Наши ошибки забудутся а подвиги останутся

Я таки освежил в памяти фильм «Девятаев» и имею заявить — обидно за неплохое кино, которое заслуживает критики, но не тотального очернения. Критики же очень сильно нагнетают, преувеличивают и даже привирают для красного словца.

Сегодня мы разберём главный «миф», возводимый вокруг фильма: что главный герой-де всю дорогу дружит с предателем и оправдывает его.

*Внимание, спойлеры! Если не смотрели кино — рекомендую посмотреть и составить собственное мнение. Если уже смотрели или «принципильно не собираетесь», милости просим.

ГЕРОЙСКОЕ МАЛОДУШИЕ

Многих идейно озабоченных покорёжило от сцены попадания в плен, где герой отчаянно отстреливается от немцев, после чего пытается(?) застрелиться, но патроны кончились, а сам герой теряет сознание.

«Мы знаем, Девятаев был не такой! Он бы не стал стреляться! Он попал в плен без сознания!» Типа, застрелиться — это какое-то малодушие, недостойное героя, и вообще льёт воду на мельницу лжи о «приказе 270» (см. ниже).

Девятаев не такой, да. Но известно, вроде, несколько вполне реальных примеров, когда лётчики стрелялись, чтобы не попасть в руки врага. Может, не стоит торопиться с выводами?

ПРИКАЗ 270

Никто из критических критиков почему-то не заметил, что внушение о «приказе 270» идёт исключительно из уст немецкого агитатора! У вас есть выбор — принимать ли его слова за чистую монету или за вражескую пропаганду. Критические критики почему-то принимают слова немецкого агитатора за чистую монету )

Зато ни один из пленных не поддаётся на вражескую агитацию, никто за весь фильм не ведёт антисоветских разговоров и не мучается сомнениями в духе «А что нас ждёт на родине? А может не надо? А вдруг нас расстреляют?»

Как после этого фильм можно называть «насквозь антисоветским» — уму непостижимо. Разве что — каждый увидел то, что хотел и смог, в меру своей идеологической озабоченности и классовой бдительности.

Кто забыл, как выглядит антисоветский фильм на аналогичную тему (да ещё и снятый на излёте СССР) — знатоки рекомендуют пересмотреть «Охоту на единорога».

ДРУГ КОЛЯ

В немецком агитаторе герой внезапно узнаёт сбитого в бою друга — Колю Ларина, которого считал погибшим.

Герой смотрит на друга растерянно и настороженно. Более того, для Ларина это тоже потрясение — увидев героя, он тут же прекращает собрание и отпускает всех.

Друзья бросаются в объятья. В этом месте у кого-то из критиков попёрли гомоэротические фантазии, у кого-то спазмировала воспалённая бдительность, а лично я воспринял спокойно — как радость, что друг, считавшийся погибшим, оказался жив.

Эту сцену не обязательно воспринимать как идеологическую декларацию. Нам кинематографическим языком показали за одну секунду, что перед нами очень близкие друзья.

Первые секунды герой смотрит исключительно в лицо другу — радуясь, что тот жив, и не замечая ничего вокруг.

А вот дальше он начинает замечать. И за две минуты выражение лица героя меняется с первоначальной безотчётной радости на совсем другие эмоции.

Деталь. Ларин умасливает героя, положив ему руку на плечо. Герой опускает глаза на руку, и Ларин её убирает. Радость и объятья, которые были минуту назад, уже в прошлом.

Сохраняя некоторую надежду, что друг ещё не совсем потерян, герой сразу предлагает бежать, после чего следует короткий, но ёмкий диалог.

— Здесь каждый хочет домой улететь!

— Кто хочет?

— Все хотят!

— Кто — все?

На этом разговор заканчивается. В двух фразах нам наглядно показывают: отношение героя к ситуации, настроения остальных пленных и то, что Ларин уже «на другой стороне».

УБИЙСТВО ПЛЕННОГО

Вся «дружба с предателем» в фильме занимает три минуты диалога, в течение которых герой проходит путь от радости, что погибший друг оказался жив, то горького осознания, что друг уже не друг.

И уже следующая сцена — герой пытается бежать, пленные бегут по взлётной полосе.

Мы видим, что Ларину герой небезразличен — он кричит «Не стрелять!», хочет его спасти, сохраняя надежду перетянуть на свою сторону.

Когда беглецов нагоняют, герой выдаёт пресловутую фразу: «Ты не родину предал, ты меня предал!»

Очень странная формулировка. Но попробуем «раскидать».

Во-первых, мы видим, что с точки зрения героя, Ларин ему больше не друг («Ты меня предал»). Но в чём личное предательство Ларина по отношению к герою? Да, вроде, ни в чём, наоборот — всячески тянул его с собой, обещал похлопотать перед фрицами.

Получается так: Ларин предал родину, тем самым предал друга, тем самым предал не родину, а друга! Как ещё это понять??? В принципе, добавление одного слова могло всё исправить: «Ты не просто родину предал, ты меня предал». Другой смысл в этих словах просто не получается найти.

Ларина это только злит и он переступает последнюю черту, убивая одного из беглецов-пленных на глазах героя.

Баир Иринчеев (7:47): Коля из пистолета в упор.. убивает одного из советских лётчиков. И Михаил на это вообще не реагирует, как будто Коля просто чихнул!

НЕ РЕАГИРУЕТ??? С криком «Сука!» герой бьёт Ларина по морде и, пока его оттаскивают, кричит: «Я тебя разорву, падла! Я всё равно улечу, ты понял, тварь?» Друг Коля отвечает: «Улетишь, Миш, пеплом из трубы крематория улетишь».

Это называется — «вообще никак не реагирует»?

Джун (20:15): Это в дальнейшем.. не повлияло, по сути, на отношение к Коле.

Гоблин (21:44): Эта мразь, этот предатель, убивает его товарища.., а это никак не влияет на их отношения! <..> Чё случилось-то, чё теперь — дружбу штоль рушить? ..Этот Миша, киношный, он изо всех сил дружит с этим Колей..

НИКАК НЕ ПОВЛИЯЛО??? Что за бред. Мне просто интересно, а как Миша и Коля «продолжают дружить», если Миша сразу был приговорён к смерти и отправлен в лагерь Заксенхаузен??? Дружба по переписке?

