Глава 10.
Неудача под Москвой
В течение первых дней войны советские чиновники вывезли 1500 фабрик и большое количество оборудования вместе с рабочими по железной дороге на Урал и в Западную Сибирь. В результате произошло значительное снижение уровня производства, рабочим приходилось жить в ужасных условиях. Однако это обеспечило дальнейшее восстановление показателей советской промышленности, которая в больших количествах стала производить оружие и военное снаряжение.
В тот момент многое зависело от готовности Запада поддержать Советский Союз.
В Соединенных Штатах и Великобритании многие сомневались, что Россия продержится хотя бы лето. В основной своей массе американцы злорадствовали по поводу того, что два самых страшных диктатора в мире дерутся не на жизнь, а на смерть, и надеялись, что Гитлер и Сталин будут сражаться до тех пор, пока полностью не обескровят друг друга. В то же время президент Рузвельт и премьер–министр Черчилль были в ужасе от перспективы того, что Гитлер может выиграть войну и за демократические завоевания придется бить –
Рузвельт и Черчилль надеялись, что эта акция замедлит военные приготовления Японии к войне, но она фактически ускорила их. Без импорта нефти из Соединенных Штатов или Ост–Индии японские военные операции могли захлебнуться за месяц. Армия и флот начали готовиться к вооруженному противостоянию.
* * *
Гопкинс вернулся в Лондон из Москвы как раз вовремя, чтобы успеть подняться на борт британского линкора «Принц Уэльский», который должен был перевезти Черчилля и его штаб на встречу с Рузвельтом в Плэйсенша–Бей, Ньюфаундленд, на Атлантическую конференцию, намеченную на 9–12 августа 1941 года. Это была первая встреча двух лидеров. Гопкинс сказал Рузвельту, что полномасштабная помощь России – стоящее дело. В худшем случае она будет задерживать продвижение Гитлера достаточно долго, чтобы дать возможность Соединенным Штатам подготовиться к войне. Гопкинс рекомендовал начать поставки Советам оружия и товаров по ленд–лизу.
Рузвельт отправил Сталину послание, в котором пообещал всестороннюю помощь через три месяца. На решение президента повлияло опасение, что Сталин может заключить мир с Гитлером, а это будет едва ли не хуже, чем победа Германии.
Как только Черчилль вернулся в Англию, антигитлеровская коалиция была создана де–факто. 12 августа 1941 года, в последний день конференции, палата представителей проголосовала за ее создание большинством в один голос – 203 против 202. Каковы бы ни были результаты голосования, они продемонстрировали решимость американцев противостоять внешней агрессии. Замораживание торговли с Японией явилось одним из примеров этой решимости, а Рузвельт сделал большее: он увеличил число американских боевых кораблей, сопровождающих британские конвои в Исландию, и обеспечил поставки в Советский Союз на всем протяжении этого пути.
25 августа Великобритания и Советский Союз ввели свои войска на территорию Ирана и обеспечили наличие всепогодной бесперебойной линии снабжения для России. Советские воинские части с севера и британские с юга вошли в страну, потребовали от шаха Реза Пехлеви отречения в пользу его сына и принудительно мобилизовали рабочую силу, чтобы построить дорогу между Шатт–эль–Араб и Каспийским морем для содействия американскому экспорту.
* * *
Когда танки Гудериана двинулись на юг, чтобы помочь завершить окружение советских войск под Киевом, Гитлер направил танковую группу Германа Гота на соединение с войсками группы армий «Север», чтобы совместными усилиями взять Ленинград. Однако финны отказались двигать войска дальше своей старой границы. Полмиллиона ленинградцев из трех миллионов населения города помогали возводить укрепления вокруг Ленинграда – всего 620 миль окопов, 400 миль противотанковых рвов, тысячи долговременных и дерево–земляных огневых точек.
Германские танки заблокировали юго–восточные подходы к городу, единственной дороге, идущей по земле, которая соединяла Ленинград с Большой землей. Таким образом, город оказался в кольце блокады, но еще оставался открытым водный путь к востоку от города через Ладожское озеро. Положение складывалось критическое, однако ни у кого из русских не возникало мысли о том, чтобы сдаться. В середине сентября Георгий Жуков, освобожденный с должности начальника генштаба из–за того, что посоветовал Сталину своевременно оставить Киев, прибыл с приказом удержать город.
Жуков задействовал все имевшиеся в наличии средства, чтобы остановить продвижение немцев. 24 сентября Лееб информировал Гитлера о том, что наступление его войск провалилось. Началась ужасная блокада Ленинграда, которая продлилась до весны 1944 года; во время нее умерли с голоду или были убиты миллионы людей, но большого влияния на ход войны она не оказала.
Между тем далеко на юге войска армейской группы Рунштедта захватили Донецкий бассейн и 21 ноября овладели Ростовом–на–Дону который находился почти у предгорий Кавказа. Однако без танков Гудериана Рунштедт не мог двинуться дальше, к нефтяным разработкам, и русские вскоре выдавили его обескровленные войска из города.
Рунштедт хотел отойти назад, к оборонительной линии вдоль реки Миус, примерно в 40 милях от Ростова, однако Гитлер запретил ему отступать. Рунштедт ответил, что он не может подчиниться такому приказу. Вопреки своим привычкам Гитлер прибыл в штаб–квартиру Рунштедта в Полтаву в сопровождении Браухича и Гальдера.
Гитлер попытался обвинить Рунштедта в потере Ростова. Рунштедт возразил, что ответственность должна лечь на тех, кто разработал план этой кампании. «Какое–то мгновение Гитлер выглядел так, словно собирался броситься на Рунштедта и сорвать Рыцарский крест с его мундира», – писал Вальтер Гёрлиц. Вскоре у Браухича произошел еще один сердечный приступ.
Рунштедт настаивал на том; чтобы ему предоставили свободу действий. Когда Гитлер отказал, он попросил, чтобы его освободили от командования. Гитлер согласился, но во время их последней встречи сказал Рунштедту, что в будущем он не будет принимать во внимание ни одну просьбу генералов об отставке.
Тем временем Эрих фон Манштейн, которому было поручено командование 11–й армией и приказано захватить Крым, 29 сентября добрался до перешейка, а к 18 ноября заблокировал большую часть уцелевших русских воинских подразделений в Севастополе. Атаки на крепость провалились, и 30 декабря 1941 года Манштейн перешел к планомерной осаде города. А русские тем временем 26 декабря высадились на Керченском полуострове в восточной части Крыма и попытались отвоевать его. С большим трудом Манштейн удержал полуостров в своих руках, хотя и предчувствовал, что весной 1942 года русские предпримут новую попытку наступления на этом направлении.
* * *
Завершив окружение советских войск в районе Киева, Гитлер наконец–то был готов к наступлению на Москву. Он приказал начать операцию под кодовым обозначением «Тайфун» 30 сентября. Главной задачей немецкой армии являлся разгром советских войск, блокирующих дороги к советской столице, «за ограниченное время, оставшееся до установления зимней погоды».
Гитлер снова вернул на центральное направление танковые группы Гота и Гудериана и перебросил под Москву все подразделения группировки Хёпнера (кроме 29–го корпуса Рудольфа Шмидта) из состава группы армий «Север». Теоретически командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок располагал громадными силами, состоявшими из значительных танковых частей плюс 4–я армия Клюге и 9–я армия Штрауса. Это была сильная маневренная группировка, имевшая в своем составе семьдесят дивизий.
Однако в целом с 22 июня германская армия потеряла полмиллиона человек. Почти все подразделения имели значительные потери. Большая часть из 600 000 лошадей, которых немцы использовали в России для транспортных перевозок, околели, и заменить их было невозможно. Снаряжение приходилось бросать на обочинах дорог. Пропали простейшие необходимые вещи – бритвенные лезвия, мыло, зубная паста, наборы для починки обуви, иголки и нитки. Нельзя было оставлять больных в тылу, потому что леса были наводнены партизанами. В сентябре начались дожди, подули холодные северо–восточные ветры. Практически нигде нельзя было укрыться. Обувь разваливалась на части, одежда превращалась в лохмотья.
Пехотные дивизии были обескровлены и имели в своем составе в среднем от 2000 до 4000 тысяч человек. Три бронетанковые группировки (тринадцать танковых и семь моторизованных дивизий) вместе насчитывали всего около тысячи танков. И все же это больше, чем 480 танков (из них только сорок пять новых «Т–34» и «KB–1», оснащенных скорострельными 76–миллиметровыми орудиями), которые имелись в распоряжении командующего Западным фронтом Ивана Конева.
У русских было всего два месяца, чтобы построить мощные полевые укрепления на подступах к Москве, и примерно 800 000 человек, которым предстояло оборонять их. В большинстве своем эти войска состояли из необученных новобранцев и неопытных командиров.
Германские танки прорвали русский фронт в пяти местах. Гудериан двинулся на северо–восток от Шостки к Орлу, что в 180 милях к югу от Москвы. Его продвижение было настолько быстрым, что в Орле даже не прекратилось движение трамваев, а эвакуация заводов еще продолжалась, когда немецкие танки ворвались в город. Рабочим приходилось бросать станки и оборудование прямо на улицах.
Гудериан повернул на запад, к Брянску. Поддержанный 2–й армией с запада и 4–й танковой группой Хёпнера с севера, он окружил тысячи русских на юге и западе от Брянска. Между тем 4–я и 9–я армии, а также 3–я танковая группа Гота образовали очередной «котел» на западе от Вязьмы (всего в 135 милях от Москвы).
Бои носили переменный характер. Германские войска часто сами оказывались отрезанными от своих основных сил, и им приходилось прорываться сквозь оборонительные порядки советских подразделений. Русские самолеты часто бомбили немцев, но при этом летали настолько высоко, что не всегда попадали точно в цель. Контрудары, предпринятые танками «Т–34» и «КВ–1», неоднократно вносили сумятицу в ряды германских войск.
Гудериан так комментировал столкновение 4–й танковой дивизии с советскими войсками к северу–востоку от Орла, имевшее место 11 октября: «Бесчисленные русские «Т–34» бросились в бой и нанесли тяжелые повреждения большому количеству германских танков. Вплоть до этого момента мы наслаждались собственным превосходством в танках, но начиная с той минуты ситуация резко изменилась».
Германские танкисты обнаружили, что короткоствольные 75–миллиметровые орудия, установленные на их T–IV, могут уничтожить Т–34 только в том случае, если они пробьют решетку над двигателем, находившимся сзади; такой выстрел редко удавался.
Все поле боя шириной 480 миль было завалено трупами убитых солдат, павшими лошадьми, обломками уничтоженных танков и первых американских джипов.
Сталин направил на фронт много милиционеров, которые фактически не имели никакой военной подготовки, и многие из них сдавались без боя{21}.
И снова чрезмерно растянутые оборонительные позиции русских позволили немцам прорываться в определенных точках и окружать большие скопления войск. 13 октября сопротивление в вязьминском «котле» прекратилось. Через неделю русские сдались в «кармане» под Брянском. Немцы в целом насчитали 650 000 военнопленных – почти столько же, сколько они взяли в киевском «котле».
Теперь оставалось очень мало советских войсковых подразделений между наступающими немцами и Москвой. Численность всей Красной армии в европейской части России составляла 800 000 человек и 770 танков. Однако начиная с августа ситуация радикально изменилась. 7 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, но на смену ему пришли затяжные дожди.
«Дороги вскоре превратились в бездонные грязевые каналы, – писал Гудериан, – по которым наши машины могли двигаться со скоростью улитки, сильно изнашивая при этом моторы».
В этот критический момент Сталин 10 октября вернул Жукова из Ленинграда. Среди населения возникла паника. Быстро распространялись слухи о приближающихся немцах. Люди начали покидать Москву.
Жуков остановил панику тем, что мобилизовал всех, кого смог найти, на строительство противотанковых рвов вокруг города. Четверть миллиона людей, из которых три четверти составляли женщины, выполняли эту работу кирками, лопатами и ведрами.
Собрав все войска, которые он смог найти, Жуков укрепил Можайскую линию – последний оборонительный рубеж русских, начинавшийся у «Московского моря» – водохранилища на Волге в 70 милях к северу от столицы – и полукругом спускавшийся к Оке в 55 милях к югу от Москвы.
Сталин приказал советскому правительству вместе с высшими представителями власти, а также дипломатическому корпусу и многим специалистам эвакуироваться на 420 миль на восток, в город Куйбышев.
Однако сам Сталин не уехал и не потерял присутствия духа. Он жил на небольшой вилле далеко от Кремля, а работал главным образом на близлежащей станции метро «Кировская», где также располагалась вся Ставка верховного главнокомандования. 5 октября Сталин получил радиограмму от своего резидента в Токио Рихарда Зорге, где сообщалось, что японцы через несколько месяцев вступят в войну с Соединенными Штатами. Это означало, что в огромной армии, которую Сталин держал на Дальнем Востоке, больше не было необходимости, и он приказал двенадцати дивизиям со 1700 танками и 1500 самолетами (всего 250 000 человек) прибыть из Восточной Сибири и Внешней Монголии на защиту Москвы. На переброску этих войск требовалось несколько недель. Будет ли у русских такой запас времени – зависело главным образом от погоды.
Распутица на дорогах достигла своего пика. Машины вязли по самые ступицы. Вся немецкая система снабжения оказалась парализована.
Однако 2 ноября 1941 года погода начала улучшаться. Легкий мороз позволил войскам снова обрести мобильность. Артиллерийские орудия удалось вытянуть из грязи. Грузовики снова вышли на дороги. Вновь открылись железнодорожные пути.
