Ошибка молодости мистера рочестера

Во-вторых, содержание Антуанетты в зачумленной комнатушке в Торнфильде — вместо того, чтобы устроить ее в приличную клинику. Или обеспечить комфортные условия проживания в том же Торнфильде. Все это приводит к мысли о том, что заточение Берты стало его жестокой местью девушке, ее пожизненным наказанием — неизвестно за что. За вину, которая была выдумана им от и до.

Для начала расскажу предысторию самой Антуанетты, детство и юность которой прошли на Ямайке. Антуанетта и ее младший брат Пьер родились у Анетты Косуэй от первого мужа. Овдовев, женщина столкнулась с большими материальными проблемами, которые усугубились травлей, развязанным против них чернокожим населением, которому в 1834 году была дарована свобода от рабства. Вековая ненависть рабов против своих угнетателей нашла крайних в лице измученной бедностью вдовы с двумя детьми, один из которых, Пьер, неизлечимо болен. Мистер Рочестер рассказывает Джейн Эйр о том, что младший брат его жены был идиотом. Но из книги этого не явствует.

«Мама уговорила городского доктора приехать посмотреть моего младшего брата Пьера. Пьер еле ходил, а говорил так, что его нельзя было понять. Не знаю, что сказал доктор маме и что сказала ему она, но больше он не приезжал».

Вероятно, мальчик был болен детским церебральным параличом, что в те времена было приговором. Однако ж, душевного заболевания у него, скорее всего, не было.

Внимание Анетты сконцентрировано на больном ребенке. Антуанетту мать эмоционально отвергает.

«Меж черных бровей у нее возникала такая глубокая морщина, что казалось, это след от ножа. Я ненавидела эту морщину и однажды, пытаясь ее разгладить, дотронулась до маминого лба пальцем, но она оттолкнула меня. Оттолкнула спокойно, молча и решительно, так, словно раз и навсегда поняла: от меня ей не будет никакого толка. Она предпочитала сидеть с Пьером или гулять там, где ее никто не мог бы потревожить. Она хотела покоя. «Оставьте меня в покое, — время от времени срывалось с ее губ. — Оставьте меня в покое».

Или:

«На маминой верхней губе скопились бусинки пота, а под глазами очертились круги. Я стала обмахивать ее веером, но она отвернулась и сказала, что если я оставлю ее в покое, то она попробует заснуть».

Или:

«Весь вечер мама не разговаривала со мной и даже не смотрела в мою сторону. Я подумала, что она меня стыдится».

На травму от материнского отвержения накладывается травма от отвержения чернокожими сверстниками.

«Помню, как маленькая девочка-негритянка бежала за мной и громко распевала: «Тараканы, кыш-кыш! Тараканы, брысь, брысь!» Я прибавила шагу, потом побежала, но она не отставала, крича мне в спину: «Белые тараканы, вон отсюда! Никому вы не нужны!»

Все это очень травмирует психику девочки и закладывает плодородную почву для развития у Антуанетты расстройства личности. Но оно бы не перешло в душевное заболевание, если бы она встретила со стороны мужа теплое и принимающее отношение. Что она получила за свои же 30 тысяч фунтов — увидим ниже.

Но вот в мать Антуанетты влюбляется состоятельный англичанин, мистер Мейсон, и она выходит за него замуж. Но Мейсон, прибывший издалека и ничего не знающий о реалиях жизни на Ямайке (а именно о ненависти чернокожего населения к «белым тараканам»), отмахивается от попыток жены втолковать ему, какими проблемами может быть чревато дальнейшее проживание в этих местах.

«- Местные нас ненавидят. Особенно меня.

Тогда-то мистер Мейсон и рассмеялся от всей души.

— Аннета, будь благоразумной, — сказал он. — Ты была женой рабовладельца и дочерью рабовладельца и жила пять лет одна с двумя детьми, пока мы не встретились. Тебе тогда было очень трудно, и все же никто не подумал причинить тебе никакого вреда.