Это называется — «никак не повлияло»? Убийство Лариным пленного окончательно ставит точку в вопросе о «дружбе» — для обоих.

ПУЛЕМЁТНЫЕ ПОЖАЛЕЛКИ

Финальный побег. Ларин бросается в погоню на истребителе.

Когда герой слышит в наушниках голос Ларина — он отнюдь не радуется, а цедит «Сука!» и отключив микрофон кричит остальным «Приготовиться к бою!», даёт команды занять места у пулемётов.

Важная деталь — отключив микрофон. То есть герой расчётливо и твёрдо готовится к бою с «другом Колей», стараясь скрыть свои приготовления.

«Другу Коле» он говорит всего два слова: «Отпусти меня». Отнюдь не просительным голосом. Герой прекрасно понимает, что шансов против истребителя у них мало, а ему надо спасти не только себя, но ещё девять человек, которые доверили ему свои жизни. Поэтому он не орёт «Давай, давай! Расстреливай меня полностью!», а почти смиренно «просит» отпустить.

Как только «пулемётчик» сообщает «Вижу!», герой командует «Огонь!».

«Кто видит, где он? Стреляй! Огонь!» — так Миша «односторонне дружит» с предателем Колей.

Тем временем, у Ларина кончаются патроны, о чём он глумливо сообщает. Полагая, что угрозы от «друга» больше нет, герой предпринимает отчаянную и бессмысленную попытку позвать его с собой — «Летим с нами».

Идейно озабоченным, конечно, такое не понравится, но на экране не особо режёт глаз и слух. Примирения не происходит. Ларин пытается угробить беглецов — те отвечают ему из пулемёта.

Уже падая, Ларин говорит: «Ты прости меня за всё, отцу не говори», и герой односложно отвечает: «Не скажу». После того, как самолёт Ларина разбивается об землю, герой говорит: «Обещаю, Коля».

Такой вот тонкий и сложный психологизм. Наверное, перебор, но усираться по этому поводу, обгаживая весь фильм, совсем не обязательно.

«НЕ ПРЕДАЛ ДРУГА»

В лазарете героя опрашивает офицер СМЕРШа (по идее) и просит назвать фамилию того, кто вербовал их в плену (т.е. Ларина). Герой молчит. При этом звучат важные детали: органам известно, что Ларин ходатайствовал за Мишу перед немецким начальством, органы подозревают Мишу в том, что он пошёл на сотрудничество и проходил лётную подготовку у немцев.

Баир Иринчеев (21:00): ..Чтобы показать, что из огня, да в полымя. Из одного лагеря в другой прилетел и его тут чмырили со страшной силой…

Гоблин (50:16): Михаил Девятаев загремел в тот же самый лагерь, какой кошмар!

Какой «ЛАГЕРЬ»??? Мы про фильм говорим или где? Особо продвинутые критики изучали фильм не по фильму, а по интервью Бекмамбетова. Ничего, что ерунды наговорил, которой в фильме нет — творцу виднее!

В том-то и дело, что если бы киноделы захотели набросить антисоветчины — можно было бы показать фильтрационный лагерь, организованный на месте немецкого, провести параллели и т.д. Но ничего этого в фильме нет!

Нагнетания критиков — абсолютно мимо кассы.

Наконец, эпичная концовка: «12 лет меня возили на допросы, а в тот день вызвали в Москву, где вручили правительственную награду. Я не знаю, почему мне вдруг поверили — может, потому что изменилось время, а может, потому что я не предал друга. Наши ошибки забудутся, а подвиги останутся, потому что ошибки надо прощать, а подвиги помнить».

Фраза громкая и «красивая», но крайне неудачно сформулированная, если не просто бредовая.

Что значит — «не предал друга»? Сдержал обещание? Не предал память о лучших временах? Так-то герой этого «друга» расстрелял из пулемёта без особых сентиментов и мук совести. После чего, конечно, простил, не вопрос.

Какие такие «наши ошибки»? Герой, вроде, никаких ошибок за весь фильм не совершил. Ларин, по меркам любой морали, совершил не «ошибку», а преступление, запятнав себя кровью. Назвать ЭТО «ошибкой» было бы крайне странно и неадекватно. Косяки по жизни остальных беглецов? Мы о них ничего не знаем. Так какие «ошибки» вы имели в виду, уважаемые авторы красивой фразы???

«Ошибался» отец Ларина, возводивший напраслину на героя. Возможно, в чём-то «ошибались» органы, не до конца поверившие герою. Но слова про «наши ошибки» как-то совсем не ассоциируются в эту сторону.

Вот эта странная философия в конце — и есть один из реальных косяков фильма, который интересно было бы обсудить с творцами.

По факту, в поступках героя за весь фильм ничего странного / антисоветского / пропредательского нет. Проблема только в словах «философской» концовки.

По факту, герой «пожалел» не друга-предателя, а его отца — избавив того не только от разочарования в сыне, но и от клейма члена семьи изменника родины.

Линия с отцом Ларина — просто отличная, но почему-то не понравилась никому из критических критиков )

Авторы очень драматургично и сбалансированно раскрывают тему несправедливого отношения и подозрений, тяготевших над Девятаевым и другими ещё долгие годы после войны. На подобное жаловался не только сам Девятаев, но, в ещё большей степени, его товарищ по лагерю и побегу — Иван Кривоногов (Корж).

Кстати,чёткого ответа, почему героя наградили аж в 1957 году, в общем-то и нет. «Изменилось время» — вполне может быть.

z

ВЫБЕРИТЕ ПЕРВУЮ БУКВУ НАЗВАНИЯ ФИЛЬМА

• А
• Б
• В
• Г
• Д
• Е
• Ё
• Ж
• З
• И
• Й
• К
• Л
• М
• Н
• О
• П
• Р
• С
• Т
• У
• Ф
• Х
• Ц
• Ч
• Ш
• Щ
• Э
• Ю
• Я
• #
• 0-9
• A-Z

Вот она, моя загробная жизнь.

Немец уважает мастеров своего дела.

Продались мы с тобой, дружище, за колбасу и пиво.