Бок приказал своим войскам собрать последние силы и окружить Москву с двух сторон. В центре 4–я армия Клюге должна была сковать действия противника фронтальной атакой. На севере 3–я и 4–я танковые группировки получили задание выйти в район канала Москва – Волга. На юге Гудериан должен был продвигаться мимо Тулы в Коломну – город на Оке приблизительно в 60 милях к юго–востоку от Москвы.
Это последнее наступление попало в анналы германской армии как «die Flucht nach vorn», то есть «бегство вперед» – отчаянная попытка забраться под крыши Москвы до наступления зимы.
Наступление началось 15 ноября в ясный морозный день. Танковые соединения северного крыла захватили переправу через канал в Дмитрове, а одна из дивизий подошла на 18 миль к Москве в районе Красной Поляны. Гудериан обошел хорошо укрепленную Тулу и приблизился к Кашире, которая находилась всего в 32 милях от Коломны.
Как гласит легенда, солдаты одного из наиболее далеко забравшихся немецких патрулей видели башни Кремля. Впрочем, может быть, подобного и не случилось. В любом случае немцы могли увидеть Кремль лишь мельком. Немецкое наступление захлебнулось. Причиной тому послужила жестокая зима и решение Жукова перейти в контрнаступление, когда прибыли воинские части с Дальнего Востока.
Температура воздуха опустилась до отметки минус 20 градусов по Цельсию, а потом и еще ниже. Германская армия была не способна справляться с такими холодами. У солдат не хватало зимней одежды (шапок, рукавиц, утепленной обуви, башлыков, защищавших от снега). Количество обмороженных достигло 228 000 человек. Танки, огнестрельное оружие и радио не работали. Паровозные котлы лопались.
Попытка 4–й армии возобновить продвижение сорвалась. В течение следующих двух недель наступление на севере и юге также захлебнулось. Велись в основном лишь бои местного значения. Танки «Т–34» ударили по правому флангу Гудериана на востоке от Тулы, ударили по 112–й пехотной дивизии, у которой не было оружия, чтобы остановить русских, и обратили большую часть немцев в паническое бегство. Но советское командование приказало 44–й Монгольской кавалерийской дивизии{22} перейти в наступление в районе Клина, в 55 милях к северо–западу от Москвы, по открытому заснеженному полю. Немцы артиллерийско–пулеметным огнем уничтожили 2000 человек и лошадей, при этом сами потерь не понесли.
Создавалось безвыходное положение. Бок сомневался в том, есть ли смысл идти дальше, и 1 декабря попросил ОКХ отложить операцию. Однако Браухич, отчаянно боявшийся гнева Гитлера, настоял на продолжении наступления.
Фронт продвинулся еще на несколько миль. Однако 5 декабря Жуков начал контрнаступление. Он бросил в бой не только свежие части, прибывшие с Дальнего Востока, но и три новые армии, сформированные в глубоком русском тылу на востоке от Волги. Некоторые из новых дивизий имели на вооружении ракетные установки «катюша», как русские называли бесствольные системы реактивной артиллерии (иностранцы дали им название «органы Сталина»), – ужасное, но не слишком точное новое оружие, которое могло выпускать шестнадцать 132–миллиметровых реактивных снарядов с рельсовых направляющих, установленных на грузовиках. Кроме того, в небе впервые появились мощные советские истребители.
Контрудар советских войск застал изнуренные немецкие дивизии в момент их величайшей слабости. Гудериан, атакованный, как он сам определил, «сибиряками», был вынужден оставить позиции, захваченные им в районе Тулы. 6 декабря четыре советские армии вышли в район Клина, вынудив немецкие части отойти с ближних подступов к столице. На юге от Москвы советские войска угрожали отрезать танки Гудериана, выдвинувшиеся в направлении Каширы. И здесь немцы тоже поспешно отвели свои войска – на 60 миль к югу.
Советские войска не имели возможности нанести немецким армиям решающий удар, однако русским удалось вырвать инициативу из рук врага. Германским частям все же удалось остановить наступление Красной армии.
В самый разгар битвы под Москвой Япония нанесла внезапный удар по главной базе американского Тихоокеанского флота в Перл–Харборе на Гавайях. Это случилось в воскресенье, 7 декабря 1941 года. Через четыре дня Гитлер объявил войну Соединенным Штатам и потянул за собой Муссолини. Это было очередное глупое решение Гитлера, поскольку, учитывая, что внимание и гнев американцев сосредоточивались на «подлой атаке», осуществленной японцами, президенту Рузвельту было несложно уговорить конгресс единогласно объявить войну Германии.
За шесть месяцев до этого Гитлер воевал только с Великобританией. Теперь же – и он сам сделал выбор – Германии противостояли три величайшие индустриальные державы мира, обладающие громадным преимуществом в людских резервах.
Старшие офицеры вермахта почти не обратили внимания на появление нового врага, потому что они лихорадочно пытались отбить атаки русских. Гальдер даже не отметил в своем дневнике 11 декабря, что Германия объявила войну США. Браухич предложил, чтобы армия отошла назад, к сокращенной «зимней линии» к востоку от Юхнова – Ржева. Этот переход составлял порядка сотни миль. Гитлер же отказался.
Он принял отставку Браухича. Несмотря на то что официальной причиной являлся серьезный сердечный приступ, который перенес Браухич, на деле его отставка явилась результатом давнишних неприязненных отношений между главнокомандующим сухопутными войсками и Гитлером. Гитлер назначил себя главнокомандующим армией и приказал войскам «фанатически сопротивляться». Он позволил отступать только по своему личному одобрению. Несмотря на его приказы, германские войска отходили во многих точках, чтобы избежать окружения и уничтожения.
План «Барбаросса» провалился. Гитлер так и не понял, где он совершил ошибку. Фюрер говорил, что в поражении виновато «неожиданно раннее начало суровой зимы». Немецкие потери возросли до 775 тысяч убитых, раненых и пропавших без вести, что составило почти одну четвертую часть всех войск полевых армий.
Затем последовал кризис руководства. Гитлер освободил Рунштедта от должности, потому что тот хотел отвести свои войска к реке Миус. Затем фюрер устранил обоих командующих группами армий – Бока, официально объявленного больным, и Лееба, потому что Гитлер отверг его предложение отойти с позиций у Ленинграда. Кроме того, с должностей были сняты трое командующих армиями – Максимилиан фон Вейхс (2–я армия), Адольф Штраус (9–я армия) и Карл Хайнрих фон Штюльпнагель (17–я армия) – наряду с тридцатью другими высокопоставленными генералами и офицерами, включая Хёпнера, которого Гитлер выгнал из армии за несанкционированное отступление. И что самое многозначительное – фюрер отстранил Гудериана. Лучший командующий танковыми войсками в германской армии отправился в резерв армейских офицеров.
К 1 января 1942 года советские войска отбили у немцев Калинин – город в 100 милях к северо–западу от Москвы – и Калугу в 100 милях к юго–западу, затем перешли к действиям против германских плацдармов, которые обошли с обеих сторон. Угроза Москве была ликвидирована.
В этот момент Гитлер издал приказ всем войскам стоять насмерть. 7 января Сталин начал контрнаступление по всей линии фронта, хотя Красная армия была еще слишком слаба, чтобы успешно выполнить эту задачу. Русским не удалось уничтожить окруженных немцев, и они лишь неглубоко продвинулись в различных направлениях. Германская армия пережила зиму 1941–1942 годов, потому что Сталин перестарался, пытаясь предпринять контрнаступление. Однако Гитлер считал, что причиной этому был его приказ держаться до последнего. Все время до конца войны это побуждало фюрера настаивать на том, чтобы защищать каждый дюйм земли.
Для Германии оказался плачевным тот факт, что Адольф Гитлер так и не последовал совету швейцарского военного аналитика Антуана–Анри Жомини, который следующим образом прокомментировал вторжение Наполеона в 1812 году: «Россия – страна, в которую легко попасть, но из которой очень трудно выбраться».
Читайте также
Глава II. Имперский план и его неудача
Глава II. Имперский план и его неудача
1. Имперский план: мечты и реалии
Политическая история Киевской Руси открывается столетием смелого предприятия: попыткой скандинавских властителей Киева создать огромную империю, простирающуюся от Балтийского до Черного моря и от
Глава 10 НЕУДАЧА И ВОЗВРАЩЕНИЕ
Глава 10
НЕУДАЧА И ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я все еще стоял на палубе, когда субмарина миновала Иводзиму, остров, находившийся примерно в двенадцати милях южнее Хикари. За кормой у нее остались острова Усидзима и Осидзима. В этот весенний день усыпанное островами Внутреннее море
Глава XXI Неудача при Фредериксштадте и Ботавилле
Глава XXI Неудача при Фредериксштадте и Ботавилле
По дороге в Гейльброн я узнал, что отряды генерала Гаттинга (округа Гаррисмит и Вреде) находились в 7 милях к юго- востоку от Гейльброна, у Спитсканье. Я повернул к ним. Оказалось, это были те, которые выдержали тяжкое
Глава 5 Неудача революции
Глава 5
Неудача революции
Ян Ху, подчиненный дома Цзи, три года удерживал абсолютный контроль над управлением в Лу, и его последний ход – попытка свержения Трех семей – для народа Лу, которым до того долгое время безраздельно правила семья Цзи, был просто сильным
Глава 18 НЕУДАЧА В ЕВРОПЕ
Глава 18
НЕУДАЧА В ЕВРОПЕ
Ксеркс был больше заинтересован в том, чтобы завершить великолепное строительство, начатое его отцом на террасе Персеполя, нежели испытать в деле грозную военную машину, уже созданную им, но — не судьба. Его двоюродный брат Мардоний, стремившийся
Глава четырнадцатая. Неудача
Глава четырнадцатая. Неудача
Сумцову довелось участвовать в разных операциях в борьбе с агентурой врага. Он был удачлив, но всегда — в жизни так не бывает. Все время везти человеку не может. В его практике случались и неудачи. Как действовать, он знал, а были и
Глава шестая Калиновская неудача
Глава шестая
Калиновская неудача
Наступление наше шло как бы перекатами — от станицы к станице, от хутора к хутору. Мы выталкивали гитлеровцев. Они огрызались и откатывались дальше. Такая тактика не могла устроить командование. От коротких схваток противник ощутимых
Глава 6. Серьезная неудача
Глава 6.
Серьезная неудача
«Я надеюсь, что мелкие разрозненные стычки, в которых мы увязли, вскоре прекратятся, и я молюсь за американскую армию».
Генерал-майор Уорд генерал-майору Оливеру, 14 декабря 1942 года.
Подполковник Кох точно знал, чего ждут от него, когда начинал
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. НЕУДАЧА ЗА НЕУДАЧЕЙ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
НЕУДАЧА ЗА НЕУДАЧЕЙ
О поражении на реке Воже
Победа на Пьяне в 1377 г. вовсе не означала полного торжества Мамая над мятежными русскими вассалами. В том же году сарайского хана Каганбека сменил на троне его двоюродный брат Арабшах, оказавшийся более властным
Глава пятая Неудача
Глава пятая
Неудача
День начался с того, что меня вызвали к командиру полка.– Вот что, Гареев, – сразу же приступил он к делу. – Ставлю задачу – учись фотографировать результаты бомбежки и штурмовки. Мы тут подумали, ты подойдешь. Хорошо летаешь, спокоен.Окинув меня
Глава II Имперский план и его неудача
Глава II
Имперский план и его неудача
1. Имперский план: мечты и реалии
Политическая история Киевской Руси открывается столетием смелого предприятия: попыткой скандинавских властителей Киева создать огромную империю, простирающуюся от Балтийского до Черного моря и от
Хотя битва за Кавказ была одной из самых значимых в истории Великой Отечественной войны, и захват этого региона очень много значил для нацистов (по сути, с его захватом они связывали победу над Советским Союзом и не без оснований) вначале они о нем ничего не говорили. Во всяком случае, директива Гитлера конца 1940 года о нем молчала.
Причина этого заключалась в том, кто стратегия блицкрига предполагала, что большая часть советских войск будет уничтожена на западе Советского Союза, а быстрый захват Москвы и Ленинграда приведет фактически к гибели СССР и свободному захвату любых территорий, включая Кавказ.
В контексте этого разрабатывать особые операции по захвату кавказской нефти не было смысла. Но, как это сплошь и рядом случается в истории, план пришлось подкорректировать. И делать этого пришлось уже летом 1941 года. Во всяком случае, уже 12 июля 1941 года говорилось о необходимости захвата Кавказ, как только появится такая возможность.
12 августа 1941 года одной из важнейших задач стал захват Крыма, который должен был стать плацдармом, с которого началась бы кавказская операция. Правда, когда стало очевидно, что никакой быстрой победы не предвидится, немецкое командование разделилось во мнении относительно дальнейшей стратегии ведения войны.
Одна часть читала, что следует продолжать движение на Москву, но другая группа, в которой был и Гитлер, считала, что приоритетной задачей должен стать Кавказ и Ленинград.
В конце августа 1941 года Гитлер говорил, что уничтожить Советский Союз можно только при условии уничтожения советской армии, что возможно только при условии уничтожения ресурсной базы, необходимо для ее существования. И главным из этих ресурсов была нефть.
При этом Гитлер отмечал, кто лишение Советского Союза этого важнейшего ресурса и, соответственно, взятие его в свои руки, не является первостепенной задачей. Таковой Гитлер считал возможность повлиять на Иран и Турцию, сделав их союзниками в борьбе с СССР.
Интересно, что после окончания войны некоторые немецкие генералы стали слишком уж усердно сваливать вину на поражение исключительно на Гитлера. К частности, его стали критиковать за то, что он отказался от активизации действий в московском направлении, и перенес основной удар на юг.