— Откуда ты знаешь, что никто не подумал причинить мне никакого вреда? — осведомилась мама. — Просто тогда мы были бедняками, почти нищими, и все над нами смеялись. Но теперь мы больше не нищенствуем. Ты человек состоятельный. (…) Они постоянно судачат о нас. Рассказывают небылицы про тебя, распускают ложь обо мне. Они стараются побольше разнюхать о нашей жизни — их интересует даже то, что мы едим на обед.

— Они проявляют любопытство. Это в порядке вещей. Просто ты слишком долго жила одна. Ты внушила себе, что все вокруг тебя не любят, а это не так. Ты склонна впадать в крайности. (…)  Они слишком большие лентяи, чтобы представлять какую-то угрозу.

— Лентяи они или нет, но жизненной силы в них побольше, чем в тебе. И они могут быть жестокими и опасными по причинам, о которых ты и не догадываешься.

— Нет, не догадываюсь, — отвечал в таких случаях мистер Мейсон, — где уж мне…»

Как видим, мистер Мейсон включает газлайтинг — дескать, Анетта надумывает опасность, сама же накручивает себя. Все попытки женщины достучаться до мужа терпят неудачу.

Но вот негры переходят от слов к действиям. Даже видя это, мистер Мейсон продолжает настаивать, что все окей.

«— Нет причин для беспокойства, — говорил мой отчим. — Подумаешь, горстка пьяных негров. — Он открыл дверь и вышел на веранду. — В чем дело? — крикнул он. — Что вам надо?

Ответом было нечто похожее на нарастающий звериный рев, только страшнее. Мы услышали, как на веранду полетели камни. Мистер Мейсон вошел бледный, но когда он закрыл и запер на засов дверь, то выжал из себя улыбку.

— Их больше, чем я думал. И они в прескверном настроении. Надеюсь, утром они раскаются в своем поведении. Думаю, что принесут подарки — тамаринд в сиропе и разные сладости.

— Завтра будет поздно, — отозвалась на это тетя Кора. — Поздно для тамаринда в сиропе и прочих сладостей».

Негры поджигают дом. Видимо, надышавшись продуктами горения, умирает Пьер. Свой гнев Анетта обрушивает на мужа:

«Она называла мистера Мейсона глупцом — жестоким и противным глупцом.

— Разве я не говорила? — бушевала она. — Разве я не говорила, что этим все кончится? — Голос ее срывался, она охрипла, но продолжала кричать: — Но ты меня не слушал, проклятый лицемер, ты смеялся! Жаль, ты не умер!»

(…)

Семья в ночи покидает свой разоренный дом, чудом спасаясь от разъяренных негров. Но на прощание в лицо маленькой Антуанетте прилетает камень. Девочка на полтора месяца заболевает. А когда приходит в себя, мамы рядом с ней уже нет. Из-за событий той ночи и гибели сына она повредилась в уме. И опять же — скорее всего, это реактивный психоз. И, получив хороший уход, Анетта еще могла прийти в чувство.

Однако мистер Мейсон поручает ее заботам чернокожего надсмотрщика, а сам отбывает. Судьба несчастной женщины, видимо, его не интересует. А надсмотрщик периодически накачивает Анетту ромом и насилует ее на глазах товарки, которая потом трещит об этом на всех углах. Так о матери Антуанетты начинают ходить слухи, как о сумасшедшей алкоголичке-нимфоманке.

Девушка, несмотря на свою красоту и искренность, сходу вызывает в нем необъяснимую антипатию. Точнее, она вполне объяснима: мистер Рочестер проецирует на нее собственную расчетливость и черствость. Ему кажется, что Антуанетта «купила» его.

«Меня раздражало заискивающее выражение ее лица. Я не покупал ее, это она меня купила, или по крайней мере, так ей кажется… Дорогой отец. Тридцать тысяч фунтов были выплачены мне без каких-либо условий и оговорок. И никаких упоминаний о ней — с этим потом надо будет разобраться. Теперь у меня есть скромный, но достаток. Я не опозорю ни тебя, ни моего брата, твоего любимого сына. От меня не будет ни писем с жалобами, ни попрошайничества. Словом, никаких махинаций младшего сына. Я продал свою душу — или ты ее продал, но в конце концов разве это такая уж плохая сделка?

