Двойная ошибка

Аля Морейно

Глава 1

Леонид

На сцене появляются всё новые и новые дети. Танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах. Пытаюсь изображать заинтересованность, но ничего не цепляет. Дети есть дети. Как бы они ни старались, им далеко до настоящих певцов, танцоров и музыкантов, а я – перфекционист. Люблю слушать красивое чистое музыкальное и вокальное исполнение и смотреть на безукоризненно отточенные движения танцоров. Да, я – циник, и отрицать это не собираюсь.

Время тянется предательссски медленно. Мне предстоит выбрать из конкурсантов самого талантливого, но все выступления сливаются в один разноцветно-музыкальный поток и вычленить из него что-то запоминающееся никак не представляется возможным. После презентации своего номера каждый участник толкает мотивационную речь – рассказывает, для чего и как сильно он хочет ноутбук – главный приз этого мероприятия. Дурацкий конкурс. Почему мы не можем подарить подарки всем нуждающимся? Вряд ли для босса это такие существенные деньги.

А всё просто. Он и одним ноутбуком неплохо плюсов себе в карму заработает. Зачем дополнительные траты? Бизнес – циничный, расчётливый и далёкий от сострадания. А вся эта имитация благотворительности есть не что иное, как завуалированная самореклама и заискивание перед властями, которые, в свою очередь, отчитаются наверх о проведении благотворительного мероприятия и тоже получат плюсы в карму.

Конферансье объявляет следующий номер. Даже не слушаю. Какой смысл, если я всё равно не в состоянии запомнить имена и фамилии? Понадобится – помощница подскажет.

Морозов – тот её шутник. Надо же было додуматься послать судить этот конкурс меня! Я – бездетный и ещё очень далёк от состояния, когда серьёзные взрослые дяди корчат нелепо-восторженные рожи и умиляются детскими песнями и плясками. Почему шеф решил, что я смогу всё это посмотреть-послушать, отобрать победителя и вручить ему главный приз?

Впрочем, на вопрос «почему» ответ как раз-таки у меня имеется. Поскольку он послал меня в здешний филиал с проверкой, то какой смысл платить другому сотруднику, чтобы он тащился специально ради детского конкурса? Морозов же за копейку удавится, а так – явная экономия на командировочных.

Из-за его жадности мне приходится сидеть в импровизированном жюри и делать вид, что увлечён происходящим на сцене. Помощница Алла Сергеевна, которую мне выделили из благотворительного фонда, шепчет на ухо, пытаясь дать краткую справку по каждому выступающему ребёнку. Эта информация мне совершенно ни к чему. Какое мне дело до нищих и пьющих родителей, многодетных семей и матерей-одиночек? К рождению детей люди должны подходить ответственно. Если уж обзавёлся младенцем, то будь добр заработай ему на еду, одежду и что там ещё обычно детям покупают.

На сцене появляются мальчик с девочкой. Вероятно, брат и сестра, явно нерусские. Это наблюдение меня нервирует – с некоторых пор отношусь к ним с предубеждением.

Мальчик садится за рояль, а девочка подходит к микрофону и начинает петь. На удивление, исполнение меня не раздражает. Прикрываю глаза и слышу совсем другой голос… Голос моей боли. Голос девушки, которая так и осталась в том страшном лете десять лет назад. Эта малышка чем-то даже похожа на неё. И поёт очень хорошо для своего возраста – это очевидно даже неспециалисту.

Когда пара заканчивает выступление, мальчик подходит к сестре, берёт её за руку, и они кланяются. Он забирает у девочки микрофон и представляется.

– Меня зовут Арслан, а мою сестру Эдже. Мы живём втроём с мамой. В школе мы учимся на отлично. Но мама много денег тратит на квартиру, еду и наши занятия музыкой. Она не может купить компьютер, он стоит слишком дорого. Поэтому во время карантина, когда все учились дистанционно, мы не смогли посещать онлайн уроки вместе с классом. Нам очень нужен ноутбук для учёбы. Вдруг снова будет карантин?