Также Гитлера упрекали за то, что, рассматривая войну, он слишком большое значение придавал экономической составляющей. Стремление захватить плодородные и богатые сырьем регионы Советского Союза, по мнению этих критиков, было неоправданным. Вместо этого основной задачей должно было стать взятие Москвы.
Согласится с таким мнением очень сложно. Правоту гитлеровского решения подтверждает вся богатая военная история России.
Из нее ясно видно, что взятие столицы порой воспринималось нашими предками, хотя и как тяжелый удар, но не смертельный. Порой он подталкивал к еще более ожесточенному сопротивлению.
В любом случае, наверное, лучше подходить к военной стратегии с экономической позиции, чем исключительно с идеологической, поскольку взятие Москвы имело в основном идеологические последствия, да и то очень неоднозначные.
Впрочем, еще во время войны многие из высшего командования соглашались с Гитлером, и вовсе не по причине подхалимства.
В пользу гитлеровского выбора говорило еще и то, что основные силы Красной Армии были сосредоточены именно на московском направлении.
Таким образом, за идеологическую победу (взятие Москвы) немцам пришлось бы заплатить чудовищную цену, тогда как захват богатейшего региона (Кавказа) можно было осуществить меньшей кровью. Во всяком случае, считать так у немцев были все основания.
Более трезвомыслящие немецкие генералы после крушения Рейха утверждали, что выбор южного направления был верным, и единственная проблема заключалась в том, что просто Красная Армия оказала слишком ожесточенное сопротивление. Проще говоря, бедой проекта было то, что он банально не удался.
В случае немецкого успеха Советский Союз был бы практически обескровлен, если подразумевать под кровью нефть, а политическая обстановка на Востоке радикально изменилась.
Правда, Гитлер не был бы самим собой, если бы не возлагал слишком большие надежды на союзников и дальнейшее продвижение войск вплоть до Персидского залива. Из-за этого Гальдер отмечал, что работать с Гитлером становится все сложнее по причине хронической недооценки советских возможностей и преувеличения возможностей собственных.
Для такой скептической оценки были все основания. Достаточно сказать, что после захвата Кавказа в войну должна была вступить Турция. Разумеется, на стороне Германии.
Однако если бы она этого не сделала, на этот случай имелся план оккупации этой страны. Далее можно было начать переброску войск в Ирак и Сирию.
Подобные планы выглядели слишком фантастично. В свете того, что молниеносное наступление на Москву до холодов провалилась с треском, следовало предполагать, что дальнейшие действия тоже не всегда будут идти так, как хотелось бы. И вот здесь Гитлер действительно допустил серьезную ошибку.
В заключение стоит отметить, что многочисленные записки и директивы Гитлера, также как и критические или положительные отзывы о его планах относительно захвата Кавказа, почему-то не упоминают такой составляющей, как взятие под контроль различных кавказских «Шамбал» и поиск прочих «Колец Всевластия», о которых так любят говорить современные любители сенсаций.
Конечно, Адольф был не совсем в ладах с реальностью. Однако все же он был более рациональной личностью, нежели те, кто склонен выставлять его повернутым на мистике кулоном.
Источник
В 1997 году студент философского факультета Кельнского университета написал реферат под названием «Главная ошибка Гитлера». Взгляд молодого немецкого интеллектуала на эту проблему очень интересен. И вот как он, юноша по имени Вальтер, его формулирует. Вначале он делает небольшое вступление, говоря о том, что любой человек может объявить себя политиком, но любой политик становится активным только тогда, когда находит определенную часть общества, определенную прослойку, социальную среду, на которую он может опереться. А политическое будущее любого политика зависит от того ресурса, который заложен в этой части общества. И чем этот ресурс больше, тем перспективнее политическое будущее. Вальтер выражает эту мысль так: «Гитлер заложил в фундамент своего режима два таких компонента, которые быстро и фатально таяли. Таким образом, порок всей конструкции был заложен изначально. Гитлер этого не понимал. Гитлер ошибался».
Итак, что это за два компонента? Первый — это покинувшие деревни бывшие фермеры, уже обжившиеся в городах и научившиеся и формулировать свои требования к хозяевам, и добиваться их, рабочие арийцы. Второй — это капиталисты. «Дальше Гитлер, как заправский строитель, крутым замесом нацизма сцепил намертво, как ему казалось, эти две опоры и получил фундамент своего режима».
То есть Гитлер думал, что он обманул весь мир, нашел гениальное решение, не допустив гражданской войны, как в России.
Адольф Гитлер: становление политика
Далее следовала программа, обещания, которые необходимо было выполнять. Рабочих, которым посулили достаточно высокий уровень жизни, нужно было обеспечивать. Каким образом? У Гитлера, собственно, было два способа. Первый — это займы. И второй, в перспективе, — это война. Капиталу также были обещаны ресурсы и рынки. Как? Через те же займы и в перспективе через ту же войну. (Это, кстати, к вопросу о том, была ли война неизбежна?)
Однако уже к 1943 году Гитлер схватился за голову: он понял, что из-под него уходит самая главная его опора — бывшие фермеры, переквалифицировавшиеся в рабочие, а затем надевшие форму. Куда уходит? Началась война. На войне, как известно, убивают. А подпитки не было.
Что касается второй опоры, капиталистов, то они, в сущности, тоже не получили обещанного. Их капиталы были гигантские, но все их сжирала война. Гитлер требовал все больше и больше, поэтому многие из крупных предпринимателей, будучи недовольными политикой фюрера, тоже начали из-под него выскальзывать. И фактически все олигархи участвовали в заговорах военных против Гитлера.
Возвращаясь к мобилизации. В самом конце войны Генрих Гиммлер попытался как-то исправить положение и начал создавать так называемые элитарные национальные легионы. Делалось это не с точки зрения пополнения (оно было мизерным), а с пропагандистской целью. То есть Гиммлер с согласия Гитлера пытался быстро, на ходу перестроить национальную политику — найти среду для подпитки, для пополнения людского ресурса среди национальных кадров. То есть как-то заполучить интернациональный ресурс, от которого фюрер отказался в самом начале. Кстати, он отказался от него и в середине. В принципе, декларировал этот отказ и в конце. Но с Гиммлером они договорились о том, что этот ресурс нужно начинать задействовать.
22 апреля 1945 года Гитлер сказал следующее: «Моя главная ошибка в том, что я боролся не с тем врагом». Есть три документа, где это зафиксировано. Наиболее полная цитата — по записям Бормана: «Моя главная ошибка в том, что я боролся не с тем врагом. Нужно было считаться с настроениями, господствующими в СА (Sturmabteilungen — SA), договариваться с их командирами, сделать штурмовые отряды своей главной опорой, как предлагал Рем, а не идти на поводу у генералов. Нужно было им устроить Варфоломеевскую ночь, как это сделал у себя Сталин, вычистивший командный состав от неблагонадежных элементов».
Если обратить внимание на первую часть цитаты, то возникает вопрос: «О каких настроениях, господствующих в СА, говорит Гитлер?» Это были два настроения. Социализм, причем в чистом виде, штрассеровский социализм, без заигрывания с крупным капиталом, и интернационализм, просто потому, что состав рейхсвера был чрезвычайно пестрым и штурмовые отряды были интернациональны.
И все же: мог ли Гитлер вообще не напасть на Советский Союз? Конечно, нет. Почему? Потому что Германии нужны были рынки, ресурсы. Германии требовалось жизненное пространство. Немецкая экономика нуждалась, она не могла не присосаться к такому аппетитному колоссу, как Советский Союз.
Формулируя основную тему: «Главная ошибка Гитлера», нельзя обойти стороной очень важный момент — взгляд на Гитлера, который, к сожалению, у многих (прежде всего, конечно, не историков) статичен. Любой историк рассматривает исторического персонажа обязательно в динамике, в действии. Нет одного Гитлера. Есть много-много Гитлеров. И нет одной магистральной линии. Есть постоянный выбор, который стоит и перед людьми, и перед государствами. Конечно, эту версию можно оспаривать, но, на наш взгляд, она наиболее адекватна, лучше других объясняет многие вещи.
Давайте возьмем клочок бумаги и первый, попавшийся под руку, карандаш и поставим точку. Назовем эту точку точкой бифуркации, то есть точкой, из которой идет развилка. Дальше нарисуем две стрелочки — исторический вектор. Одна стрелочка будет у нас короче, другая — длиннее. Поставим точку в самом конце длинной стрелки. Из этой точки сделаем еще одну развилку, опять с коротким и длинным векторами. Проделаем это несколько раз, а затем соединим первую точку с самой последней, то есть с конечностью последнего длинного вектора. Вот эта прямая линия — это тот путь, который проделал Адольф Гитлер как политик.
Рассмотрим пример одной из таких точек бифуркации. 1929 год. Знаменитый план Юнга. Кратенько: план Юнга предусматривал какое-то замирение Германии с союзниками. В нем растягивался срок выплаты репараций, планировалось вывести союзнические войска с Рейна до июня 1930 года и так далее. В этой точке была такая фигура, как Густав Штреземан — Нобелевский лауреат, человек, который мог изменить судьбу Германии. Но он был очень тяжело болен, умирал (его не стало через месяц). Вот в этой точке Германия могла сделать выбор. И здесь Адольф Гитлер, учитывая общие настроения (у него было звериное чутье на перспективу), направился по длинному вектору — присоединился к линии Гугенберга, Шахта — националистов, которые в тот момент были более адекватны сложившимся условиям.
Густав Штреземан с супругой и сыном на отдыхе, 1929. (ru.wikipedia.org)
Еще одна точка — это голосование, плебисцит о «Законе против порабощения немецкого народа». Тоже, кстати, интересный момент. Сколько говорят о патриотической истерии, о какой-то невероятной обиде, которую испытывала немецкая нация в конце 1920-х годов… Однако отметим, что голосование, плебисцит по «Закону против порабощения немецкого народа» дал следующие результаты: 14% были за этот закон, а 86%, вероятно, настолько обиженными и угнетенными себя не чувствовали. Такие факты реально говорят о настроениях, царивших в обществе, не правда ли? И вот когда этот плебисцит провалился, Гугенберг и компания продолжили свою линию, а Гитлер опять выбрал более перспективный, длинный вектор. То есть он как бы кинул своих бывших союзников.
И если мы пройдемся по этой схеме, начиная с 1925 — 1926 годов до 1945 года, то получится очень интересная картина. Одной из точек, конечно, будет 22 июня, после которой пойдет целый веер разветвлений.
Гитлер: выбор пути
Грегор Штрассер, 1928 год. (en.wikipedia.org)
Вспоминая реферат немецкого студента, стоит отметить, что когда в 1933 году Гитлер стал действующим политиком (это важный момент: политиком он стал гораздо раньше, но действующим, официальным — в 1933 году), то заявил программу, в которую заложил две основные опоры — экономическую и социальную. Но обе эти опоры имели крайне ограниченный ресурс — национал-социализм. И в этой точке бифуркации Гитлер мог пойти другим путем.
Вопрос: каким? Штрассеровским. Что это за путь? Два момента. Во-первых, это интернациональный советский социализм, скажем так, опора на СА, который нужно было пропустить через горнило гражданской войны и через лагеря СА. Проще говоря, сделать Рабоче-крестьянскую Красную германскую армию. То есть Штрассер толкал Германию в гражданскую войну. Гитлер всеми способами пытался из этого вывернуться. И здесь, по мнению вышеупомянутого автора реферата, он выбрал короткий вектор — 12 лет. Если бы он из этой точки пошел по более длинному вектору, по сталинскому, по советскому пути, то это не значит, что он победил бы, но длительность его политической карьеры была бы гораздо больше.
Интересно, а что было бы, если бы Гитлер пошел по штрассеровскому пути и Германия все-таки прошла бы гражданскую войну? Что бы произошло? Ослабла бы она? Какие у нее были бы союзники? Автор реферата считает, что если бы в той точке Гитлер выбрал длинный вектор, то Германия и Советский Союз стали бы союзниками, но не такими, какими они потом делали вид, а настоящими. И они, возможно, вместе с Италией встали бы лицом к лицу против западного фронта, против западного капитализма. Что дальше? Дальше — рассуждения. Очень, кстати, интересные. Потому что если взять и взвесить потенциалы экономик, например, как бы Советский Союз помогал Германии, то вырисовывается очень интересная картина. Но главное — Гитлер не был бы Гитлером, той мерзкой, грязной политической фигурой, которой он остался в истории.
Любопытно рассмотреть ошибку Гитлера и с точки зрения мистики. Главное здесь в том, что он пошел против Бога, против некоего закона мирового равновесия, против законов природы и расплатился за это.
Статья основана на материале передачи «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы». Гость программы — историк, писатель Елена Съянова, ведущие — Дмитрий Захаров и Виталий Дымарский. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.
Октябрь 1941 года — самое трудное и грозное время Московской битвы.
4 октября в берлинском Спортпаласе состоялся митинг. Впервые с начала нападения на СССР на трибуну вышел Гитлер. «В эти часы на Восточном фронте происходят грандиозные события, — заявил фюрер. — Уже сорок восемь часов ведется новая операция гигантских масштабов. Она приведет к окончательному уничтожению врага на Востоке. Я говорю об этом только сегодня, потому что могу совершенно определенно сказать: этот противник разгромлен и больше никогда не поднимется». Заявление было встречено восторгом и ликованием.
РАЗГРОМ Киевской группировки наших войск в сентябре окрылил вождей Германии. Они уверовали в возможность покончить с Советским Союзом в 1941 году, полагая, что он обессилен и не способен отстоять свою столицу. Учитывая политическую, экономическую и военно-стратегическую значимость Москвы, они считали ее «ключом ко всей советской системе». «Захват Москвы для немцев в 1941 году, — указывал в своих воспоминаниях бывший командующий 2-й танковой армией генерал-полковник Гудериан, — был гораздо важнее, чем для Наполеона в 1812 году, потому что этот город уже не стоял на втором месте после Петербурга <…> а стал первым и главным городом Советского Союза». Захват Москвы, как это представлялось Гитлеру и его сподвижникам, мог вывести СССР из войны.