Девушку называют красивой, она и в самом деле красива, но все же…»

«В моем сознании есть пустоты, которые вряд ли можно заполнить. Все вокруг было очень странным и очень ярким, но для меня это не значило ровным счетом ничего. В том числе и она, девушка, на которой я должен был жениться. Когда мы наконец встретились, я поклонился, улыбнулся, поцеловал ей руку, станцевал с ней. Я играл роль, которую должен был сыграть. Она не имела ко мне никакого отношения. Все мои поступки были тщательно продуманы заранее, и иногда я задавался вопросом: а вдруг это заметно со стороны? Я прислушивался к своему собственному голосу и восхищался им: я говорил спокойно, корректно, но совершенно без эмоций. Все это так. Но тем не менее я сыграл свою роль безупречно».

Антуанетта влюблена в мистера Рочестера. Но в последний момент какое-то чутье подсказывает ей: она должна отказать ему. Но тот затевает сахарное шоу — очень сдержанное, почти сухое, но много ли надо девушке, с детства не видевшей ласки? Она просит у жениха дать ей покой и безопасное существование (как немного она просит!)— и он обещает ей это.

«— Вы не хотите выйти за меня замуж?

— Нет, — тихо отвечала она.

— Но почему?

— Я боюсь последствий.

— Но разве вы не помните: вчера я сказал вам, что, когда вы станете моей женой, вам больше нечего и незачем станет опасаться.

— Да, — сказала она. — Помню. И еще я помню, что сразу после этого в комнату вошел Ричард, а вы рассмеялись. Мне не понравился ваш смех.

— Я смеялся над самим собой, Антуанетта.

Она посмотрела на меня. Я обнял ее и поцеловал.

(…)

«Как-то раз я проходила мимо ее комнаты и услышала, как она спорит с Ричардом. Они говорили о моем замужестве.

— Это ужасно, — говорила тетя Кора. — Просто позор. Ты отдал все, чем владеет дитя, совершенно чужому человеку. Твой отец никогда бы этого не одобрил. Ее права должны быть защищены юридически. Можно составить контракт. Это даже нужно сделать. Отец твой этого хотел.

— Не надо забывать, что мы имеем дело с достойным человеком, с джентльменом, а не мошенником, — возразил Ричард. — Как тебе прекрасно известно, я не могу ставить условия. И с какой стати мне требовать контракта, если я ему доверяю? Я готов доверить ему свою собственную жизнь, — продолжал он с чувством.

— Пока что ты доверил ему не свою, а ее жизнь, — напомнила тетя Кора. — Не нравится мне этот достойный джентльмен, ох, не нравится! Надутый. Весь какой-то деревянный. И по-моему, глуп как пробка — по крайней мере во всем, что не имеет отношения к его интересам».

Однако роковое событие свершается: Антуанетта становится миссис Рочестер. На медовый месяц молодые отправляются в загородный дом. Антуанетта очень хочет стать по-настоящему близкой мужу, рассказать ему о своем детстве, своей неизжитой боли, но тот постоянно обрывает ее. Висхолдинг, как он есть.

«— Раньше мы приезжали сюда, чтобы избежать жары в июне, июле и августе, — говорила Антуанетта. — Так вот, это случилось после того, как…

— Если это грустная история, то не стоит рассказывать ее сегодня».

Антуанетта с детства мечтает о смерти, как избавлении от бесконечной череды страданий. Впервые переживая острые моменты счастья в объятиях мужа (ее обнимают, не отвергают, она нужна!), Антуанетта хочет умереть на этом пике.

«— Если бы умереть сейчас! Когда я так счастлива. Тебе даже не придется меня убивать. Просто скажи: «Умри!» — и я умру. А ты смотри, как я буду умирать. Ты мне не веришь? Ну так скажи: «Умри!» — и посмотри, что из этого получится.

— Умри же!