Улетишь, Миш! Пеплом из трубы крематорной улетишь.

Да нету тут ни черта, ни Господа, один я за всех отдуваюсь.

В этом лагере есть два сорта людей: те, которые работают, и те, кто мертв.

— Отец тобой гордится.
— Жалко, что не любит.

Когда любят просто так, тогда… тогда прощают.

Препятствия укрепляют дух, усердие и дисциплина — основа порядка.

— Полетим сначала на запад.
— Почему?
— Нас будут искать на востоке.

Нельзя, чтобы мертвецы к живым обратно возвращались. Нужно, чтобы все попрощались и забыли.

Стрелять в безоружного друга — это как-то не по-советски.

Наши ошибки забудутся, а подвиги останутся.

( 18 оценок, среднее 5 из 5 )

«Девятаев»: Хорошо снятая история подвига, но с «фигой в кармане»

Источник:

Алексей МАНАЕВ

КАПКАН РАДИ КАНН?

Лётчик Девятаев, его подвиг и одноимённый фильм о нём Тимура Бекмамбетова

На немецкой земле ему сооружён памятник. Не солдату-символу вроде монумента в Трептов-парке, а реальному нашему воину, подвиг которого покорил даже не склонных к сантиментам германцев. Имею в виду Героя Советского Союза Михаила Петровича Девятаева, сумевшего с группой товарищей выбраться из фашистского концлагеря на вражеском самолёте. Недавно о побеге на зрительский суд был представлен фильм режиссёра Тимура Бекмамбетова «Девятаев». К памятнику, сооружённому, так сказать, из подручных материалов, нет и не может быть никаких претензий. Это скорее движение души немцев, чем произведение монументального искусства. Творение Бекмамбетова можно отнести к феномену, который пытались создать на одном лишь «умении» без душевного порыва, с художественной приблизительностью, ставящей под сомнение нравственный смысл работы.

Побег, ещё побег

Если «препарировать» судьбу Девятаева, можно натолкнуться на столько впивающихся в сердце заноз, что с лихвой хватило бы на целый сериал, который по коллизиям мог соперничать с любым самым популярным отечественным или зарубежным фильмом. Как и многие мальчишки и девчонки, в тридцатые годы «заболел» Михаил небом. Мечта казалась знакомым иллюзией, детской блажью. Многодетной семье, жившей в глубинном селе в Мордовии, рано оставшейся без отца и мужа, не до небесных сфер. Дай бог вволю хлеба насущного. И тут судьба припёрла его к стенке в первый раз. В августе 1934 года с друзьями набрали колосков с убранного поля. Кто-то донёс: тогда, в голод, сажали и за колоски. К приходу милиции ржаную кашу сварил и съел. Но акт милиционеры составили.

Посадить, может, и не посадили бы, но коль составили акт, надо убегать. Побежали, взяв справки, в Казань, в авиационный техникум. Хлопоты были напрасными – не оказалось каких-то документов. Пошли на Волгу. Чтобы не терять время даром, решили посмотреть пароходы. А есть хочется, ни крохи хлеба с утра. Видят – рыбаки ловят рыбу, выбрасывая ершей. Искатели приключений набросились на этих ершей. Один рыболов что-то по-татарски сказал. Поняв, что не понимают, обратился по-русски: «Чего это вы сырую рыбу едите, идите сюда». Поели…

В это время по берегу ребятня в форме бегала. Рыбак говорит: «Вот их в речном техникуме готовят на этих лебедей» и показал на пароходы. Немедленно направились в речной техникум к директору Маратхузину. Приём документов официально был закончен. Директор посмотрел на подростков – босиком, одежда еле тело прикрывает. Майка у Девятаева сшита из старого флага. Говорит: «Как же вы будете учиться?». Кандидаты в абитуриенты: «Будем! Только бы поступить!». Хороший человек был Маратхузин, допустил до экзаменов.

Пошли сдавать химию. Абитуриенты сгрудились у дверей, подслушивают. Троица сверху навалилась, дверь резко распахнулась, и все кубарем вкатились в класс.

Химию принимал профессор Анатолий Федорович Мостаченко. Вообще-то он преподавал в вузе, а в техникуме подрабатывал. Спрашивает: «Это что за цирковое представление?». А у доски в это время какую-то реакцию писали и ошиблись. Профессор говорит Девятаеву: «Ну ладно, скажи-ка, в чём здесь дело?». Тот в ответ: «Здесь арифметическая ошибка, а здесь он правило не знает». Экзаменатор и Девятаеву пятёрку поставил, и его дружкам.

Таким вот Макаром – где хитростью, где знанием, где изворотливостью и взяли наши Робинзоны неприступные, казалось бы, редуты техникума. Правда, друзья, не выдержав, ушли с первого курса. Михаил учился охотно, но и мечту о небе не оставил, одновременно посещая занятия в аэроклубе. Стал даже инструктором-общественником.

И тут снова показала свой норов судьба. Однажды нелицеприятно отозвался о знакомой. Та обиделась и состряпала на обидчика донос: мол, участвуя в переписи населения, данные передал иностранной разведке. Обвинение, если здраво судить, шито белыми нитками. Какой иностранной разведке нужны данные о рабочих лесозавода, которых переписывал Девятаев? Но это сейчас так кажется. А в тридцатые годы прошлого века была другая логика. Информация есть? Есть. Девятаев участвовал в переписи населения? Участвовал. Следовательно, дыма без огня не бывает. Шесть месяцев обнюхивали этот дым со всех сторон, прежде чем выпустить Михаила из Плетнёвской тюрьмы. А друзья-товарищи из аэроклуба уехали тем временем в Оренбург (тогда Чкаловск) осваивать премудрости лётного дела. Вроде опять тупик. Но ведь Девятаев – человек поступка! Оренбург так Оренбург. Поехал! Здесь и стал лётчиком-истребителем. Чем не узелок на память для сценариста и режиссёра?