Наступление на Москву германское командование назвало операцией «Тайфун», который должен был смести войска Красной Армии и открыть немцам путь к советской столице. Для проведения операции в группе армий «Центр», которой командовал фельдмаршал Бок, сосредоточили три четверти танковых и моторизованных соединений, до половины артиллерии и авиации. В ней насчитывалось 1,8 млн. солдат и офицеров, свыше 1700 танков, более 14 000 орудий и минометов и 1390 боевых самолетов. Как и в начале войны в Белоруссии, основная ставка делалась на мощные удары танковых объединений, поддерживаемых массированными ударами авиации. Согласно замыслу операции, танковые клинья должны были прорвать оборону, обеспечить окружение и уничтожение главных сил, оборонявших Москву, после чего стремительным броском подвижных соединений охватить столицу с севера и юга.
Обращаясь 2 октября с напутствием к войскам, Гитлер заявил: «За несколько недель три самых основных промышленных района будут полностью в наших руках. Создана наконец предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага. Все приготовления, насколько это возможно для людских усилий, уже окончены. На этот раз планомерно, шаг за шагом, шли приготовления, чтобы привести противника в такое положение, в котором мы можем теперь нанести ему смертельный удар. Сегодня начинается последнее большое, решающее сражение этого года». Три основных района, о которых говорил рейхсканцлер Германии, были: Ленинград, Москва и Донбасс с Ростовом-на-Дону. Главное внимание советского политического и военного руководства в сентябре было приковано к Ленинграду и Киеву. Туда были направлены Ставкой наиболее талантливые военачальники: генерал армии Жуков и маршал Советского Союза Тимошенко. На московское направление Ставка Верховного Главнокомандования обратила взоры лишь в конце месяца, не успев разгадать истинный замысел противника о направлениях его ударов. Вскрыв с запозданием подготовку немцев к наступлению на Москву, Ставка лишь 27 сентября приказала войскам Западного и Брянского фронтов перейти к жесткой обороне.
На западном направлении были развернуты три фронта: Западный под командованием генерал-полковника Конева, Резервный во главе с маршалом Советского Союза Буденным и Брянский, которым командовал генерал-лейтенант Еременко. Всего в них было около 1250 тыс. солдат и офицеров, 990 танков, 7600 орудий и минометов и 667 самолетов. Противник превосходил наши войска не только в количественном отношении, но в качестве вооружения, моторизации и боевом мастерстве.
2 октября перешли в наступление на вяземском направлении 9-я и 4-я армии и входившие в их состав 4-я и 3-я танковые группы противника. Так началась Московская битва, которой суждено было стать поворотным пунктом Второй мировой войны. Начало ее не предвещало ничего хорошего. После сильных ударов авиации по аэродромам, штабам и узлам связи танковые группы генерал-полковников Гота и Гепнера по сходящимся направлениям устремились к Вязьме, то есть туда, где их не ожидали, полагая, что удар будет наноситься вдоль Минской автострады. Связь фронтов с Москвой нарушилась. У генерального штаба достоверных сведений о противнике и своих войсках не имелось.
7 октября танки Гота и Гепнера вышли к Вязьме и окружили западнее ее войска 19-й и 20-й армий Западного фронта, 24-й и 32-й армий Резервного фронта. В связи с тем, что на Можайской линии наших войск не было, возникла угроза прорыва немецких танковых соединений в Москву. Столь же опасная обстановка сложилась и на орловско-тульском направлении, где развивала успех танковая армия Гудериана.
Подталкивая Японию к захвату советских земель за Уралом, Гитлер безапелляционно заявил японскому послу в Берлине, что он твердо рассчитывает овладеть Москвой 12 октября. По его указанию Геббельс распорядился оставить место в газетах, выпускаемых в тот день, для экстренного сообщения о вступлении немецких войск в Кремль.
* * *
Что же делали в эти тревожные дни Государственный Комитет Обороны и Ставка Верховного Главнокомандования? 6 октября Ставка дала командующему Московским военным округом генерал-лейтенанту Артемьеву директиву о приведении Можайской линии обороны в боевую готовность, используя для этого все, что можно было собрать в Москве и Подмосковье. Северо-западнее Волоколамска занял оборону курсантский полк Военного училища имени Верховного Совета. В Можайский укрепленный район прибыли курсанты Московского военно-политического училища, а в Малоярославецкий — подольские пехотное и артиллерийское училища. Так было положено начало созданию фронта Можайской линии и прикрытию западных подступов к столице. Еще раньше, в связи с прорывом немцев к Орлу и возникновением угрозы выхода танков Гудериана к Туле, Ставка приняла меры к укреплению южных подступов к Москве. Гудериан в те дни сетовал на превосходство русских танков Т-34, удары которых испытали его подчиненные.
Все-таки более грозная опасность нависала над столицей с запада. Поэтому сюда было приковано внимание ГКО и Ставки. Прежде всего необходимо было создать сплошной фронт обороны, упорядочить оперативное построение войск и организовать твердое и непрерывное управление ими. Для этого нужен был человек сильной воли, имеющий опыт руководства войсками в сложной обстановке. Сталин тогда посчитал, что Конев не удовлетворяет этим требованиям. Вечером 5 октября для помощи командованию Западного и Резервного фронтов в районе Гжатска и Можайска он направил Молотова, Маленкова, Ворошилова и Василевского. В беседе с писателем Чуевым Молотов много позже сказал: «Я поехал на фронт снимать Конева. У него не выходило. Пришлось объяснять Коневу, почему он должен быть заменен Жуковым. Жуков поправил дело».
Чтобы не возвращаться к этой теме, замечу, что Молотов, противореча своему заявлению, что «Жуков поправил дело», в другой беседе с Чуевым утверждал, будто бы тот «фактически предлагал сдать Москву», но «Сталин не послушал Жукова». О том, кто кого послушал, скажу ниже.
После телеграммы от 3 октября и двух телефонных звонков Сталина, вечером, 7 октября Жуков из Ленинграда прибыл в Москву. «Меня прямо с аэродрома повезли к Сталину на квартиру, по дороге сообщили, что Верховный болен, — рассказывал мне 26 мая 1965 г. маршал. — Не оправившись, по-видимому, еще от киевской катастрофы, Сталин находился в трансе. Я застал его беседующим с Берией. Не обращая внимания на меня, а может быть, и не заметив моего появления у двери, Сталин сказал ему, чтобы он на всякий случай через свою агентуру провел зондаж о возможных условиях заключения мира с Германией. Вот как далеко зашло в те дни смятение главы нашего государства! Наконец, обратив внимание на меня и поздоровавшись, Сталин раздраженно сказал, что он сейчас в полном неведении о происходящем на Западном фронте. Медленно подойдя к карте, он обвел пальцем район Вязьмы и зло произнес: «Конев, как и Павлов в начале войны, открыл здесь фронт врагу». Сталин попросил меня немедленно выехать на Западный фронт, разобраться в положении дел на месте и оттуда позвонить ему».
Побывав на наиболее опасных участках Западного и Резервного фронтов, Жуков пришел к выводу, что многие пути на Москву для врага открыты. Доложив об этом в 2 часа 8 октября по телефону Сталину, он попросил его быстрее стягивать войска откуда только можно на Можайскую линию.
В обстановке, не исключавшей возможности падения столицы, наряду с мерами укрепления обороны Сталин 8 октября подписал постановление «О проведении специальных мероприятий по предприятиям г. Москвы и Московской области». Для этого создавалась «пятерка» ответственных лиц. На следующий день они представили Верховному список 1119 предприятий; 412 из них, имевших оборонное значение, предлагалось подготовить к взрыву, а остальные вывести из строя в случае необходимости путем поджога и механической порчи. К выполнению намеченных мероприятий созданные из специалистов команды приступили немедленно.
9 октября, будучи в частях Резервного фронта в районе Калуги, Жуков получил привезенную офицером штаба телефонограмму Шапошникова, в которой указывалось: «Верховный Главнокомандующий приказал вам прибыть в штаб Западного фронта. Вы назначаетесь командующим Западного фронта». Утром он прибыл в Красновидово (северо-западнее Можайска), застав еще отбывавшую в Москву комиссию ГКО. Доложив Сталину о прибытии в штаб, Жуков услышал от него сообщение о решении Ставки включить войска Резервного фронта в Западный и назначить его командующим. Конева Сталин приказал отправить в Москву. «Я понял, — сказал мне маршал, — что он намерен поступить с ним, как с Павловым. Поэтому в течение первой половины дня до подписания приказа Ставки о моем назначении Сталин трижды требовал отправить Конева в Москву, я же просил его оставить моим заместителем. Последний разговор закончился угрозой, но я не реагировал на нее, понимая, что в случае падения столицы все равно придется мне расплачиваться головой». В последующие дни усилия ГКО, Ставки, командования Западного фронта и Московского военного округа были направлены на укрепление Можайской линии.
* * *
Тем временем немецкие войска завершили уничтожение вяземской группировки и готовились к продолжению наступления на Москву, чтобы занять ее с ходу. Пробиваясь из окружения, советские войска наносили существенный урон врагу и не позволяли ему быстро продвигаться на восток. Самоотверженной борьбой они сковали в районе Вязьмы на 7-9 суток значительные силы противника. Мужественно сражались с врагом соединения генерал-лейтенанта Лукина. Будучи тяжело раненным, в бессознательном состоянии, он был схвачен врагом. В плену его склоняли к измене родине, но он, подобно генерал-лейтенанту Карбышеву, с презрением отверг все посулы врага.
Передовые части группы Гепнера стали подходить к Можайской линии 10 октября. Угроза прорыва их к Москве нарастала. В связи с этим необходимо было принять дополнительные меры по организации обороны столицы. 11 октября у Сталина в Кремле с 15.30 до 22.20 находились члены ГКО, Шапошников и Василевский. Периодически к ним вызывались другие лица. Здесь принимались меры и вырабатывались решения по дальнейшему укреплению обороны Москвы. Результатом этого совещания явились два постановления ГКО, подписанные Сталиным 12 октября. Мособлисполком и Моссовет обязывались «в порядке трудовой повинности» мобилизовать соответственно 250 и 200 тысяч колхозников, рабочих и служащих на оборонительное строительство. Вся система обороны на ближних подступах к столице получила название Московской зоны обороны. Возглавляло ее командование МВО.
Полным ходом шла подготовка к обороне самого города. Он был разбит на несколько секторов применительно к административному районированию. Инженерными начальниками секторов были назначены профессора и преподаватели Военно-инженерной и других академий. Для минирования мостов, виадуков и других сооружений внутри города были сформированы особые подрывные команды. На окраинах рылись противотанковые рвы, устанавливались металлические «ежи», надолбы. На бульварах виднелись аэростаты заграждения или, как их называли, «колбасы». Москва превращалась в военный лагерь.
* * *
Хотя 12 октября немцам не удалось вступить в Москву, как они того хотели, все же в тот день немцы считали, что конечная цель войны близка. Все должно было произойти одновременно, рассчитывали в «Волчьем логове» (Ставка Гитлера в Растенбурге): группа армий фельдмаршала Лееба вот-вот соединится с финнами и задушит Ленинград, войска Бока с часу на час окружат Москву, а группа армий фельдмаршала Рундштедта в ближайшие дни овладеет Крымом, Донбассом и Северным Кавказом. Гитлер высокопарно заявил в тот день главнокомандующему сухопутными войсками фельдмаршалу Браухичу, что, когда Москва перейдет в его руки, народы всех стран заволнуются как никогда — и «мир будет наш!»
Браухич пришел к Гитлеру, чтобы спросить, что делать с Москвой после ее окружения. «Исчерпывающие» указания по этому вопросу он в конце дня отправил Боку: «Фюрер вновь решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена противником… так же, как и в Киеве, для наших войск могут возникнуть чрезвычайные опасности от мин замедленного действия… Ни один немецкий солдат не должен вступить в эти города (Москва, Ленинград). Всякий, кто попытается оставить город и пройти через наши позиции, должен быть обстрелян и отогнан обратно… И для других городов должно действовать правило, что до захвата их следует громить артиллерийским обстрелом и воздушными налетами, а население обращать в бегство…».
На оснований этих указаний Бок на рассвете 14 октября отдал приказ войскам на продолжение операции: «1) Противник перед фронтом группы армий разбит. Остатки отступают, переходя местами в контратаки. Группа армий преследует противника. 2) 4-я танковая группа и 4-я армия без промедления наносят удар в направлении Москвы, имеющий целью разбить находящиеся перед Москвой силы противника, прочно овладеть окружающей Москву местностью, а также плотно окружить город. 2-я танковая армия с этой целью должна выйти в район юго-восточнее Москвы с таким расчетом, чтобы, прикрываясь с востока, охватить Москву с юго-востока, а в дальнейшем также и с востока».
Так рассчитывало командование группы армий «Центр». Что же могло противопоставить ему командование Западного фронта? Приступив 10 октября к исполнению обязанностей командующего, Жуков обсудил обстановку с Коневым, начальником штаба генерал-лейтенантом Соколовским и членом Военного совета Булганиным. Организовав работу в штабе, Жуков посещал самые опасные участки фронта, чтобы оказать помощь командующим армий и принять необходимые меры на месте.
В те дни, когда на переднем крае шли ожесточенные бои, Жуков создавал новый Западный фронт. На волоколамское направление он направил штаб 16-й армии во главе с генерал-лейтенантом Рокоссовским. В состав армии включались новые соединения и части.