Я много раз наблюдал, как она умирает. Но только в том смысле, который вкладывал в это слово я, не она. На солнце и в тени, при луне и при свече. В долгие послеполуденные часы, когда никого, кроме нас, в доме не было. Мы были одни, не считая солнца, но мы его к себе не пускали. Умирать так умирать. Вскоре она не меньше моего получала удовольствие от этих умираний».

Увы, очень скоро эту природную чувствительность, естественность и чувственность Антуанетты мистер Рочестер назовет развращенностью и бесстыдством. Как настоящий мучитель, нащупав ее самое уязвимое место — страстное желание любви, принятия, он отнимет у нее то, что ей необходимо, как воздух…

Но об этом — впереди.

«— С тобой ничего не случится, — говорил я, касаясь рукой лица Антуанетты. Ей это нравилось слышать. Но иногда, касаясь ее щеки, я обнаруживал слезы. Слезы — это пустяки. Слова — это и вовсе ничто. Но что же касается счастья, которое я приносил ей, это было гораздо хуже, чем ничего. Я не любил ее. Я жаждал ее, но это была не любовь. Я не испытывал к ней никакой нежности. Она была для меня совершенно чужим человеком, который думал и чувствовал вовсе не так, как я сам.

Однажды днем, увидев платье, которое она бросила на пол, я преисполнился неистовым желанием. Когда мои силы иссякли, я отвернулся от нее и уснул, так и не сказав ни слова, ни разу не приласкав ее. Я проснулся оттого, что она целовала меня. Осыпала легкими нежными поцелуями».

«Я удивился, до чего же уязвимы эти люди. Сколько же мне было лет, когда я научился скрывать свои чувства? Очень мало. В шестилетнем, а может, в пятилетнем возрасте я умел уже неплохо владеть собой».

Он тщетно ищет, к чему бы прицепиться, чтобы дать «законный» выход своей ненависти к Антуанетте. Ведь он ненавидит ее с самого начала, хотя причин для этого нет. Поэтому появление клеветника-шантажиста, который «открывает глаза» на якобы дурную наследственность Косуэев, приходится мистеру Рочестеру очень кстати. Он убеждает себя, что теперь «имеет право» открыто ненавидеть жену.

Он перестает приходить к ней ночью, а днем, когда жена пытается разговорить его — хранит молчание и обдает презрительными взглядами. Отлучение от тела, бойкот, козьи морды — классика жанра. При этом он сохраняет чинные манеры. Поэтому уязвленная Антуанетта, пытающаяся получить объяснения, выглядит «неадекватом» и «истеричка».

«— Кристофина, он не любит меня. Мне кажется, что он даже меня ненавидит. Теперь он всегда спит у себя, и все слуги об этом знают. Стоит мне рассердиться, он перестает со мной говорить, и глаза его делаются полны презрения. Иногда он не говорит со мной часами, и я больше так не могу. Что мне делать? Вначале он был совсем не такой…»

И Кристофина дает ей верный совет.

«— Ты задаешь мне тяжелый вопрос, и я могу дать тебе тяжелый ответ. Собирайся и уезжай.

— Куда мне ехать? В какое-то незнакомое место, где я никогда больше не увижу его? Нет, не хочу.

(…)

— Господи Боже мой! Белая девушка, а глупее всех остальных! Мужчина плохо с тобой обращается? Собирайся и уходи. Он еще бросится за тобой вдогонку — будет просить прощения.

— Он не бросится за мной вдогонку. И пойми, я больше не богата. У меня нет своих денег. Все, что у меня было, теперь принадлежит ему.

— Это еще что за новости? — удивленно спросила меня Кристофина.

— Таков английский закон.

А мистер Рочестер начинает уже весьма заковыристые финты: зачем-то упорно называет жену чужим именем. Это символ полного отрицания ее личности. Деперсонализация. К таким штукам перверзники если и прибегают, то на продвинутых стадиях взаимодействия. «Англичанин из хорошей семьи» разворачивается что-то уж очень быстро. И правильно, чего ждать? Денежки получены, теперь осталось свести с ума жену. Информация клеветника подсказывает ему, как это лучше сделать: Антуанетта эмоционально нестабильна. Надо отнять у нее даже видимость покоя и безопасности. Дестабилизировать. И он приступает к психическому террору.