Вот он, Девятаев, передо мной. С пожелтевшей фотографии 1936 года смотрит разухабистый среднего роста юноша, стоящий у тумбочки. Нога за ногу. В шляпе, лихо оседлавшей затылок. В распахнутом тёмном костюме и съехавшем на бок коротком галстуке. В светлых брюках в мелкую клеточку. Большой палец левой руки как бы не поместился в кармане брюк и надменно расположился на животе. Конечно, это не паинька. Это человек, опьянённый молодостью, словно предчувствовавший свою судьбу. Поэтому, наверное, кажется, что по-молодецки вызывающе смотрит он не на нас, а настороженно и одновременно дерзко вглядывается в будущее. Будто чувствует, что ему уготованы крутые повороты похлеще дорожного серпантина на горных кручах, и он внутренне готов к предстоящим вызовам. Во всяком случае, вся его долгая, в 84 года, жизнь свидетельствует о том, что вызовы судьбы его не заставали врасплох, равно как и о том, что это был человек поступка.

Орден – за спасение генерала

Рассказывая о Девятаеве, пытаюсь остановиться только на тех ситуациях, когда надо было проявить характер. Но тогда, если иметь в виду военное время, надо упоминать о каждом дне жизни лётчика-истребителя, о каждом полёте. Потому что эти дни, эти полёты, воздушные схватки с фашистами – не что иное, как жонглирование над пропастью на натянутом канате, как схватка с судьбой. И схватка не всегда завершалась в пользу нашего героя. Враг был не из простачков. На его стороне опыт и нередко – более совершенная техника. Поэтому приходилось покидать небо и побитым. Первый раз – в тульских местах. «Погостив» в госпитале 13 дней, Девятаев сбежал в полк. Полетать долго не пришлось. 23 сентября 1941 года сбил очередной немецкий самолёт, но и сам был тяжело ранен. Еле-еле дотянул до аэродрома и отключился от большой потери крови. Кровь донора – командира эскадрильи Владимира Боброва – переливали прямо на крыле машины.

И пошло путешествие – по госпиталям. В конце концов обескураживающий вердикт врачей – к полётам на истребителях не годен. Дозволялось летать только на тихоходной технике. Был он вначале командиром звена связи, а потом перевели в отдельный санитарный авиационный полк. Но в любом случае подымался в небо на «кукурузниках», о которых шутили: курица не птица, кукурузник – не самолёт. Доставлял партизанам оружие, продовольствие и боеприпасы, вывозил раненых с передовой в тыл.

Однажды спас жизнь даже тяжело раненному генералу. Его надо было срочно доставить в госпиталь, но погода оказалась нелётной. Решили воспользоваться железной дорогой, хотя знали: живого на поезде не довезти. Отправили. Через некоторое время погода улучшилась. Девятаев поднимается в воздух, чтобы перехватить состав на одной из станций, взять раненого и доставить его по назначению. Подлетает к станции и обнаруживает, что она в руках врага. Что оставалось делать? Пришлось искать затерянный в зимней степи поезд, идти на него буквально в лоб, чтобы заставить остановиться, и продлить путешествие генерала на самолёте. Боевые полёты на «кукурузнике» оценили по достоинству – орденом Красного Знамени.

Михаил Девятаев не терял надежды возвратиться в истребительную авиацию. Случайно встретив своего командира эскадрильи Владимира Боброва, посетовал на судьбу «небесного тихохода».

 – Только и всего? – удивился Бобров. – Идём к командиру соединения Александру Покрышкину. Он умеет уговаривать медицину.

Действительно – уговорил. Через несколько дней семья истребителей Александра Покрышкина пополнилась ещё одним опытным лётчиком – Михаилом Девятаевым. Как видим, и на эту высоту Девятаев забрался сам. Высоту, с которой пришлось падать в бездонную пропасть. Спасли не чудеса, спасла предрасположенность к поступку, а значит – к подвигу. Опять-таки, чем не узелок на память?

Число тринадцать было для Михаила Петровича знаковым. Хотя в метриках значится, что появился на свет божий 7 июня 1917 года, на самом деле произошло это 13 июня. Был тринадцатым ребёнком в семье. В тот роковой день – 13 августа 1944 года – в небе над Львовым завязалась очередная схватка с люфтваффе. Немецких машин было больше. Подбили. Самолёт превратился в пылающий факел. Покинул его в самый последний момент. Приземлился в беспамятстве. Очнулся – плен. Дальше концлагеря, побои, допросы, изнуряющая работа, гибель товарищей – всё, что постепенно превращает человека в тень, в раба. Он не превратился, установив контакты с такими же, как сам, людьми, способными на поступок, и пытаясь обыграть противника, взявшего большую фору в виде колючей проволоки, собак, пулемётов, крематориев, на его поле. В одном из лагерей начали рыть подкоп. Заговор был раскрыт. Зачинщиков, подержав в карцере, этапировали в концентрационный лагерь «Заксенхаузен», который находился под непосредственным руководством Гиммлера.

 – Отсюда не уходят, а вылетают через трубу, – сказал Михаилу Девятаеву улыбчивый переводчик, показывая на крематорий. Михаил понимал, что вот-вот настанет его час покинуть этот мир через трубу душегубки, как покинули его сто тысяч узников Заксенхаузена.

Под чужой фамилией

Впрочем,если вам, читатель, доведётся покопаться в архивах Третьего рейха, вы можете натолкнуться на документ, согласно которому Девятаев был уничтожен в Заксенхаузене. Многим своим собеседникам Михаил Петрович показывал копию списка казнённых, в котором значится и его фамилия.

– Яшу из Магадана и меня приговорили к смерти, – рассказывал он. – Приговорённых посадили на баржи и утопили…

На самом деле жизнь Девятаеву спас лагерный парикмахер-антифашист, который накануне расправы заменил ярлык смертника, выданного Девятаеву, на ярлык, принадлежавший замученному узнику с Украины. Так лётчик Девятаев стал учителем Никитенко. А вскоре его перевели в Пенемюнде, на остров Узедом, где зачислили в команду, обслуживающую аэродром, то и дело выводимый из строя советскими бомбардировщиками. И вот тут-то у Девятаева зародилась, укрепилась, укоренилась дерзкая мысль – улизнуть от фашистов на их же самолёте. Она показалась сначала нереальной, немыслимой, миражной. Но чем больше знакомился со здешними порядками, тем больше убеждался: вероятность – маленькая, микроскопическая – существует. Сложилась небольшая группа единомышленников. Выдирали из разбомблённых фашистских машин приборы и изучали их.