14 октября пополненные и усиленные войска Гепнера и Клюге двинулись к Москве. Сражения разгорелись с новой силой. Несмотря на упорное сопротивление наших войск, врагу удалось на отдельных участках прорваться в глубь. В тот же день танки генерала Рейнгардта, который сменил Гота, ворвались в Калинин.
14 и 15 октября бои на волоколамском и можайском направлениях приняли еще более ожесточенный характер. Поддерживаемые мощными ударами 8-го авиационного корпуса пикирующих бомбардировщиков под командованием генерала Рихтгофена, соединения «непобедимого» Гепнера стремились сломить сопротивление войск Рокоссовского и Лелюшенко. Наши войска мужественно отражали атаки противника, но Бок бросил в сражение новые силы 4-й армии. Жуков без сна и отдыха под вражеской бомбежкой посещал один участок фронта за другим, чтобы, маневрируя имевшимися и подходившими резервами, воспрепятствовать продвижению вражеских танков. Приказы командармам отдавал твердо и жестко, но слов «ни шагу назад» не употреблял. Нервы у командующего фронтом не сдавали, он делал все возможное, чтобы отстоять столицу.
В связи с приближением фронта к Москве в ночь на 15 октября председатель ГКО подписал принятое накануне поздно вечером «совершенно секретно», «особой важности» постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Привожу основу этого документа: «Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии, Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев…
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).
3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову — произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)».
Эвакуация столь значительного количества учреждений и вывоз оборудования с оборонных предприятий, движение по городским улицам огромного количества машин не могли не сказаться отрицательно на настроении москвичей. До них доходили слухи, что немцы вот-вот ворвутся в столицу. Ситуация стала очень тревожной. Ее усугубил еще и тот факт, что утром 16 октября впервые с начала войны не было открыто метро. Во многих магазинах продукты не продавались, а раздавались или просто растаскивались. Тысячи жителей устремились на машинах и пешком на восток. Нет оснований утверждать, что всех жителей Москвы охватила паника, но элементы ее, безусловно, были. Вместе с тем рабочие не давали вывозить заводское оборудование, считая, что это инициатива струсивших директоров. Толпы людей, не зная постановления об эвакуации, задерживали легковые машины, видимо, полагая, что их пассажиры являются руководителями предприятий и учреждений, бросившими все и бегущими на восток из страха оказаться в немецком рабстве.
* * *
День 16 октября 1941 года был самым кризисным для Москвы за все время войны. Продолжала ухудшаться обстановка и на фронте. Поэтому командующему войсками оборонительного рубежа Москвы генерал-майору Крамарчуку была поставлена задача к 10.00 17 октября занять рубеж коммунистическими, комсомольскими, рабочими и истребительными батальонами.
Критическое положение сказалось на состоянии и поведении главы партии и государства. Именно в тот день, а не 16 ноября, как ошибочно записано в «Воспоминаниях и размышлениях» Жукова, ему позвонил Сталин по вопросу о возможности защитить столицу. Георгий Константинович в беседе со мной 26 мая 1965 г. говорил, что этот разговор состоялся именно в середине октября. В «Воспоминаниях…» же по непонятной причине называется ноябрь. В подтверждение этого факта приведу свидетельство бывшего телеграфиста Сталина, ныне полковника в отставке Николая Пономарева, опубликованное в «Красной звезде» 10 апреля 1996 г.: «16 октября 1941 года, примерно в шесть часов вечера, в переговорную зашел Поскребышев и приказал мне вызвать штаб Западного фронта… К аппарату подошли т. Жуков — командующий фронтом, а также начальник штаба и член Военного совета. Я доложил Поскребышеву о том, что вызванные товарищи у аппарата. Появились Сталин, члены ГКО и Василевский. Василевский разложил на столе карты с нанесенной обстановкой. Сталин начал переговоры. Всегда он начинал с того, что просил доложить состояние дел на фронте. Жуков подробно доложил: оно было очень тяжелое для наших войск. Завершив доклад, Жуков просил Сталина оказать помощь и войсками, и вооружением, и всем, что необходимо было для фронта. Особенно он подчеркивал важность усиления танками и реактивными установками. Сталин ответил: «Георгий Константинович, мы принимаем все меры, чтобы оказать вам помощь. Все, что вы здесь просите, уже находится в пути к вам…» Велись переговоры недолго, минут 45. В заключение Верховный спросил:
— Георгий Константинович, теперь скажите мне как коммунист коммунисту, удержим ли мы Москву?
Жуков немного подумал и ответил:
— Товарищ Сталин, Москву мы удержим, тем более если мне будет оказана помощь, о которой я вас просил.
— Товарищ Жуков, — завершил Сталин, — надеемся на вас, желаем вам успеха. Звоните мне в любое время суток, жду ваших звонков.
На этом переговоры закончились».
Тот факт, что этот разговор состоялся именно в тот день, подтверждает и бывший председатель Моссовета Пронин. «16 или 17 октября, — вспоминает он, — Сталин советовался с Жуковым: можем ли мы отстоять Москву?.. Тогда, видимо, у Сталина и возникла уверенность в том, что Москву можно отстоять. А надо сказать, что противником защиты Москвы был Берия, который, правда, громогласно эту идею не проповедовал…»
Именно вследствие твердой уверенности Жукова отстоять столицу в самые тяжелые октябрьские дни, когда на фронте, в отличие от ситуации в ноябре, были многочисленные бреши, Сталин не выехал из Москвы на стоявшем на Каланчевке под парами, как указывает тот же телеграфист, бронепоезде. Он остался в столице, немедленно распорядился открыть метро и продолжал принимать жесткие меры по мобилизации сил и средств для ее защиты.
Не менее жесткие меры принимал в те дни и Жуков, за что подвергается иногда критике, которая еще при жизни доходила и до него.
Говоря мне об этом, он сказал: «А задумываются ли эти критики о том, что было бы, если бы я не принимал жестких и твердых решений? Я считаю, что в этом случае мы Москву не отстояли бы. А что тогда? Вынуждены бы были откатываться за Волгу, где развертывались наспех сформированные армии. Во что бы вылилась война? На сколько бы она затянулась? Каких сил это потребовало бы? Какие понесли бы дополнительные жертвы? Кто может ответить на эти вопросы и собирается ли? Вот из чего надо исходить, оценивая обоснованность или ошибочность моих решений в оборонительных сражениях под Москвой. Я принимал их с болью в сердце, вынужденно, и не принимал бы, если бы война протекала по другому руслу».
Комментарии для элемента не найдены.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Гитлер должен был следовать изначальному плану и напасть на СССР на месяц раньше. Потом стратегическая ошибка была совершена после взятия Смоленска, в конце июля 1941 г.: до Москвы оставалось всего 400 км, и ген. Гудериан требовал наступать на столицу СССР. Психологическое значение ее взятия было бы огромным. Но Гитлер отверг мнение генералов и приказал сначала взять Киев.
Эндрю Нагорски (Andrew Nagorski)
Томаш Новак: Историки по сей день спорят о том, почему в 1941 г. Советы дали застать себя врасплох. У их разведки было множество агентов, к Сталину поступали доклады.
Эндрю Нагорски: Это было связано с навязчивыми идеями Сталина, который, как каждый тиран, хотел, чтобы действительность соответствовала его представлениям. Он осознавал, что не готов к отпору немецкого вторжения, поэтому убедил себя в том, что войны не будет. По крайней мере, в 1941 году. Он вел себя как типичный параноик. Чем чаще его шпионы сообщали о планируемом нападении Германии — что подтверждали также Лондон и Вашингтон — тем сильнее он подозревал, что это ловушка, цель которой — спровоцировать советско-немецкий конфликт.
Конечно, британцы хотели, чтобы СССР оказался в состоянии войны с Германией. Но делать их этого вывод о том, что все агенты ошибаются, было нерационально. Кроме того, немецкие войска были размещены вдоль границы, сигналов о готовящемся вторжении было множество.
Некоторые историки, например, Виктор Суворов, предполагают существование тайного советского плана т.н. превентивного нападения на Германию. Об этом якобы свидетельствует размещение советских дивизий в приграничной зоне.
Я не разделяю это мнение. У нас есть воспоминания Микояна и других членов политбюро КПСС [так в тексте — прим. пер.], ничто в них не подкрепляет теорию о превентивном ударе. Наоборот, они говорят о полном изумлении Сталина при известии о немецком вторжении. Была еще одна причина, по которой Сталин передвигал войска на запад: он хотел полностью контролировать территории, занятые согласно пакту Молотова-Риббентропа. Такая дислокация не имела бы смысла в случае крупномасштабной военной конфронтации.
Как отреагировал Сталин на сообщение о нападении Германии?
Поначалу он игнорировал факты. Даже когда немецкий посол прибыл, чтобы сообщить о войне, Сталин думал, что это недоразумение. Когда стал ясен масштаб катастрофы, он выехал на дачу и отказался выступать с обращением к народу. В такой момент народ ждет заявления лидера. Но Сталин молчит и доверяет произнести первую речь Молотову. Когда делегация политбюро прибыла на дачу, Сталин думал, что его хотят арестовать. Поняв, что они пришли, чтобы доверить ему командование, он пришел в себя и начал действовать как лидер.
Почему в столь удобный момент никто не пытался отстранить или убить его?
В момент нападения Германии воцарился хаос. Армия и общество были напуганы во время великой чистки 30-х годов, когда погиб почти весь высший офицерский состав. Никто не хотел сопротивляться, политбюро инстинктивно ожидало распоряжений Сталина. Его свержение потребовало бы определенной смелости и решимости. В существовавших условиях это было невозможно.
Действительно ли немцы имело превосходство перед Красной Армией?
Боевой дух вермахта был высок. До этого он одержал череду побед в Польше, Норвегии, Бельгии, Франции, Югославии. Казалось, что те генералы, которые сомневались в политике Гитлера, были дискредитированы. Но излишний оптимизм привел к большой ошибке, каковой было вторжение 22 июня. В это же самое время 129 годами раньше на Москву двинулся Наполеон. Гитлер был уверен, что одержит победу до зимы. Кроме того, его армия не была такой современной, как принято считать. Ее снаряжение тянули 750 тыс. лошадей, которые не выдерживали условий; ежедневно гибло по тысяче. Русские танки были лучше, особенно Т-34, но на ранней стадии советские войска подверглись массированному удару и были смяты. Кроме того, многие граждане СССР думали: мы жили при терроре, может, новый оккупант будет не хуже? Поначалу боевой дух советских солдат был низок, они массово сдавались в плен. Если бы Гитлер сказал тогда: жестокостей в отношении гражданского населения и пленных не будет, то все могло сложиться иначе. А советские солдаты вскоре начали понимать, что сдача в плен немцам — это практически смертный приговор.
В чем состояла самая большая ошибка Гитлера?
Гитлер должен был следовать изначальному плану и напасть на СССР на месяц раньше. Потом стратегическая ошибка была совершена после взятия Смоленска, в конце июля 1941 г.: до Москвы оставалось всего 400 км, и ген. Гудериан требовал наступать на столицу СССР. Психологическое значение ее взятия было бы огромным. Но Гитлер отверг мнение генералов и приказал сначала взять Киев. Наступление на Москву (операция ‘Тайфун’) началась только 30 сентября. Вскоре изменилась погода. Немцам пришлось также сражаться с грязью и морозом. И вот еще что: в октябре Сталин узнает от своего агента в Токио Рихарда Зорге, что Япония не будет участвовать во вторжении. Зорге передал информацию о том, что японским солдатам выдается тропическая форма. Это означало, что они не нападут на Сибирь. Теперь Сталин знал, что он может вывести 400 тыс. солдат из Сибири и послать их под Москву. Они были хорошо экипированы и прибыли в тот момент, когда оборона Москвы была практически сведена к нулю.
Почему Гитлер медлил с наступлением на Москву?
Это вопрос психоанализа. У Гитлера была навязчивая идея, связанная с Украиной, которая казалась ему источником природных ресурсов и житницей. Между тем, немцы могли взять Москву: они бы ее взяли, если бы двинулись на нее прямо из Смоленска. Дело не только в погоде: Сталину не хватило бы времени, чтобы доставить подкрепление из Сибири. Сразу после взятия Киева несколько немецких соединений приблизились к Москве, но у них уже не было сил и воли, чтобы продолжать наступление. Потом, в ноябре, советское сопротивление усилилось. Но это по-прежнему был опасный период, Москва была на грани падения.
Что означало бы ее взятие?
Некоторые историки считают, что СССР проиграл бы войну. Для меня это слишком далеко идущий вывод. Многие заводы были перенесены на восток, Куйбышев стал резервной столицей. Но падение Москвы наверняка затянуло бы войну. Предположим, что остатки Красной Армии отброшены дальше на восток: реорганизация армии и мобилизация резервов заняла бы немало времени. Война продлилась бы дольше и для союзников. Дольше была бы оккупация Польши. Последствия для еврейского и польского населения были бы трагическими. Удержание Москвы имело колоссальное значение. Впервые блицкриг был остановлен. Уже не было уверенности в том, что Гитлер непобедим.
А как переживали битву мирные жители?
Самым драматическим днем было 16 октября: Москву охватила паника. Людям казалось, что немцы войдут в город с минуты на минуту. Шла эвакуация, чиновники выезжали, появились слухи о том, что Сталин покинул столицу. В центре тоталитарного государства произошло крушение закона и порядка. На улицах не было милиции, НКВД жег дела на Лубянке, люди грабили магазины и нападали на машины с беженцами. Сбрасывались портреты Ленина и Сталина. Отчасти причиной было желание избежать немецких репрессий, но некоторые делали это с радостью. Все это создает образ города, не соответствующий официальным описаниям. И именно по этой причине российские историки мало говорят о битве за Москву. Они быстро переходят к Сталинграду и Курску. Слишком много фактов, которые они предпочли бы скрыть.