«— Не надо так смеяться, Берта.

— Зачем ты меня так называешь? Я никакая не Берта.

— Мне просто очень нравится это имя. В моем представлении ты Берта.

— Это все глупости, — сказала Антуанетта. — А ты не зайдешь, не скажешь мне спокойной ночи?

— Разумеется, зайду, дорогая Берта.

— Сегодня я никакая не Берта…

— Именно сегодня, именно в эту ночь ты для меня и есть Берта».

Антуанетта пытается объяснить мужу, что на нее и ее семью клевещут, и он якобы не против ее выслушать. Но это только на словах. Едва жена начинает рассказ, он прерывает его под предлогом того, что ей вредно нервничать и надо идти спать.

«— Бога ради, выслушай меня, — сказала Антуанетта.

Она уже один раз произносила эту фразу, но тогда я ничего не ответил, а теперь вот сказал:

— Ну разумеется. Иначе я был бы тем самым скотом, каким ты меня, безусловно, считаешь… (Ничего подобного она не говорила. Это манипулятивное приписывание другим чувств, которые они якобы испытывают, «чтение чужих мыслей» — Т.Т.)

— Почему ты меня так ненавидишь? — спросила Антуанетта.

— Ничего подобного. Во мне нет ненависти. Просто я огорчен, расстроен.

Но я сказал неправду. Никакого расстройства, смятения не было и в помине. Я был спокоен. Я давно не чувствовал себя таким спокойным, таким уверенным в себе.

— В таком случае почему же ты ко мне никогда не подходишь? — спросила она. — Почему никогда меня не поцелуешь, не заговоришь со мной? Почему ты считаешь, что я могу это выдержать? За что ты так обращаешься со мной? У тебя есть на то какие-то особые причины?

(…)

— Почему бы тебе не рассказать обо всем завтра, при свете дня? — спросил я.

— Ты не имеешь права! — яростно воскликнула она. — Ты не имеешь права задавать мне вопросы о моей матери и отказываться выслушивать ответы.

Помолчав, я продолжил:

— Я получил письмо от человека, который называет себя Дэниэлом Косуэем.

— Он ненавидит всех белых, а меня особенно, и постоянно распространяет о нас лживые слухи. Он убежден, что ты поверишь именно ему и не станешь выслушивать другую сторону.

— А существует другая сторона? — поинтересовался я.

— Другая сторона существует всегда. (…) Я знаю, что он тебе сказал. Он сообщил, что моя мать была сумасшедшей, что она была распутной, что мой младший брат родился слабоумным идиотом и, наконец, что я тоже сумасшедшая. Правильно?

Одна из свечей ярко вспыхнула, и я увидел под глазами у Антуанетты черные впадины. Лицо ее было исхудалым, рот горестным.

— Не будем больше об этом, — сказал я. — Уже поздно. Лучше отдохни.

— Нет, мы должны выяснить все, — голос ее зазвенел.

— Только если ты обещаешь проявлять благоразумие, — возразил я.

Нет, сейчас не место и не время, думал я.

From Wikipedia, the free encyclopedia

Bertha Antoinetta^[1] Rochester (née Mason) is a character in Charlotte Brontë’s 1847 novel Jane Eyre. She is described as the violently insane first wife of Edward Rochester, who moved her to Thornfield Hall and locked her in a room on the third floor.^[2]

In Jane Eyre[edit]

Bertha Mason is the only daughter of a very wealthy family living in Spanish Town, Jamaica. The reader learns of her past not from her perspective but only through the description of her unhappy husband, Edward Rochester. She is described as being of Creole heritage on her mother’s side. According to Rochester, Bertha was famous for her beauty: she was the pride of the town and sought after by many suitors. Upon leaving college, Rochester was persuaded by his father to visit the Mason family and court Bertha. As he tells it, he first meets her at a ball she attended with her father and brother Richard, where he was entranced by her loveliness. Despite never being alone with her (although this was not unusual, as at the time it was considered inappropriate for a young, unmarried woman to be left unchaperoned with a man), and supposedly having had scarcely any interaction or conversation with her, he married her for her wealth and beauty, and with fierce encouragement from his own father and the Mason family. Rochester and Bertha began their lives as husband and wife in Jamaica. In recounting the history of their relationship, Rochester claims,