На меня смотрят две пары чёрных глаз, остро напоминающие мне о старой боли. Наверное, если бы у нас с Ней были дети, они были бы похожи на этих маленьких музыкантов.

Внезапно накатывает злость. О чём думают мамаши, когда бездумно рожают детей, не имея возможности дать им нормальное детство и образование? Ведь все участники, которые сегодня выступали на сцене, одинаково нуждаются в помощи, не могут полноценно учиться в школе в условиях карантина, да и питаются наверняка плохо и нерегулярно.

Алла Сергеевна шепчет на ухо:

– Давайте выберем эту пару? Дети очень талантливые, и в школе их хвалят. Мы регулярно следим за нашими подопечными и знаем все их проблемы. Семья хорошая, мать непьющая, без вредных привычек, но одинокая. Высшего образования нет, работа и зарплата соответствующая. Живут на съёмной квартире. Там если есть чем накормить детей, то хорошо. А мать ещё оплачивает им занятия музыкой. Компьютер она им никогда не купит. И потом, их двое. Одним махом сразу двоих осчастливить можем.

Я тоже склоняюсь отдать компьютер именно им. Как ни крути, а выступление этого дуэта не оставило меня равнодушным. Снова смотрю на две пары чёрных глаз, так напоминающих мне о старой боли. И почему-то злюсь на их непутёвую мать, которая наверняка нагуляла их с каким-то нерусским. Где были её мозги, когда она ложилась с ним в постель? И я делаю свой выбор:

– Нет, мне больше понравилась та танцовщица, что была перед ними.

– Уверены?

– Абсолютно.

Участники выходят на сцену для объявления победителя и вручения призов. Я поднимаюсь к ним и оглашаю своё решение. Вручаю выбранной девочке коробку с ноутбуком, раздаю остальным участникам пакеты с утешительными подарками. Снова натыкаюсь на чёрные глаза, на сей раз полные слёз, и покидаю этот аукцион лицемерной щедрости.

Как и предполагал Морозов, в этом филиале что-то определённо не так. С виду – всё абсолютно гладко, без эксцессов и происшествий. Тишь да гладь, отчёты – хоть на выставку отправляй. Просто образцовый филиал. Если бы не одно «но»: в последнее время прибыль неуклонно ползёт вниз, несмотря на модернизацию производства и ощутимые финансовые вливания. Директор филиала красиво поёт и пытается задурить мне голову, но я давно ненавижу любые песни.

Всё указывает на то, что придётся как следует попотеть, чтобы распутать этот змеиный клубок, и за пару дней я тут не управлюсь. Мне это совсем не нравится…

Я обещал Инге сопровождать её через неделю на торжественном открытии нового объекта, проектированием которого она руководила. Это – её первый полностью самостоятельный проект. Знаю, сколько сил она вложила и как он важен для неё, поэтому никак не могу подвести. А значит, я должен либо управиться тут за неделю, либо мне придётся мотнуться в столицу, чтобы поддержать жену, и снова вернуться в филиал.

Но нет худа без добра. Случайно узнаю, что в этом городе обитают два мои одноклассника, с которыми не виделся с окончания школы. Созваниваемся с парнями и договариваемся устроить в субботу вечером мини-встречу выпускников.

С Венькой и Максом мы никогда не были близкими друзьями, но держались в одной группировке бедняков, помогали друг другу и вместе защищались от нападок мажоров.

После окончания школы нас разбросало по разным городам и университетам. Я спустя год оказался в столице, на родину возвращался изредка и неохотно – очень уж болезненные воспоминания связывали меня с этим местом, и рана никак не затягивалась даже спустя много лет.

Бывшие одноклассники остались всё такими же балагурами. Вечер проходит весело и традиционно для всех таких встреч. Каждый, бессовестно привирая, рассказывает сказки о собственных успехах и достижениях, а потом сплетничает, что ему известно об общих знакомых. Думаете, сплетни – удел женщин? Отнюдь, мужчинам тоже нет равных в перемывании костей и распространении слухов.

В нынешний век порабощения умов интернетом мы, казалось бы, многое знаем друг о друге. Но все эти постики с фотографиями в соцсетях зачастую оказываются так же отполированы и отретушированы, как и упомянутые выше сказки. А что прячется за этим видимым счастьем, не догадывается обычно никто.