Девятаев вспоминал: «Я прикидывал план захвата машины, рулёжки, взлёта под горку в сторону моря. Но сумею ли запустить, сумею ли справиться с двухмоторной машиной? Во что бы то ни стало следовало увидеть приборы в кабине, понять, как, что, в какой последовательности надо включать – в решительный момент счёт времени будет идти на секунды. Главное: запустить, вырулить и взлететь. Случай помог проследить операции запуска. Однажды мы расчищали снег у капонира, где стоял такой же, как «наш», «Хейнкель». С вала я видел в кабине пилота. И он заметил моё любопытство. С усмешкою на лице – смотри, мол, русский зевака, как легко настоящие люди справляются с этой машиной, – пилот демонстративно стал показывать запуск: подвезли, подключили тележку с аккумуляторами, пилот показал палец и опустил его прямо перед собой, потом пилот для меня специально поднял ногу на уровень плеч и опустил – заработал один мотор. Следом – второй. Пилот в кабине захохотал. Я тоже еле сдерживал ликование – все фазы запуска «Хейнкеля» были ясны».

Наизусть выучили распорядок дня фашистов, взяли на учёт ещё много того, без чего побег оказался бы немыслимым. «Отлёт» намечали на март, но его пришлось ускорить: за дерзость Девятаева приговорили «на десять дней жизни»: в результате истязаний дольше не протянуть. Силы быстро покидали лётчика. Стало понятно, что больше полутора недель он действительно не проживёт. Надо было бежать, бежать во что бы то ни стало. Случай выпал 8 февраля 1945 года. До конца декады оставалось только два дня. Облюбовали самолёт-бомбардировщик «Хейнкель-111». Расправились с охранником. Кое-как, проделав отверстие в дюралюминиевом корпусе машины, открыли кабину и быстро забрались в неё. Попытались запустить моторы – не заводятся. Оказалось, нет аккумуляторов. На счастье, рядом стояла тележка со вспомогательным аккумулятором. Расчехлив, завели моторы, вытащили тормозные колодки из-под колёс, сняли струбцины с элеронов и рулей. И всё это в бешеном темпе, из последних сил, под стук выпрыгивающих из грудных клеток сердец.

Завести-то завели, а с первого раза взлететь не удалось. Приведу длинную цитату из книги Девятаева «Побег из ада»: «Довожу обороты мотора до полной мощности. Самолёт как бы вытянулся вперёд, но тормоза удерживают его на месте, а ручка управления, до отказа взятая на себя, не даёт ему скапотировать. Не уменьшая газа, плавно отпускаю тормоза. Машина рванулась вперёд по бетонной дорожке, постепенно набирая скорость. Штурвал отвожу от себя за нейтральное положение с тем, чтобы ускорить подъем хвостового оперения самолёта, но это не помогает. Машина идёт послушно, ускоряя свой стремительный разбег, но от земли не отрывается.

Чувствую по мере увеличения скорости и пробега какое-то повышенное, ненормальное давление на ручку управления самолёта. «Неужели ошибка?» – мелькнула мысль. Изо всех сил давлю на штурвал и ничего не могу сделать. Как быть? Штурвал начинает давить мне на грудь. Моторы ревут – газ до упоров, винты образуют сплошной вращающийся диск, а самолёт бежит на трёх точках.

Налегаю на штурвал всем корпусом, сильно упираюсь ногами. Чувствую, что самолёт отделился от земли, но из-за отсутствия подъёмной силы с шумом падает с небольшой высоты то на левое, то на правое колесо шасси. Снова повторяется отрыв, и снова – падение. И взлётная дорожка кончается. Неужели не смогу взлететь? Да, до конца полосы самолёт уже не взлетит… Что же делать? Сделать прерванный взлёт? Нельзя из-за близости морского берега.

 – Братцы! Один раз помирать! Держитесь!

Резко убираю газ. Машина по инерции стремительно мчится под уклон. Десятки метров отделяют нас от моря. Я знаю, что пользоваться тормозами на больших скоростях нельзя, но нельзя и медлить – сейчас врежемся в морские волны. Вопреки сознанию ноги инстинктивно нажали на педали тормозов. Самолёт потерял прямолинейное направление, но корпус его по инерции устремляется вперёд, хвостовое оперение отделилось от земли, и вся машина стремится перевернуться (скапотировать) через моторы. «Все кончено», – подумал я, резко ослабив давление на тормоза. Хвостовое оперение с грохотом ударилось о грунт. По инерции самолёт с бешеной скоростью продолжает бежать на трёх точках. Как его остановить? Машина продолжает свой стремительный бег. Ещё миг – и мы будем в море».

Только вторая попытка оказалась удачной, когда, разгоняя бежавших навстречу фашистов, самолёт с большим трудом взлетел: Девятаев никогда не управлял «Хейнкелями» и не знал, что система, регулирующая взлёт-посадку, была настроена на посадку. Выяснилось это лишь в ходе полёта. Командиру звена люфтваффе было приказано догнать и уничтожить беглецов. Но выполнить приказ лётчик не смог. Пленников искали в польском небе, а они сначала полетели в сторону Швеции и только потом развернули машину на юго-восток. Через два часа «Хейнкель», перелетев линию фронта, изрядно потрёпанный родными зенитками, приземлился в расположении советских войск на польской земле.

Море тайн в одном побеге

Иными словами, в реальной жизни действительно состоялось событие, до сих пор потрясающее наши души. Но на событие в кинематографе фильм «Девятаев», увы, не тянет. Дело, конечно, не только в том, что сытый актёр Прилучный, исполняющий главную роль, ни визуально, ни душевным пространством не похож на узника фашистского концлагеря Девятаева, вес которого не достигал, по его же воспоминаниям, и 40 килограммов. Дело в общей стилистике киноленты. Одно время некоторые отечественные кинематографисты вообще отказывали нам в праве на Победу, поскольку её, по их представлениям, обеспечили штрафбаты да крепостные герои. Сейчас откровенная ложь явно не в почёте. Но желание ущипнуть страну и власть, её олицетворявшую, кое у кого осталось. Особенно – когда речь идёт о советском прошлом вообще и военном – в частности. Надо представить эту власть не просто мизантропом, а неким архетипическим вампиром – Дракулой.