Они не хотят говорить об этом, хотя прошло 67 лет: вот еще одна иллюстрация тезиса о том, что в России нет критической оценки истории СССР.
У СССР не было такого опыта, как у побежденной Германии после 1945 г., которой пришлось признаться в преступлениях, совершенных от ее имени. Во время перестройки и правления Ельцина издавалось немало публикаций, а многие россияне старались ознакомиться со своей историей. При Путине здесь наступил регресс. Неслучайно в России в периоды либеральной политики репутация Сталина всегда ухудшается, а в более авторитарные времена его оценивают позитивнее. Путин и Медведев ходят одномерного взгляда на российскую историю, которой все могли бы гордиться. Они верят в авторитарное правление и не хотят России критических умов. Те режимы, которые не любят вопросов о своей текущей политике, избегают и выяснения вопросов прошлого.
Эндрю Нагорски (род. в 1947 г.) — журналист и писатель. Почти 30 лет работает корреспондентом и редактором журнала Newsweek — в частности в Москве (откуда был выдворен за статьи о Брежневе), Германии и Польше.
++++++++++++++++++++++
P.S. Тов. читатели, будьте бдительны! Не забывайте, пожалуйста, голосовать :-))) В настоящий момент в рейтинге Народного голосования ИноСМИ занимает 10 место. Напоминаем, по правилам конкурса с одного IP можно голосовать только 1 раз в 24 часа. «Урны» для «Народного голосования» за ИноСМИ (Премия Рунета — 2008) расположены по адресу: http://narod.premiaruneta.ru/.
* * * * * * * * * * * * *
Призрак Антироссии (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
До каких пор русский сапог будет несчастьем всего мира? (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
Все на курсы швей-мотористок! (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
Дюжина мифов русской истории (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
_______________________________
Эндрю Нагорски о ‘величайшей битве’ Второй мировой войны («The Wall Street Journal», США)
Истинная история величайшей битвы Второй мировой войны («Newsweek», США)
Победа стали и льда («The Washington Post», США)
Под конец 1812 года Наполеон потерпел сокрушительное поражение в сражении под городом Борисовым (ныне Белоруссия) и лишь чудом сумел уйти от русских войск. Через 129 лет, когда в тот же город прилетел новый «завоеватель России» – Адольф Гитлер – ему, как и французскому императору, пришлось принимать судьбоносное для всего хода войны решение.
Стратегия генералов
Город Борисов фюрер посетил 4 августа 1941 года – через месяц после его занятия Вермахтом. Здесь, в окружении генералов группы армий «Центр», Гитлер решал вопрос о направлениях дальнейшего наступления. К тому времени немцы контролировали Прибалтику, часть правобережной Украины и почти всю Белоруссию. На востоке они уже захватили русский Смоленск, но Смоленское сражение было ещё в самом разгаре.
По воспоминаниям Вильгельма Кейтеля, взгляды Адольфа Гитлера на приоритетные направления кампании разошлись с позицией Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) в лице Вальтера фон Браухича.
«ОКХ однозначно высказывалось за концентрацию сил на участке группы армий «Центр» и нанесение главного удара в направлении на Москву с последующим овладением Валдайской возвышенностью, перерезав главную коммуникацию русских «Москва — Ленинград»», — писал Кейтель.
Присутствовавший на совещании в Борисове Гейнц Гудериан рассказывал, что сначала фюрер дал высказаться каждому генералу, при этом они не знали точек зрения друг друга. Все военачальники группы армий «Центр» единодушно высказались за поход на Москву, «сердце России», как назвал ее Гудериан.
«Гот заявил, что его танковая группа может начать наступление не раньше, чем с 20 августа. Я заявил, что буду готов к 15 августа», — отмечал генерал.
Стратегия Гитлера
Вопреки доводам генералов Гитлер не торопился «сходу» овладеть столицей России. Фюрер был настолько уверен в успехе плана «Барбаросса», что стремился для начала отхватить как можно больше территорий. Ради захвата Донбасса с его заводами и угольной промышленностью главнокомандующий готов был даже ослабить танковую мощь группы армий «Центр», перебросив технику на другие участки. Также Гитлер считал важным как можно скорее взять Крым, откуда русские самолёты совершали налеты на нефтепромыслы Румынии. Одновременно на севере Вермахт должен был штурмом взять Ленинград. «Колыбель революции» представляла опасность для немцев прежде всего как действующая база Балтийского флота. После захвата города на Неве фюрер предполагал подключить к снабжению группы армий «Север» по морю нейтральную до той поры Швецию.
Гитлеру не впервой было противоречить военным. Не случайно он говорил, что требует от генералов не понимания «скрытого смысла» его приказаний, а лишь «безоговорочного подчинения». К чему такая слепая вера в гениальность фюрера в итоге привела Германию, хорошо известно.
До конца августа генералы еще пытались убедить главнокомандующего в пагубности принятых решений и в том, что московское направление главного удара — единственно верное. Но Гитлер, у которого голова явно кружилась от военных успехов прошлых лет, не внял «старой гвардии». 18 августа он отдал приказ:
«Важнейшей целью до наступления зимы считать не захват Москвы, а захват Крыма, индустриального и угольного района Донбасса и лишения русских доступа к кавказской нефти; на севере важнейшей целью считать блокирование Ленинграда и соединение с финнами»
В итоге фашисты выровняли линию фронта и сократили расстояние между коммуникациями. В их руках оказалась житница Европы — Украина. Но к Москве немцы подошли только к зиме — в стратегическом плане уже слишком поздно. Кроме того, они оказались измотаны и не готовы к холодам. А потому и были отбиты знаменитыми «сибирскими дивизиями». Блицкриг провалился, а с ним и надежды нацистов на мировое господство.
Добавим, что уже в Борисове были те, кто понимал пагубность повиновения Гитлеру. Находившийся при штабе офицер-дворянин Хеннинг фон Тресков намеревался вместе с единомышленниками арестовать главу государства. Но охрана даже близко не подпустила заговорщиков к автомобилю фюрера.
Тимур Сагдиев
https://russian7.ru/post/glavnaya-oshibka-gitlera-pochemu-on…
Третий рейх и вермахт в сознании нынешних жителей России – это практически идеальная «машина убийства», перемоловшая массу государств, десятки миллионов жизней, и которой буквально чуть-чуть не хватило для полной победы над врагами.
В этот миф подливают «масла» авторы, которые пишут о «жутких русских морозах», «десятках миллионов русских варваров, трупами которых завалили солдат вермахта», об «огромной помощи» по ленд-лизу, которую Англия и США оказали СССР, и тому подобные измышления.
Но в реальности врага сломили советский солдат, наша система и ряд системных дефектов самой Германии. Что это за дефекты:
— Стратегическое отставание Рейха от своих противников — Советского Союза, Великобритании, США, слишком несовместимы были ресурсы этих держав. Даже получив доступ почти ко всем ресурсам Европы, Германия сильно уступала врагам – Лондон обладал огромным количеством колоний с огромными ресурсами, США были первой экономикой мира с мощными запасами в своей стране и доступом к другим ресурсам, например, Латинской Америке. СССР – это просто колосс, имеющий на своей территории практически всю таблицу Менделеева. К тому же все три державы почти не уступали Рейху в технологическом плане, отрыва не было, даже в некоторых направлениях наоборот, например, СССР в начале войны имел лучшие танки – Т-34, КВ, у Германии аналогов ещё не было. Такие же параллели можно провести и с Японией.
Поэтому единственным способом победить для Третьего рейха был «блицкриг» — молниеносная война, мощный удар – победа. Победа с первого удара, как в Польше, во Франции, ещё бы было прекрасно, если бы «элита» сдалась без боя, как польская, сбежавшая из страны, когда армия ещё дралась. Или французская, сдавшая Париж без боя, не продолжившая войну, хотя возможности были, только бы хорошо организованная оборона Парижа сковала противника на недели.
— Но элита СССР была другая, не «троцкистского» типа, она страну не сдала, советские солдаты не дрогнули, они умирали, но убивали врага, наносили ему вред. В итоге план «молниеносной войны» был провален уже в первые дни, недели. Началась война другого плана – на истощение ресурсов, на выдержку Духа. Гитлеровский авантюристический план был полностью провален, а другого не было (!). Третий рейх не был готов воевать в такой войне, он мог проводить великолепные войны типа «ударил – победил». Пришлось переводить экономику, страну на другой режим, терять время, ресурсы. В Берлине начали импровизировать – в 1942 году кое-что получилось, дошли до Волги и Кавказа, но война была уже проиграна. Победа была возможна, только если бы на месте Сталина сидел другой человек, типа Горбачёва, который бы взял, да и попросил мира.
— Стратегический промах и в плане того, что Гитлер и его соратники оставили на потом Англию. Они её могли поставить «на колени», такая возможность была – достаточно было провести несколько операций по захвату Гибралтара, Суэца, ударить по англичанам в Персии, Индии, наладить через Юго-Восточную Азию связь с японской армией. Бросить всю мощь авиации на бомбардировки Англии, флот на морскую блокаду, крейсерские операции – англичане были зависимы от подвоза продовольствия и других ресурсов. То есть свалить Британскую империю Рейх мог, но не сделал этого. Причины этого лежат не в плане возможности этого, такая возможность была, а в области сознания. Гитлер и многие в его окружении были «англофилами», верили в мифическую общность арийцев — немцев и англичан. Верили в то, что Лондон перейдёт на их сторону и они вмести будут строить «Новый Мировой Порядок».
— Идеология нацизма заставляла нацистов, немецких генералов переоценивать свои силы, они же «арийцы», а все прочие «недочеловеки». Поэтому и искать выход в досрочном мире, ценой значительных уступок, возмещения ущерба не приходило в голову, только уже в самом конце войны пошли судорожные попытки окружения Гитлера заключить сепаратный мир, но было уже поздно.
— Переоценка своих возможностей генералами, победы вскружили им головы, особенно разгром Франции. В то время эксперты считали армию Франции сильнейшей в мире, а тут такой разгром, французские вооруженные силы фактически сдались без реального сопротивления. Поэтому немецкий генералитет вдохновился старой идеей «генерального сражения», на этой идее промахнулся и Наполеон в войне 1812 года. Они забыли, или уже не знали, что русские воюют тотально, абсолютно, не щадя ни себя, ни врагов. Ни одна проигранная битва не сломит русских, они станут ещё злее, упорнее, сильнее, яростнее, умнее. Русские от битья становятся только сильнее, что нас не убивает, делает ещё сильнее. Видимо, поэтому самых больших успехов наш народ достигает при максимально жестких лидерах – Святославе, Иване Грозном, Сталине. Они живут полной жизнью, на максимуме своих сил, творят буквально чудеса, особенно для иностранцев, которые живут по лозунгу «береги себя, береги здоровье». У нас наоборот – «за битого двух небитых дают».
Нацисты и верхушка вермахта поверила, что уж если Францию так легко сделали, то уже к осени будут в Москве и Ленинграде, а после этого добить остатки Красной Армии проблемой не будет. Считали, что кампания займёт максимум полгода.
— После провала плана «молниеносной войны» вермахт лишился своей основы, идеи, как воевать дальше. Это была для Германии катастрофа, полный провал всех планов нацистов, вермахта, провал идеи германского «Нового Мирового Порядка». Планирование провалилось – ошиблись в сроках, масштабах потерь, необходимых запасах оружия, боеприпасов, топлива, в стойкости советского солдата, советской элиты, в степени «унижения» народа – многие полагали, что восстания против иудокомиссаров пойдут одно за другим. А резервного плана-то не было, всё поставили на блицкриг.
Видимо, это быстрее всех понял Гитлер, в стратегии он был умнее своих генералов, он больше их понимал, что такое тотальная война и важность экономических ресурсов. Именно поэтому он направил вермахт не на захват Москвы в 1942 году, а на удар в Южном направлении. Надо было захватить нефть Кавказа, перерезать важнейшую стратегическую магистраль – Волгу, что резко бы ухудшило экономическую ситуацию для СССР. Пошла война за доступ к ресурсам, за население, которое СССР мог мобилизовать. Прекрасно понимали это и в Москве – знаменитое «Ни шагу назад». Это была последняя попытка переломить исход войны. Этого не понимали генералы, для них победа — это разгром вражеской армии, захват столицы, многие из них потом в воспоминаниях «поливали грязью» Гитлера, якобы он совершил массу ошибок и поэтому «непобедимый вермахт» потерпел поражение.
— Ещё одной стратегической ошибкой стала невозможность создать из стран-вассалов единую Систему, которая бы работала в схеме «всё для победы». Эта ошибка вытекала из основной – идеи блицкрига, страны-вассалы не подготовили к тотальной войне. Да и страны-союзники сами были слабы, им также требовались внешние ресурсы – Японии, Финляндии, Италии, им требовалась промышленная поддержка Германии.
Фактически единственная страна, которая была автономна в плане ресурсов, сильна промышленностью, её население, как и немцы, могло держать удар, воевать и была врагом Англии и США (англо-саксонский проекта) – это был Советский Союз. А Германия на него напала, вместо того чтобы искать формы взаимовыгодного сотрудничества на основе социализма. Германия, СССР могли выстроить действительно такую устойчивую систему – свой «Мировой Порядок», которая бы просуществовала тысячелетие. Эта система была бы устойчива – «спина к спине», с возможностью включения Японии, как партнёра в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Только такая система имела все шансы на победу над США. Остаётся только сожалеть, что Гитлер остался послушным орудием «мирового закулисья» и не осознал такой возможности. А в Москве такой план бы оценили – был прекрасный опыт взаимовыгодного сотрудничества в 20-30-е годы.