I thought I loved her. … Her relatives encouraged me; competitors piqued me; she allured me: a marriage was achieved almost before I knew where I was. Oh, I have no respect for myself when I think of that act! … I never loved, I never esteemed, I did not even know her.^[3]

Rochester explains that he was not warned that violent insanity and intellectual disability ran in the Mason family and that the past three generations succumbed to it. He assumed Bertha’s mother to be dead and was never told otherwise, but she was locked away in an asylum. Bertha also had an intellectually disabled younger brother. Rochester’s father knew of this but did not bother to tell his son, caring only about the vast fortune the marriage would bring him, and the Mason family clearly wanted Bertha off their hands as quickly as possible. Rochester asserts that Bertha’s mental health deteriorated quickly, though it is unclear which form of mental illness she has. Her insane, violent behaviour becomes frightening to behold. Her laughter is described as «demonic»,^[4] she crawls on all fours, snarling, and behaving in a bestial manner.^[5]

Rochester returns with her to England and has her imprisoned in a third-floor room off the gallery of his house for ten years with Grace Poole, a hired nurse who keeps her under control. Rochester travels abroad to forget his horrible marriage. However, Grace drinks sometimes, and Bertha manages to escape, causing havoc in the house: starting a fire in Mr Rochester’s bed and biting and stabbing her visiting brother.^[6]

Rochester’s marriage to Bertha eventually stands in the way of his marrying Jane Eyre, who is unaware of Bertha’s existence and whom he truly loves. (He later admits to Jane that he once thought he loved Bertha). As Bertha is insane he cannot divorce her, due to her actions being uncontrollable and thus not legitimate grounds for divorce. Years of violence, insanity, and confinement in an attic destroy Bertha’s looks: when she sees Bertha in the middle of the night, Jane describes Bertha as looking «savage», even going so far as to compare her with a » vampire».^[7] Bertha destroys Jane’s wedding veil (an action that hints that Bertha is at least sane enough to be aware that her husband is planning to enter a bigamous marriage). Despite not loving her, Rochester attempts to save Bertha from a fire she starts in the house when she again escapes. Bertha dies after throwing herself off the roof, leaving her husband free to marry Jane.

Though her race is never mentioned, it is sometimes conjectured that she was of mixed race. Rochester suggests that Bertha’s father wanted her to marry him, because he was of «good race», implying that she was not pure white, while he was. There are also references to her «dark» hair, and «discoloured» and «black» face.^[8] A number of Victorian writers at the time suggested that madness could result from a racially «impure» lineage, compounded by growing up in a tropical West Indian climate.^[9]

Antoinette Cosway in Wide Sargasso Sea[edit]

The 1966 parallel novel Wide Sargasso Sea by Jean Rhys serves as a prequel to Brontë’s novel. It is the story of Bertha (there called Antoinette Cosway) from the time of her youth in the Caribbean to her unhappy marriage and relocation to England. Rhys’s novel re-imagines Brontë’s devilish madwoman in the attic. Bertha serves as Jane’s «double», juxtaposing the feminist character to a character constrained by domesticity.^[10]

In Wide Sargasso Sea, «Bertha Mason» is portrayed as being a false name for Antoinette Cosway. The book purports to tell Antoinette’s side of the story, as well as Rochester’s, and to account for how she ended up alone and raving in the attic of Thornfield Hall. According to the book, Antoinette’s insanity and drunkenness are the result of Rochester’s misguided belief that madness is in her blood and that she was part of the scheme to have him married blindly.