Не преминул свернуть на скользкую дорожку и Бекмамбетов. В фильме появился капкан – абсолютно вымышленный персонаж лётчик Ларин, представленный в качестве друга Девятаева. Реальной необходимости в этом персонаже, на мой взгляд, не было. Представим себе знаменитого Карбышева, которому некий пленный солдатик советует перейти на сторону немцев, и генерал вступает с солдатиком в длинную дискуссию. Комично? – Комично. Тот же эффект вызывают дискуссии и никому не известного Ларина с человеком-легендой (мы-то, зрители, об этом знаем), который всей своей жизнью прокладывал дорогу к подвигу. Но если бы не было Ларина, кто бы тогда напомнил зрителям о приказе Народного комиссара обороны СССР, который предписывал жёстко карать изменников Родины? Вот, мол, до чего доходило в стране, которой правил Дракула. С подачи режиссёра изменник Родины Ларин уже воспринимается как жертва этого приказа. Герой фильма отверг усердные обхаживания «друга» и в конце концов оказался дома. Если экстраполировать возвращение на все события войны, то обнаружится давно заезженная формула: победили не благодаря, а вопреки.

Впрочем, «диверсионная» обработка сказалась на взглядах «киношного» Девятаева. Стараниями Бекмамбетова он произносит сакраментальную фразу: «Я, наверное, никогда не узнаю, почему мне вдруг поверили. Может, потому, что сменилось время. А может, потому, что я не предал друга. Прошлые ошибки забудутся, а подвиги останутся. Ведь ошибки надо уметь прощать, а подвиги помнить». Таким образом, размывается, обесценивается сам подвиг. Мало того, прозвучавший из уст Девятаева призыв обезоруживает нас, зрителей. Мол, давайте, ребята, простим гитлеровцев, власовцев, бандеровцев и иже с ними немецких холуёв, которые и сейчас топчутся у границ России. Коварное «уметь прощать» стало знаменем либеральной отечественной публики. Заметьте: относится требование только к тем, кто переметнулся на сторону врага. Ошибочные решения наших военачальников, а они, конечно, были, ни прощения, ни срока давности не имеют. Им – вечное презрение!

Мне возразят, что «леплю горбатого», потому как жёсткие, жестокие приказы Верховного главнокомандования действительно были. Так я и не отрицаю: были. Особенно в начале войны. Нарушителей признавали дезертирами, они могли быть расстреляны на месте или осуждены на 25 лет, а их семьи подлежали аресту и лишались всех государственных пособий и поддержки. Поэтому даже если лётчик сбежал из фашистского ада, надо было доказать, что не смалодушничал, не сдался в плен по доброй воле, а оказался в лапах врага в бессознательном состоянии. Надо было доказать, что сумел убежать, а не был завербован и отпущен к своим отнюдь не с добрыми намерениями.

Это если прорвался к сослуживцам пешим порядком. А если прибыл на фашистском самолёте? Беглец попадал в переделку нешуточную. Военные историки утверждают, что Девятаев не первый, кто испытал судьбу, угнав фашистскую машину. До него побег из немецкого ада совершили ещё восемь смельчаков. Однако все они были осуждены за измену Родине и отправлены на нары. В частности, попавшего в плен раненого лётчика Николая Лошакова фашисты вроде бы склонили к тому, чтобы тот воевал в немецкой эскадрилье изменников Родины. Лошаков действительно дал согласие, но только для того, чтобы выиграть время и найти способ вернуться к своим. На запасном аэродроме под городом Островом (ныне Псковская область) такой случай представился. Вместе с единомышленником пехотинцем Иваном Денисюком 11 августа 1943 года угнали немецкий армейский лёгкий самолёт разведки и целеуказания «Шторх», ушли от преследования и, преодолев за три часа 300 километров, оказались у своих. Итог побега: Иван, признавший вину об измене Родины под давлением, получил 20 лет лагерей, Николай, вины не признавший, «всего» три года.

 Удивительна история побега и старшего лейтенанта Владимира Москальца, лейтенанта Пантелеймона Чкуасели и младшего лейтенанта Арама Карапетяна. Пленные лётчики, сдружившись в концлагере, договорились держаться вместе и при первой же возможности вырваться на свободу. В январе 1944 года они завербовались в первую восточную эскадрилью, сформированную из предателей. Пленникам предоставили устаревшие самолёты с невысокой скоростью и ограниченной дальностью полёта. Поэтому беглецы решили искать связь с местными партизанами, чтобы приземлиться на их базе. 3 июля 1944 года три самолёта взлетели прямо со стоянки – поперёк взлётной полосы, и оказались в партизанской бригаде особого назначения НКВД. Воевали как все. Когда бригаду расформировали, лётчиков отправили в Москву, а оттуда – в проверочно-фильтрационный лагерь. 17 марта 1945 года за измену Родине военный трибунал Московского военного округа приговорил беглецов к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях.

Правда, отважных воинов реабилитировали. По отношению к старшему лейтенанту Владимиру Москальцу, лейтенанту Пантелеймону Чкуасели и младшему лейтенанту Араму Карапетяну справедливость восторжествовала в 1959 году. 23 марта 1959 года Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла определение о прекращении дела по вновь открывшимся обстоятельствам, которыми стали свидетельства бывших партизан о том, что лётчики в 1944 году говорили правду.

К Лошакову и Денисюку справедливость заглянула раньше. 12 августа 1945 года лётчик на год раньше срока оказался на свободе. Судимость с него была снята. Пехотинца освободили из лагеря в 1951 году. Лошаков остался в Воркуте, работал в авиаотряде комбината «Воркутауголь», затем на шахте и даже стал полным кавалером ордена «Шахтёрская слава». В начале 60-десятых Николая Кузьмича неожиданно пригласил в Москву Главком ВВС СССР Константин Андреевич Вершинин. Поблагодарив бывшего лётчика-истребителя за стойкость и мужество, проявленные при нахождении в плену и побег из плена на вражеском самолёте, Вершинин вручил герою охотничье ружьё. Награда, конечно, запоздалая, не по статусу подвига, но всё-таки – награда!