Германия со своими союзниками даже договориться толком не смогла – Япония решала свои цели, начав войну с США, не поддержала Берлин в войне с СССР. Рим также не считал СССР своим главным приоритетом, Франко в Испании отделался одной дивизией, хотя Испания могла выставить несколько десятков дивизий и бригад. Румыния и Венгрия, союзники Германии, считали себя врагами.
— Были и другие слабости самих вооруженных сил Рейха, вермахт не был готов долго воевать, воевать зимой, его слабостью было довольно широкое разнообразие вооружения, например, чешские танки, французские пушки и так далее. Для блицкрига это было хорошо, они создавали «эффект массы», но для длительной войны возникали сложности с заменой деталей и так далее. Проблемы в снабжении, в переводе промышленности на «рельсы» тотальной войны. Немецкий генералитет не работал в направлении разработки вариантов действий в случае поражения – даже мысли такой не допускали. Они должны были быть «оптимистами», поэтому оптимистический прогноз давали даже в том случае, если было понимание, что в плане подготовки операции есть существенные изъяны. В итоге появлялись иллюзии, заменявшие реальность. Самый известный пример: бред Гитлера в конце войны о идущих на спасение Берлина армиях Венка, Буссе, армейской группы Ф. Штайнера, которые разобьют Красную Армию и освободят столицу Рейха. С самого начала войны планирование шло в направлении самого оптимистичного результата операции. Хотя здравомыслие требует отрабатывать все возможные варианты событий, включая и самые худшие. Чтобы была возможность подготовить ответные ходы. То есть процесс разработки операций был довольно иррациональным, в итоге общий авантюризм, с самого принятия решения о войне с Союзом, сгубил Рейх.
Источники:
Исаев А. В. Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг. М., 2010.
Мухин Ю. И. Крестовый поход на Восток. «Жертвы» второй мировой. М., 2004.
Пыхалов И. Великая Оболганная война. М., 2005.
Пыхалов И., Дюков А. и др. Великая оболганная война-2. Нам не за что каяться! М., 2008.
Ширер У. Взлет и падение третьего рейха. В двух томах. М., 1991.
Глава 10.
Неудача под Москвой
В течение первых дней войны советские чиновники вывезли 1500 фабрик и большое количество оборудования вместе с рабочими по железной дороге на Урал и в Западную Сибирь. В результате произошло значительное снижение уровня производства, рабочим приходилось жить в ужасных условиях. Однако это обеспечило дальнейшее восстановление показателей советской промышленности, которая в больших количествах стала производить оружие и военное снаряжение.
В тот момент многое зависело от готовности Запада поддержать Советский Союз.
В Соединенных Штатах и Великобритании многие сомневались, что Россия продержится хотя бы лето. В основной своей массе американцы злорадствовали по поводу того, что два самых страшных диктатора в мире дерутся не на жизнь, а на смерть, и надеялись, что Гитлер и Сталин будут сражаться до тех пор, пока полностью не обескровят друг друга. В то же время президент Рузвельт и премьер–министр Черчилль были в ужасе от перспективы того, что Гитлер может выиграть войну и за демократические завоевания придется бить –
Рузвельт и Черчилль надеялись, что эта акция замедлит военные приготовления Японии к войне, но она фактически ускорила их. Без импорта нефти из Соединенных Штатов или Ост–Индии японские военные операции могли захлебнуться за месяц. Армия и флот начали готовиться к вооруженному противостоянию.
* * *
Гопкинс вернулся в Лондон из Москвы как раз вовремя, чтобы успеть подняться на борт британского линкора «Принц Уэльский», который должен был перевезти Черчилля и его штаб на встречу с Рузвельтом в Плэйсенша–Бей, Ньюфаундленд, на Атлантическую конференцию, намеченную на 9–12 августа 1941 года. Это была первая встреча двух лидеров. Гопкинс сказал Рузвельту, что полномасштабная помощь России – стоящее дело. В худшем случае она будет задерживать продвижение Гитлера достаточно долго, чтобы дать возможность Соединенным Штатам подготовиться к войне. Гопкинс рекомендовал начать поставки Советам оружия и товаров по ленд–лизу.
Рузвельт отправил Сталину послание, в котором пообещал всестороннюю помощь через три месяца. На решение президента повлияло опасение, что Сталин может заключить мир с Гитлером, а это будет едва ли не хуже, чем победа Германии.
Как только Черчилль вернулся в Англию, антигитлеровская коалиция была создана де–факто. 12 августа 1941 года, в последний день конференции, палата представителей проголосовала за ее создание большинством в один голос – 203 против 202. Каковы бы ни были результаты голосования, они продемонстрировали решимость американцев противостоять внешней агрессии. Замораживание торговли с Японией явилось одним из примеров этой решимости, а Рузвельт сделал большее: он увеличил число американских боевых кораблей, сопровождающих британские конвои в Исландию, и обеспечил поставки в Советский Союз на всем протяжении этого пути.
25 августа Великобритания и Советский Союз ввели свои войска на территорию Ирана и обеспечили наличие всепогодной бесперебойной линии снабжения для России. Советские воинские части с севера и британские с юга вошли в страну, потребовали от шаха Реза Пехлеви отречения в пользу его сына и принудительно мобилизовали рабочую силу, чтобы построить дорогу между Шатт–эль–Араб и Каспийским морем для содействия американскому экспорту.
* * *
Когда танки Гудериана двинулись на юг, чтобы помочь завершить окружение советских войск под Киевом, Гитлер направил танковую группу Германа Гота на соединение с войсками группы армий «Север», чтобы совместными усилиями взять Ленинград. Однако финны отказались двигать войска дальше своей старой границы. Полмиллиона ленинградцев из трех миллионов населения города помогали возводить укрепления вокруг Ленинграда – всего 620 миль окопов, 400 миль противотанковых рвов, тысячи долговременных и дерево–земляных огневых точек.
Германские танки заблокировали юго–восточные подходы к городу, единственной дороге, идущей по земле, которая соединяла Ленинград с Большой землей. Таким образом, город оказался в кольце блокады, но еще оставался открытым водный путь к востоку от города через Ладожское озеро. Положение складывалось критическое, однако ни у кого из русских не возникало мысли о том, чтобы сдаться. В середине сентября Георгий Жуков, освобожденный с должности начальника генштаба из–за того, что посоветовал Сталину своевременно оставить Киев, прибыл с приказом удержать город.
Жуков задействовал все имевшиеся в наличии средства, чтобы остановить продвижение немцев. 24 сентября Лееб информировал Гитлера о том, что наступление его войск провалилось. Началась ужасная блокада Ленинграда, которая продлилась до весны 1944 года; во время нее умерли с голоду или были убиты миллионы людей, но большого влияния на ход войны она не оказала.
Между тем далеко на юге войска армейской группы Рунштедта захватили Донецкий бассейн и 21 ноября овладели Ростовом–на–Дону который находился почти у предгорий Кавказа. Однако без танков Гудериана Рунштедт не мог двинуться дальше, к нефтяным разработкам, и русские вскоре выдавили его обескровленные войска из города.
Рунштедт хотел отойти назад, к оборонительной линии вдоль реки Миус, примерно в 40 милях от Ростова, однако Гитлер запретил ему отступать. Рунштедт ответил, что он не может подчиниться такому приказу. Вопреки своим привычкам Гитлер прибыл в штаб–квартиру Рунштедта в Полтаву в сопровождении Браухича и Гальдера.
Гитлер попытался обвинить Рунштедта в потере Ростова. Рунштедт возразил, что ответственность должна лечь на тех, кто разработал план этой кампании. «Какое–то мгновение Гитлер выглядел так, словно собирался броситься на Рунштедта и сорвать Рыцарский крест с его мундира», – писал Вальтер Гёрлиц. Вскоре у Браухича произошел еще один сердечный приступ.
Рунштедт настаивал на том; чтобы ему предоставили свободу действий. Когда Гитлер отказал, он попросил, чтобы его освободили от командования. Гитлер согласился, но во время их последней встречи сказал Рунштедту, что в будущем он не будет принимать во внимание ни одну просьбу генералов об отставке.
Тем временем Эрих фон Манштейн, которому было поручено командование 11–й армией и приказано захватить Крым, 29 сентября добрался до перешейка, а к 18 ноября заблокировал большую часть уцелевших русских воинских подразделений в Севастополе. Атаки на крепость провалились, и 30 декабря 1941 года Манштейн перешел к планомерной осаде города. А русские тем временем 26 декабря высадились на Керченском полуострове в восточной части Крыма и попытались отвоевать его. С большим трудом Манштейн удержал полуостров в своих руках, хотя и предчувствовал, что весной 1942 года русские предпримут новую попытку наступления на этом направлении.
* * *
Завершив окружение советских войск в районе Киева, Гитлер наконец–то был готов к наступлению на Москву. Он приказал начать операцию под кодовым обозначением «Тайфун» 30 сентября. Главной задачей немецкой армии являлся разгром советских войск, блокирующих дороги к советской столице, «за ограниченное время, оставшееся до установления зимней погоды».
Гитлер снова вернул на центральное направление танковые группы Гота и Гудериана и перебросил под Москву все подразделения группировки Хёпнера (кроме 29–го корпуса Рудольфа Шмидта) из состава группы армий «Север». Теоретически командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок располагал громадными силами, состоявшими из значительных танковых частей плюс 4–я армия Клюге и 9–я армия Штрауса. Это была сильная маневренная группировка, имевшая в своем составе семьдесят дивизий.
Однако в целом с 22 июня германская армия потеряла полмиллиона человек. Почти все подразделения имели значительные потери. Большая часть из 600 000 лошадей, которых немцы использовали в России для транспортных перевозок, околели, и заменить их было невозможно. Снаряжение приходилось бросать на обочинах дорог. Пропали простейшие необходимые вещи – бритвенные лезвия, мыло, зубная паста, наборы для починки обуви, иголки и нитки. Нельзя было оставлять больных в тылу, потому что леса были наводнены партизанами. В сентябре начались дожди, подули холодные северо–восточные ветры. Практически нигде нельзя было укрыться. Обувь разваливалась на части, одежда превращалась в лохмотья.
Пехотные дивизии были обескровлены и имели в своем составе в среднем от 2000 до 4000 тысяч человек. Три бронетанковые группировки (тринадцать танковых и семь моторизованных дивизий) вместе насчитывали всего около тысячи танков. И все же это больше, чем 480 танков (из них только сорок пять новых «Т–34» и «KB–1», оснащенных скорострельными 76–миллиметровыми орудиями), которые имелись в распоряжении командующего Западным фронтом Ивана Конева.
У русских было всего два месяца, чтобы построить мощные полевые укрепления на подступах к Москве, и примерно 800 000 человек, которым предстояло оборонять их. В большинстве своем эти войска состояли из необученных новобранцев и неопытных командиров.
Германские танки прорвали русский фронт в пяти местах. Гудериан двинулся на северо–восток от Шостки к Орлу, что в 180 милях к югу от Москвы. Его продвижение было настолько быстрым, что в Орле даже не прекратилось движение трамваев, а эвакуация заводов еще продолжалась, когда немецкие танки ворвались в город. Рабочим приходилось бросать станки и оборудование прямо на улицах.
Гудериан повернул на запад, к Брянску. Поддержанный 2–й армией с запада и 4–й танковой группой Хёпнера с севера, он окружил тысячи русских на юге и западе от Брянска. Между тем 4–я и 9–я армии, а также 3–я танковая группа Гота образовали очередной «котел» на западе от Вязьмы (всего в 135 милях от Москвы).
Бои носили переменный характер. Германские войска часто сами оказывались отрезанными от своих основных сил, и им приходилось прорываться сквозь оборонительные порядки советских подразделений. Русские самолеты часто бомбили немцев, но при этом летали настолько высоко, что не всегда попадали точно в цель. Контрудары, предпринятые танками «Т–34» и «КВ–1», неоднократно вносили сумятицу в ряды германских войск.
Гудериан так комментировал столкновение 4–й танковой дивизии с советскими войсками к северу–востоку от Орла, имевшее место 11 октября: «Бесчисленные русские «Т–34» бросились в бой и нанесли тяжелые повреждения большому количеству германских танков. Вплоть до этого момента мы наслаждались собственным превосходством в танках, но начиная с той минуты ситуация резко изменилась».
Германские танкисты обнаружили, что короткоствольные 75–миллиметровые орудия, установленные на их T–IV, могут уничтожить Т–34 только в том случае, если они пробьют решетку над двигателем, находившимся сзади; такой выстрел редко удавался.
Все поле боя шириной 480 миль было завалено трупами убитых солдат, павшими лошадьми, обломками уничтоженных танков и первых американских джипов.
Сталин направил на фронт много милиционеров, которые фактически не имели никакой военной подготовки, и многие из них сдавались без боя{21}.
И снова чрезмерно растянутые оборонительные позиции русских позволили немцам прорываться в определенных точках и окружать большие скопления войск. 13 октября сопротивление в вязьминском «котле» прекратилось. Через неделю русские сдались в «кармане» под Брянском. Немцы в целом насчитали 650 000 военнопленных – почти столько же, сколько они взяли в киевском «котле».
Теперь оставалось очень мало советских войсковых подразделений между наступающими немцами и Москвой. Численность всей Красной армии в европейской части России составляла 800 000 человек и 770 танков. Однако начиная с августа ситуация радикально изменилась. 7 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, но на смену ему пришли затяжные дожди.
«Дороги вскоре превратились в бездонные грязевые каналы, – писал Гудериан, – по которым наши машины могли двигаться со скоростью улитки, сильно изнашивая при этом моторы».