Глава 1

Могла ли я предположить, каким станет мой первый рабочий день? Конечно, нет. Я ждала новых впечатлений, да и вообще чего-то нового, но не настолько же!

Удивляться я начала с порога, когда секунд через десять после звонка открыли мои новые наниматели. Как оказалось, близнецы.

– Приветствую, – прохладно сказал первый, что был одет в строгую рубашку и тёмные брюки. – Благодарю за пунктуальность.

Пришла я действительно заблаговременно. Горничные редко бывают незаменимыми. Поэтому опаздывать в первый же день – плохая идея. Особенно когда наниматели – братья, владеющие роскошным особняком в престижном районе.

– Здравствуйте, – предельно учтиво отозвалась я, слегка наклонив голову. – Я Берта, по поводу работы…

– Всё знаем, – подал голос второй брат, выступая вперёд. Он, в отличие от первого, держался не столь строго, а скорее вальяжно, и был одет в длинный халат до пола. – Карл, мой брат. Я Алекс.

Я постаралась ничем не выдавать своего замешательства. Итак, в строгой рубашке – Карл, в халате – Алекс. Вот только как их различить, если они переоденутся?

Оба – высокие, с одинаково подтянутыми фигурами, с короткими каштановыми волосами и серо-зелёными глазами. Даже взгляды очень похожие: внимательные, уверенные, будто бы даже слегка суровые. Прямые, аристократичные линии носа и губ.

Я успела увидеть, что у Карла есть небольшая родинка на правой щеке. У Алекса такой не было, зато была другая, расположенная почти симметрично на левой щеке. В этом месте я могла бы облегчённо вздохнуть, но постаралась ничем не выдать своих мыслей. И вообще поскорее отвела взгляд. На всякий случай.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Карл. – Что же ты стоишь? Заходи.

Я вошла, сразу оказавшись в помпезно обставленном холле с хрустальной люстрой, высокими потолками и лепниной.

– Пожалуйста, покажите мне дом, – вежливо попросила я, – и расскажите о дополнительных требованиях.

– Конечно, покажем, – отозвался Алекс, закрывая дверь и медленно шагая по холлу.

– Пошли, – велел Карл.

Некоторый опыт работы горничной у меня уже был. Чтобы не хвастать напрямую, я решила ненавязчиво показать, что на меня можно рассчитывать.

– Стараюсь уделять внимание особым пожеланиям, – заговорила я, идя за братьями. – Для меня важно, чтобы вам в результате всё понравилось.

– Ещё бы, – отозвался Карл. – Я бы удивился, если бы было иначе.

Мне показалось, что он отвечает чересчур строго и неприветливо для первого раза, но я постаралась не обращать на это внимания. И продолжила:

– Если позволено, покажите мне, пожалуйста, спальни…

– О, со спален начнём? – перебил меня Алекс, начиная подниматься по лестнице, и переглянулся с братом.

– Нет, – лаконично отказался Карл.

– Что ж, – осторожно ответила я. – Простите, если я позволяю себе слишком много. Пожалуйста, покажите мне комнаты, в которых требуется выполнить работу. Какие посчитаете нужными.

– Вот именно. Какие посчитаем нужными! – подчеркнул Карл.

Мы поднимались на второй этаж. Карл шёл первым, Алекс поднимался следом, я шла за ними. Изящно повернувшись ко мне вполоборота и опершись на лестничные перила, Алекс добавил:

– А за то, что позволяешь себе слишком много, тебе ещё влетит от нас.

Он сказал это столь ровным, спокойным голосом, что я даже не сразу распознала смысл слов. Потом опешила и даже «зависла» на секунду, не доходя одной ступени до второго этажа.

У меня уже бывали наниматели со странностями. Пожилой ветеран-параноик, который верил, что за ним «скоро придут». Дама, которая заставляла меня мыть руки сомнительным едким составом, который готовила сама по одной ей известному рецепту. Что ж, а эти двое, кажется, изображают аристократов с садомазохистскими наклонностями. Алекс, видимо, без ума от своего остроумия?