Antoinette’s family were impoverished by the Abolition of Slavery. After her widowed, mentally frail, Martinique mother remarries the wealthy Englishman, Mason, vengeful former slaves burn down the family estate, angered that their oppressors’ fortunes are restored. The fire kills Pierre, Antoinette’s younger brother, and drives her mother’s mental state over the brink. Mr. Mason exiles his wife, and forgets about her. Mason then arranges for Antoinette to marry Rochester, and marriage is doomed from the start.

The characters of Jane Eyre and Antoinette are portrayed as being very similar; independent, vivacious, imaginative young women with troubled childhoods, educated in religious establishments and looked down on by the upper classes—and, of course, they both marry Mr Rochester. However, Antoinette is more rebellious than Jane and less mentally stable. She displays a deep vein of morbidity verging on a death-wish and, in contrast with Jane’s overt Christianity,^[11] holds a cynical viewpoint of both God and religion in general.

References[edit]

External links[edit]

• Analysis of Bertha Mason at the British Library

ВНИМАНИЕ! Не рекомендуется читать лицам с тонкой душевной организацией и тем, кто гневно относится к любым инсинуациям в сторону Шарлотты Бронте.
Рекомендуется авторам, пишущим о мирах в антураже 19-го века, и всем, кто преклоняется перед викторианским периодом.
Сокращенный перевод статьи Терезы О’нейл «How Jane Eyre Pooped — And More Horrifying Facts About Life In 19th Century England»

1. Что случилась с женой мистера Рочестера?

Вы, вероятно, помните: когда Рочестер влюбился в Джейн Эйр — воспитанную, умную, и сдержанную девушку — у него уже была жена по имени Берта. Когда-то она была красивой и необузданной креолкой, но затем ее поразило безумие. В книге она то и дело удирает от своей надзирательницы — алкоголички Грейс Пул, бродит по замку, кричит, смеется, время от времени устраивает пожары. Берта явно была не в себе. Но от какого именно заболевания она страдала?
Одну из теорий представила в 1966 году писательница Джин Рис в своей книге «Широкое Саргассово море», ставшей своеобразным приквелом к книге Бронте. Джин Рис утверждает, что единственная беда Берты — это необходимость жить в Англии среди чопорных викторианцев. Жена Рочестера была родом с Ямайки и не привыкла к суровым правилам викторианской жизни. Ее брак с Рочестером устроили по финансовым соображениям, и некоторые исследователи считают, что Рочестер был никем иным, как чванливым английским ублюдком, который запер ее в своем доме лишь за то, что она была слишком чувственной и не хотела сдерживать естественные порывы. Вероятно, это и стало причиной ее безумия.
Однако Шарлотта Бронте не показывает нам ситуацию в таком свете, но это, в конце концов, это ее книга.
Когда Бронте писала роман Джен Эйр, термин «сумасшедшая» только-только начинал входить в обиход медиков. Если бы книга была написана десять или пятнадцать лет спустя, они поставили бы Берте диагноз «истерия». В то время практически любое заболевание, от которого страдали женщины, — от диабетической комы до шизофрении и судорог — относили к проявлениям «истерии». Было принято считать, что причиной недомоганий являлось бешенство или смещение «средоточия женственности» — матки, которая своими выделениями отравляла мозг женщины. Врачи той эпохи объяснили бы истерику Берты тем, что она была креолкой с Ямайки, не имела детей, и не пожелала смиренно признать, что женщиной быть позорно. Ее бы пытались лечить различными варварскими методами, начиная от промывания матки струей из пожарного шланга и заканчивая полным ее удалением.
Однако Берту всего лишь заперли на чердаке — и со стороны Рочестера это вовсе не было жестокостью.
Бронте показал нам, какой в то время были порядки в казенных домах призрения — приютах или домах для умалишенных — когда описывала жизнь маленькой Джейн в школе дочерей духовенства Ловуд. Даже в заведениях, где растили нежных девушек, воспитанницы подвергались телесным наказаниям, страдали от голода и погибали от тифа.
Разве смог бы Рочестер найти такое учреждение для Берты, где ей было бы лучше, чем на чердаке? Центров социальной реабилитации, где ее лечили бы сильными нейролептиками и методами когнитивной терапии, в то время не существовало. В XIX веке подобные заведения называли «тюрьмами для сумасшедших», а когнитивные методы лечения заключались в избиении пациентов. (примечание переводчика: интересная информация на эту тему здесь https://document.wikireading.ru/56961)

2. Где в викторианские времена люди справляли нужду и как они это делали?