В этот критический момент Сталин 10 октября вернул Жукова из Ленинграда. Среди населения возникла паника. Быстро распространялись слухи о приближающихся немцах. Люди начали покидать Москву.
Жуков остановил панику тем, что мобилизовал всех, кого смог найти, на строительство противотанковых рвов вокруг города. Четверть миллиона людей, из которых три четверти составляли женщины, выполняли эту работу кирками, лопатами и ведрами.
Собрав все войска, которые он смог найти, Жуков укрепил Можайскую линию – последний оборонительный рубеж русских, начинавшийся у «Московского моря» – водохранилища на Волге в 70 милях к северу от столицы – и полукругом спускавшийся к Оке в 55 милях к югу от Москвы.
Сталин приказал советскому правительству вместе с высшими представителями власти, а также дипломатическому корпусу и многим специалистам эвакуироваться на 420 миль на восток, в город Куйбышев.
Однако сам Сталин не уехал и не потерял присутствия духа. Он жил на небольшой вилле далеко от Кремля, а работал главным образом на близлежащей станции метро «Кировская», где также располагалась вся Ставка верховного главнокомандования. 5 октября Сталин получил радиограмму от своего резидента в Токио Рихарда Зорге, где сообщалось, что японцы через несколько месяцев вступят в войну с Соединенными Штатами. Это означало, что в огромной армии, которую Сталин держал на Дальнем Востоке, больше не было необходимости, и он приказал двенадцати дивизиям со 1700 танками и 1500 самолетами (всего 250 000 человек) прибыть из Восточной Сибири и Внешней Монголии на защиту Москвы. На переброску этих войск требовалось несколько недель. Будет ли у русских такой запас времени – зависело главным образом от погоды.
Распутица на дорогах достигла своего пика. Машины вязли по самые ступицы. Вся немецкая система снабжения оказалась парализована.
Однако 2 ноября 1941 года погода начала улучшаться. Легкий мороз позволил войскам снова обрести мобильность. Артиллерийские орудия удалось вытянуть из грязи. Грузовики снова вышли на дороги. Вновь открылись железнодорожные пути.
Бок приказал своим войскам собрать последние силы и окружить Москву с двух сторон. В центре 4–я армия Клюге должна была сковать действия противника фронтальной атакой. На севере 3–я и 4–я танковые группировки получили задание выйти в район канала Москва – Волга. На юге Гудериан должен был продвигаться мимо Тулы в Коломну – город на Оке приблизительно в 60 милях к юго–востоку от Москвы.
Это последнее наступление попало в анналы германской армии как «die Flucht nach vorn», то есть «бегство вперед» – отчаянная попытка забраться под крыши Москвы до наступления зимы.
Наступление началось 15 ноября в ясный морозный день. Танковые соединения северного крыла захватили переправу через канал в Дмитрове, а одна из дивизий подошла на 18 миль к Москве в районе Красной Поляны. Гудериан обошел хорошо укрепленную Тулу и приблизился к Кашире, которая находилась всего в 32 милях от Коломны.
Как гласит легенда, солдаты одного из наиболее далеко забравшихся немецких патрулей видели башни Кремля. Впрочем, может быть, подобного и не случилось. В любом случае немцы могли увидеть Кремль лишь мельком. Немецкое наступление захлебнулось. Причиной тому послужила жестокая зима и решение Жукова перейти в контрнаступление, когда прибыли воинские части с Дальнего Востока.
Температура воздуха опустилась до отметки минус 20 градусов по Цельсию, а потом и еще ниже. Германская армия была не способна справляться с такими холодами. У солдат не хватало зимней одежды (шапок, рукавиц, утепленной обуви, башлыков, защищавших от снега). Количество обмороженных достигло 228 000 человек. Танки, огнестрельное оружие и радио не работали. Паровозные котлы лопались.
Попытка 4–й армии возобновить продвижение сорвалась. В течение следующих двух недель наступление на севере и юге также захлебнулось. Велись в основном лишь бои местного значения. Танки «Т–34» ударили по правому флангу Гудериана на востоке от Тулы, ударили по 112–й пехотной дивизии, у которой не было оружия, чтобы остановить русских, и обратили большую часть немцев в паническое бегство. Но советское командование приказало 44–й Монгольской кавалерийской дивизии{22} перейти в наступление в районе Клина, в 55 милях к северо–западу от Москвы, по открытому заснеженному полю. Немцы артиллерийско–пулеметным огнем уничтожили 2000 человек и лошадей, при этом сами потерь не понесли.
Создавалось безвыходное положение. Бок сомневался в том, есть ли смысл идти дальше, и 1 декабря попросил ОКХ отложить операцию. Однако Браухич, отчаянно боявшийся гнева Гитлера, настоял на продолжении наступления.
Фронт продвинулся еще на несколько миль. Однако 5 декабря Жуков начал контрнаступление. Он бросил в бой не только свежие части, прибывшие с Дальнего Востока, но и три новые армии, сформированные в глубоком русском тылу на востоке от Волги. Некоторые из новых дивизий имели на вооружении ракетные установки «катюша», как русские называли бесствольные системы реактивной артиллерии (иностранцы дали им название «органы Сталина»), – ужасное, но не слишком точное новое оружие, которое могло выпускать шестнадцать 132–миллиметровых реактивных снарядов с рельсовых направляющих, установленных на грузовиках. Кроме того, в небе впервые появились мощные советские истребители.
Контрудар советских войск застал изнуренные немецкие дивизии в момент их величайшей слабости. Гудериан, атакованный, как он сам определил, «сибиряками», был вынужден оставить позиции, захваченные им в районе Тулы. 6 декабря четыре советские армии вышли в район Клина, вынудив немецкие части отойти с ближних подступов к столице. На юге от Москвы советские войска угрожали отрезать танки Гудериана, выдвинувшиеся в направлении Каширы. И здесь немцы тоже поспешно отвели свои войска – на 60 миль к югу.
Советские войска не имели возможности нанести немецким армиям решающий удар, однако русским удалось вырвать инициативу из рук врага. Германским частям все же удалось остановить наступление Красной армии.
В самый разгар битвы под Москвой Япония нанесла внезапный удар по главной базе американского Тихоокеанского флота в Перл–Харборе на Гавайях. Это случилось в воскресенье, 7 декабря 1941 года. Через четыре дня Гитлер объявил войну Соединенным Штатам и потянул за собой Муссолини. Это было очередное глупое решение Гитлера, поскольку, учитывая, что внимание и гнев американцев сосредоточивались на «подлой атаке», осуществленной японцами, президенту Рузвельту было несложно уговорить конгресс единогласно объявить войну Германии.
За шесть месяцев до этого Гитлер воевал только с Великобританией. Теперь же – и он сам сделал выбор – Германии противостояли три величайшие индустриальные державы мира, обладающие громадным преимуществом в людских резервах.
Старшие офицеры вермахта почти не обратили внимания на появление нового врага, потому что они лихорадочно пытались отбить атаки русских. Гальдер даже не отметил в своем дневнике 11 декабря, что Германия объявила войну США. Браухич предложил, чтобы армия отошла назад, к сокращенной «зимней линии» к востоку от Юхнова – Ржева. Этот переход составлял порядка сотни миль. Гитлер же отказался.
Он принял отставку Браухича. Несмотря на то что официальной причиной являлся серьезный сердечный приступ, который перенес Браухич, на деле его отставка явилась результатом давнишних неприязненных отношений между главнокомандующим сухопутными войсками и Гитлером. Гитлер назначил себя главнокомандующим армией и приказал войскам «фанатически сопротивляться». Он позволил отступать только по своему личному одобрению. Несмотря на его приказы, германские войска отходили во многих точках, чтобы избежать окружения и уничтожения.
План «Барбаросса» провалился. Гитлер так и не понял, где он совершил ошибку. Фюрер говорил, что в поражении виновато «неожиданно раннее начало суровой зимы». Немецкие потери возросли до 775 тысяч убитых, раненых и пропавших без вести, что составило почти одну четвертую часть всех войск полевых армий.
Затем последовал кризис руководства. Гитлер освободил Рунштедта от должности, потому что тот хотел отвести свои войска к реке Миус. Затем фюрер устранил обоих командующих группами армий – Бока, официально объявленного больным, и Лееба, потому что Гитлер отверг его предложение отойти с позиций у Ленинграда. Кроме того, с должностей были сняты трое командующих армиями – Максимилиан фон Вейхс (2–я армия), Адольф Штраус (9–я армия) и Карл Хайнрих фон Штюльпнагель (17–я армия) – наряду с тридцатью другими высокопоставленными генералами и офицерами, включая Хёпнера, которого Гитлер выгнал из армии за несанкционированное отступление. И что самое многозначительное – фюрер отстранил Гудериана. Лучший командующий танковыми войсками в германской армии отправился в резерв армейских офицеров.
К 1 января 1942 года советские войска отбили у немцев Калинин – город в 100 милях к северо–западу от Москвы – и Калугу в 100 милях к юго–западу, затем перешли к действиям против германских плацдармов, которые обошли с обеих сторон. Угроза Москве была ликвидирована.
В этот момент Гитлер издал приказ всем войскам стоять насмерть. 7 января Сталин начал контрнаступление по всей линии фронта, хотя Красная армия была еще слишком слаба, чтобы успешно выполнить эту задачу. Русским не удалось уничтожить окруженных немцев, и они лишь неглубоко продвинулись в различных направлениях. Германская армия пережила зиму 1941–1942 годов, потому что Сталин перестарался, пытаясь предпринять контрнаступление. Однако Гитлер считал, что причиной этому был его приказ держаться до последнего. Все время до конца войны это побуждало фюрера настаивать на том, чтобы защищать каждый дюйм земли.
Для Германии оказался плачевным тот факт, что Адольф Гитлер так и не последовал совету швейцарского военного аналитика Антуана–Анри Жомини, который следующим образом прокомментировал вторжение Наполеона в 1812 году: «Россия – страна, в которую легко попасть, но из которой очень трудно выбраться».
Читайте также
Глава II. Имперский план и его неудача
Глава II. Имперский план и его неудача
1. Имперский план: мечты и реалии
Политическая история Киевской Руси открывается столетием смелого предприятия: попыткой скандинавских властителей Киева создать огромную империю, простирающуюся от Балтийского до Черного моря и от
Глава 10 НЕУДАЧА И ВОЗВРАЩЕНИЕ
Глава 10
НЕУДАЧА И ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я все еще стоял на палубе, когда субмарина миновала Иводзиму, остров, находившийся примерно в двенадцати милях южнее Хикари. За кормой у нее остались острова Усидзима и Осидзима. В этот весенний день усыпанное островами Внутреннее море
Глава XXI Неудача при Фредериксштадте и Ботавилле
Глава XXI Неудача при Фредериксштадте и Ботавилле
По дороге в Гейльброн я узнал, что отряды генерала Гаттинга (округа Гаррисмит и Вреде) находились в 7 милях к юго- востоку от Гейльброна, у Спитсканье. Я повернул к ним. Оказалось, это были те, которые выдержали тяжкое
Глава 5 Неудача революции
Глава 5
Неудача революции
Ян Ху, подчиненный дома Цзи, три года удерживал абсолютный контроль над управлением в Лу, и его последний ход – попытка свержения Трех семей – для народа Лу, которым до того долгое время безраздельно правила семья Цзи, был просто сильным
Глава 18 НЕУДАЧА В ЕВРОПЕ
Глава 18
НЕУДАЧА В ЕВРОПЕ
Ксеркс был больше заинтересован в том, чтобы завершить великолепное строительство, начатое его отцом на террасе Персеполя, нежели испытать в деле грозную военную машину, уже созданную им, но — не судьба. Его двоюродный брат Мардоний, стремившийся
Глава четырнадцатая. Неудача
Глава четырнадцатая. Неудача
Сумцову довелось участвовать в разных операциях в борьбе с агентурой врага. Он был удачлив, но всегда — в жизни так не бывает. Все время везти человеку не может. В его практике случались и неудачи. Как действовать, он знал, а были и
Глава шестая Калиновская неудача
Глава шестая
Калиновская неудача
Наступление наше шло как бы перекатами — от станицы к станице, от хутора к хутору. Мы выталкивали гитлеровцев. Они огрызались и откатывались дальше. Такая тактика не могла устроить командование. От коротких схваток противник ощутимых
Глава 6. Серьезная неудача
Глава 6.
Серьезная неудача
«Я надеюсь, что мелкие разрозненные стычки, в которых мы увязли, вскоре прекратятся, и я молюсь за американскую армию».
Генерал-майор Уорд генерал-майору Оливеру, 14 декабря 1942 года.
Подполковник Кох точно знал, чего ждут от него, когда начинал
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. НЕУДАЧА ЗА НЕУДАЧЕЙ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
НЕУДАЧА ЗА НЕУДАЧЕЙ
О поражении на реке Воже
Победа на Пьяне в 1377 г. вовсе не означала полного торжества Мамая над мятежными русскими вассалами. В том же году сарайского хана Каганбека сменил на троне его двоюродный брат Арабшах, оказавшийся более властным
Глава пятая Неудача
Глава пятая
Неудача
День начался с того, что меня вызвали к командиру полка.– Вот что, Гареев, – сразу же приступил он к делу. – Ставлю задачу – учись фотографировать результаты бомбежки и штурмовки. Мы тут подумали, ты подойдешь. Хорошо летаешь, спокоен.Окинув меня
Глава II Имперский план и его неудача
Глава II
Имперский план и его неудача
1. Имперский план: мечты и реалии
Политическая история Киевской Руси открывается столетием смелого предприятия: попыткой скандинавских властителей Киева создать огромную империю, простирающуюся от Балтийского до Черного моря и от