Посчитав, что надо отреагировать на его шутку в лад, я ответила:

– Буду готова принять любое наказание, – и наклонила голову, будто бы в знак покорности.

Карл покосился на меня. Алекс удовлетворённо кивнул.

Вслед за братьями я прошла по коридору. В дальнем конце стоял широкий шкаф из тёмной древесины, с декорированными ручками. Алекс пошарил рукой в объёмном кармане халата, вынул ключ и отпер дверцу шкафа. Затем отодвинул её в сторону и отступил на шаг, делая приглашающий жест рукой.

– Заходи, – изящно сказал он и посмотрел на меня.

В этот момент я поняла, что ветеран-параноик был, вероятно, не самым странным из моих нанимателей. Во всяком случае, он не приглашал меня заходить в шкаф.

– Простите? – вежливо улыбаясь, переспросила я.

– Заходи, – настойчиво велел Карл.

Так, и что же тут полагается делать?.. Хотя сама ситуация казалась комичной, я уже готова была запаниковать, не понимая, как поступить.

Однако, нерешительно приблизившись к шкафу, я удивилась ещё сильнее, чем до этого. Внутри действительно оказался вход в соседнюю комнату. Судя по отсветам, комната была довольно просторной. Вот только ничего разглядеть в ней я не могла: внутри царил полумрак.

– Мы ещё и ждать будем? – жёстко поинтересовался Карл.

Поняв, что спорить с нанимателями всё равно ни к чему, я сделала шаг вперёд. Пара секунд – и я оказалась внутри комнаты, расположенной внутри шкафа.

Дверь за спиной закрылась, и темнота окутала меня прежде, чем я успела что-нибудь рассмотреть.

Глава 2

Свет зажёгся спустя несколько секунд, которые показались мне вечностью, пока я стояла, не решаясь пошевелиться. Я оглянулась на звук шагов: оказалось, что и Карл, и Алекс вошли в потайную комнату следом за мной. Алекс уже закрывал на ключ дверь, через которую мы все попали в это странное место.

А место мне действительно показалось мне как странноватым. Лакированный деревянный пол без ковров и вообще без покрытий. Стены слева и справа обиты тканью насыщенного-алого, скорее багрового оттенка. Ближняя стена и самая дальняя – матово-чёрные. Ни единого окна. Только дверь. А напротив неё…

По центру красовалась металлическая крестовая конструкция, вроде стального «икса» выше человеческого роста. Слева стояла широкая кровать без спинок. Справа, у стены, я увидела небольшой столик с выдвижными ящиками.

– Долго будешь стоять? – спросил Карл. – Проходи.

Я не знала, как реагировать, и, переводя взгляд с одного брата на другого, попыталась возразить:

– Вы говорили, что покажете комнаты, где понадобится выполнить работу.

– Так вот эта самая комната! – подтвердил Алекс. – Проходи туда.

Оставалось только подчиниться. Их двое, я одна.

Я медленно пошла в направлении стального «икса», что прохладно сверкал в противоположном конце комнаты. Светильники выхватывали из мрака багровые и чёрные стены. Множество моих полупрозрачных теней пересекались друг с другом.

Братья тоже подошли поближе. Я повернулась к ним. Они внимательно, изучающе меня осматривали.

– Раздевайся, – велел Карл.

– Ч-что? – переспросила я.

– Плохо со слухом? Раздевайся, я сказал, – повторил Карл.

На мне было длинное коричневое платье с передником: такие агентство выдавало всем. Я не понимала, зачем мне раздеваться. Хотя по интерьеру уже начала догадываться. И что же теперь делать?..

– Думаю, я понял, – сказал Алекс, повернувшись к брату. – Она нарочно плохо слушается. Она хочет, чтобы мы её наказали!

– Это запросто, – кивнул Карл.

Я поняла, что выбора нет, и принялась медленно расстёгивать платье. Ткань ползла с моих плеч, обнажая их, но братья смотрели так требовательно, что казалось: это они меня раздевают, тянут платье прочь.