И исподволь возникает вопрос: почему Девятаев, пленённый лётчик, лагерей по большому счёту избежал. В самом деле, почему? Однажды, в конце шестидесятых годов прошлого века, автору этих строк, студенту Казанского государственного университета, посчастливилось побывать на встрече с Михаилом Петровичем, которая запомнилась на всю жизнь. Рассказывал он и о том, с каким трудом ему довелось устраиваться на работу: никто не хотел связываться с бывшим военнопленным. Но о лагерях не упоминал. Ещё тогда возникло смутное ощущение, что герой что-то не договаривает. Например, запись в документах, что он артиллерист, а не лётчик-истребитель, объяснял ошибкой компетентных органов. Хорошо, пусть ошибка. Но её легко устранить, подняв архивы. Значит, либо Девятаев сам не хотел установить истину, либо ему по каким-то причинам заказали ворошить прошлое.

Затем всё чаще и чаще стали появляться публикации, в которых значение подвига Михаила Петровича приобретало более масштабный, сенсационный характер. В них утверждалось и утверждается, что на острове Узедом у городка Пенемюнде ещё в 1937 году немцы построили полигон («Пенемюнде-Запад») и исследовательский центр («Пенемюнде-Восток») для разработки, испытания и производства «оружия возмездия» – ракет.

 Малонаселённое болотистое место, со всех сторон отрезанное от материка водой, обеспечивало секретность работ. Учитывались возможность подвозить морем крупные грузы и близость к концентрационным германским лагерям в Польше, снабжавшим полигон рабочей силой. Одним из них был концлагерь Узедом, находившийся прямо на острове, около озера Готензе. Третий Рейх делал ставку на Фау-1, которую по нынешней терминологии можно назвать крылатой ракетой, и баллистическую ракету Фау-2. Фау-2 – первая в мире баллистическая ракета дальнего действия, разработанная немецким конструктором Вернером фон Брауном и принятая на вооружение вермахта в конце Второй мировой войны. Изделия предназначались в первую очередь для военного применения. Ими вермахт обстреливал Лондон и другие английские города.

Но была, утверждают исследователи, и дальняя цель. Главный конструктор, после войны оказавшийся в США и усердно работавший на Америку, уже тогда задумывался о полёте человека в космос. Фау-2 – первая ракета, совершившая суборбитальный космический полёт, достигнув при вертикальном запуске высоты в 188 километров. А угнанный немецкий «Хейнкель-111» с вензелем «Г.А.» – «Густав Антон», был не просто самолётом, а воздушной станцией управления полётами ракет Фау-2 со всеми контрольно-измерительными приборами, с секретной телеметрией!

Вот что, по мнению авторов, оградило Девятаева от жестоких преследований. Вот почему военно-учётная специальность «лётчик» была изменена на другую – артиллерист. Дыма без огня не бывает. По крайней мере, нельзя не обратить внимания на то, что ни в книге Девятаева, ни в публикациях не упоминалась даже марка угнанного самолёта. Значит, была причина не упоминать.

Встречаются и утверждения, что информация Михаила Петровича позволила разбомбить не только ракеты на старте, но и подземные цеха по производству «грязной» урановой бомбы. Это была последняя надежда Гитлера на продолжение Второй мировой войны.

Немецкими разработками заинтересовался Королёв, который под фамилией полковника Сергеева прибыл в Пенемюнде. Сергей Королёв вместе с Валентином Глушко разрабатывали реактивный двигатель РД-1 для самолёта Пе-2. На Узедом Сергей Павлович приехал «перенимать опыт» по части ракетостроения. Будущему отцу советской космонавтики удалось попасть в институт фон Брауна, но этого было мало. Королёву нужен был свой ключ доступа к секретам Узедома. Вот тут Сергею Павловичу, говорится в некоторых публикациях, кто-то и шепнул: дескать, сбежал отсюда наш, русский, и вроде живой ещё, в фильтрационном лагере сидит.

Королёв-Сергеев с сопровождающими лицами осмотрели ракеты, места дислокации установок, подземные цеха. Нашлись даже узлы ФАУ. Трофеи – детали, из которых впоследствии была собрана целёхонькая ФАУ-2, – доставили в Казань. Её двигатель, говорят, до сих пор хранится в Казанском технологическом университете как феномен конструкторской мысли. Два года спустя, в ноябре 1947 года, состоялся первый пуск трофейной ракеты, восстановленной советскими и пленными немецкими конструкторами. Ещё через год на полигоне Капустин Яр, настаивают журналисты, прошло успешное испытание уже первой советской ракеты. В 1957 году СССР запустил на орбиту первый искусственный спутник и получил возможность донести ядерный заряд до любой точки земного шара. За десять лет советские учёные в области ракетостроения вырвались далеко вперёд, оставив позади американских коллег, коими руководил тот самый Вернер фон Браун.

Повторяю, вполне логично предположить, что Девятаева оградили от лагерей и засекретили именно потому, что он чуть-чуть, невзначай прикоснулся к самой глубокой, самой секретной нашей тайне-мечте – подготовке полётов в космос. Не случайно ведь первая достойная публикация о подвиге Михаила Петровича и его товарищей появилась лишь в 1957 году – после запуска первого советского спутника. Вскоре, в том же году, лётчику было присвоено звание Героя Советского Союза. Некоторые исследователи даже утверждают, что Девятаев удостоен высокого звания по инициативе Королёва. Но их утверждения тоже относятся к числу догадок, предположений. Новый узелок на память.

Утешим себя тем, что рано или поздно, когда будут обнародованы все детали побега из ада, мы узнаем и эту тайну Девятаева. Утешим себя тем, что Девятаев, безусловно, знал, что могло ожидать его дома даже в случае удачного завершения побега. Тем не менее, он сделал всё возможное и невозможное, чтобы вернуться на Родину. На это позвал не животный инстинкт, наподобие инстинкта рыб, возвращающихся на нерест в речки и старицы, где увидели свет. Это был зов предков. Иначе говоря – Родины.

Если бы по этому исследовательскому пути пошёл режиссёр, имело бы смысл говорить и о приказах Верховного Главнокомандующего. Имело бы смысл упомянуть острейшую ситуацию на фронте, рассказать, что притеснения применялись ко всем лицам, невзирая на ордена, звания и должности. Кара постигла даже жену попавшего в плен сына Сталина Якова Джугашвили. Её лишили государственного пособия и отправили в ссылку вместе с внучкой вождя. Тогда становилось бы очевидней очевидного: власть не могла обойтись и без жёстких мер. Бились не на живот, а насмерть!

А так притеснения, упомянутые походя, вне событийного контекста, потому как фактически не коснулись Девятаева, у неискушённого зрителя рождают ощущение страны вампиров, у которой не может быть иного имени, кроме как «империя зла». С какой целью? Бекмамбетов не скрывает, что хотел бы, чтобы фильм посмотрели на Западе. А там, глядишь, и до красной дорожки Канн недалеко. Отсюда вся визуальная стилистика, взятая напрокат у иноземных коллег. Отсюда и стремление попинать страну при всём честном народе. Зачастую, особенно сейчас, этот приём становится самым главным критерием достоинства фильмов на международных кинофестивалях.

Из плена по-девятаевски

Порадуемся, что у героя, выигравшего схватку с судьбой, и в наши дни нашлись последователи. 3 августа 1995 года российский Ил-76 совершал рейс из албанской Тираны в Кабул, но до пункта назначения не долетел. Гражданский самолёт, перевозивший груз, был захвачен талибами. Педалировать то, насколько законен захват, нет смысла. Давно признано, что талибы – международные разбойники, а у разбойников свои законы. В застенках оказались командир судна Владимир Шарпатов, второй пилот, штурман, бортинженер, бортрадист и два ведущих инженера. В плену они пробыли более года. Все это время экипаж, который, как могла, поддерживала российская сторона, старался найти пути к свободе. Оказалось, что, по сути, выбора не было: к успеху мог привести только побег на Ил-76. Побег, который совершил из фашистского концлагеря Девятаев.

Судя по воспоминаниям участников побега, талибов удалось убедить, что самолёт, на который они давно положили глаз, нуждается в регулярных профилактических работах. Профилактику проводили под присмотром охраны, но постепенно она утратила бдительность, считая, что узникам никуда не деться. Никто не придал значения и тому, что арестованный Ил-76 был заправлен. В конце концов, выбрав наиболее удачный день – пятницу, выходной, особенно почитаемый мусульманами, экипаж попытался взмыть в небо. Только свернули на скоростную рулёжку, сообщают: грузовик и автобус с охраной несутся наперерез, чтобы перекрыть полосу. Делать нечего, командиру пришлось давать взлётный режим. Выскочили, разворачиваясь на взлётно-посадочную полосу на скорости 130 километров в час и на полуспущенных колёсах, и могли остаться без шасси, Спасибо конструкторам и инженерам – сделали надёжный лайнер. Выдержал! В момент пересечения траверза центральной рулёжки талибы были уже под крылом. В метрах разминулись! Но скорость росла медленно, впереди – колючая проволока, бруствер, разбитый Ан-12. Дальше противотанковое минное поле. Для отрыва нужна скорость 280 километров в час, а у экипажа 220, и полоса кончается. Хорошо, что в своё время командир участвовал в производственных испытаниях Ил-76, даже на грунтовые аэродромы садился. Словом, стали взлетать на скорости 230 километров. Владимир Шарпатов поднял самолёт буквально с последней плиты, перепрыгнул через колючку. Самолёт взял курс на Объединённые Арабские Эмираты. Через сутки российские лётчики были уже в Казани. Командир Ил-76 и второй пилот Газинур Хайруллин стали Героями России, остальные члены экипажа получили ордена Мужества.

Есть, наверное, что-то символическое в том, что два сына Владимира Шарпатова, живущего в Тюмени, тоже стали лётчиками, что и его судьба связана с Казанью: среди учебных заведений, которые окончил, значится и Казанский авиационный институт (ныне Казанский национальный исследовательский технический университет им. А.Н. Туполева). А то, что познакомился с Михаилом Девятаевым и даже бывал у него в гостях, можно признать закономерностью. Люди тянутся друг к другу потому, что совпадают их нравственные принципы, их духовные и душевные привязанности, их отношение к Отчеству. Шарпатов восхищается: «Летишь, бывало, из Анадыря по северной трассе. Тысячу километров прошёл, две, а внизу – бескрайние просторы, куда не ступала нога человека… Зато на ночную Европу смотришь: будто ковёр электрический расстелили. Тесновато у них там! То ли дело у нас. На Курилах заливаешь полные баки топлива и берёшь курс на запад. Скорость – девятьсот километров в час. Один час полёта, два, три, пять, семь… Керосин кончается, а Россия – нет! Вот что такое наша страна». Та же мысль в стихотворении, написанном в плену:

Сердце пойманною птицей

Бьёт по клетке по грудной,

И мерещится зарницей

Край зелёный, край родной.

Мне по душе эти простые незамысловатые строки.

Зарницы одного подвига освятили подвиг другой.

Фильму «Девятаев» до зарниц, думается, далековато. Его герой стараниями режиссёра вновь попал в плен. В плен иллюзии, будто прощение зла нравственно выше подвига, рождённого в борьбе с этим злом.

———————————-

На снимках: Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев среди школьников; немецкая персональная карточка пленного лётчика-истребителя Девятаева; памятник М.П. Девятаеву на Аллее Героев Арского кладбища в Казани; памятник М.П. Девятаеву и его сподвижникам в Пенемюнде на острове Узедом в Германии.

Фото из интернета.

Их вниманию был представлен фильм «Девятаев» о летчике-истребителе 104-го гвардейского истребительного авиаполка Михаиле Петровиче Девятаеве. Картина произвела яркое впечатление на всех посетителей кинопросмотра. Основанный на исторических событиях фильм поразил всех присутствующих своей динамичностью, сюжетными поворотами и реалистичностью. Жаркие баталии героев никого не оставили равнодушными. Выражаем огромную благодарность администрации кинотеатра «Трактор» https://vk.com/kinoteatr_traktor за возможность посетить кинотеатр в рамках благотворительного просмотра