В ту эпоху Джейн и прочие обитатели дома использовали стульчак — а именно, ведро внутри красивой табуреточки с откидной крышкой, которая удерживала неприятные запахи. Прятали стульчак под кроватью. спрятанный у постели. Слуги (о которых не упоминали, потому что не считали полноправными людьми) несколько раз в день выносили и опустошали ведро в выгребную яму за усадьбой. Поскольку в викторианскую эпоху женщины подчинялись рутине — принимали пищу и занимались физическими упражнениями строго в одно и то же время — они следовали расписанию даже при справлении большой и малой нужды.
И это было удобно, учитывая, что им приходилось сражаться с объемными юбками. К счастью, дамы викторианской эпохи не носили трусов (по крайней мере, в привычном нам понимании), поэтому хотя бы эта деталь упрощала известную процедуру.
Торнфилд был родовым имением с многовековой историй. Как и прочие старинные замки, он, вероятно, был оснащен «гардеробами» для хозяев. Это были небольшие шкафы в спальне, которые немного выступали из стены замка и имели что-то вроде подоконника. Но вместо окна — открытая дыра, на которую нужно было садиться. Итак, вы садитесь, делаете свое дело и … все падает вниз по каменным стенам замка в отстойник или ров. В следующий раз, когда вы поедете на экскурсию на руины замков, обратите внимание на необычную эрозию стен в определенных местах… именно там моча и фекалии разъедали камень на протяжении веков. Такие вот «призраки гардеробной».

3. Что Джейн рассказала своей воспитаннице Адель о менструации?
Поскольку Джейн была гувернанткой малышки Адель, именно ей пришлось бы рассказать девочке о менструации.
Некоторые гувернантки и матери избегали разговоров на эти темы. Врачи 19-го считали такое умалчивание настоящей жестокостью: они рассказывали о девочках, которые помещали себе в вагину снег, чтобы остановить кровотечение, потому что считали его смертельным. Но Джейн была очень прямолинейной женщиной и не стала бы ничего утаивать от своей воспитанницы.
В книге Адель десять лет. Сейчас именно в этом возрасте родители покупают своим дочерям подходящие книги, в которых рассказывается об изменениях, происходящих с организмом девушек.
Джейн, скорее всего, пришлось бы провести беседу с Адель, только когда той исполнилось бы 13-14 лет.
Некоторые гувернантки рассказывали воспитанницам, что во время ежемесячного «недомогания» девочка должна оставаться все время в постели, постелив специальную кожаную пеленку (которую к концу 19 века сменила резиновая пеленка) или специальную фланелевую ткань.
Однако здравомыслящая разумная, трудолюбивая Джейн не допустила бы такой глупости.
Джейн научила бы Адель шить «менструальные пояса» из шерсти или хлопка. Для этой цели сшивались куски ткани размером с кухонные полотенца. Такая «прокладка» пропускалась между ног от ягодиц к животу. После использования куски ткани замачивали в ведре с раствором щелочи и оставляли на некоторое время. Затем слуги стирали их и сушили на открытом воздухе, чтобы «менструальные пояса» можно было использовать повторно.

4. Первая брачная ночь — конечно, это не наше дело, но ужасно интересно — что происходило в спальне между Джейн и Эдвардом?

Героям книги предстояла бы волшебная первая брачная ночь — если бы в церкви внезапно не появились незваные гости и не напомнили Рочестеру о том, что у него уже есть жена, которую он прячет на чердаке. И хотя позднее он предложил Джейн жить вместе в каком-нибудь далеком, чудесном месте, полном страстной тропической неги, Джейн отказалась. В 19 веке участь любовницы была незавидной, вне зависимости от смягчающих обстоятельств, а Джейн не желала стать игрушкой.
В конце концов Джейн вышла за Рочестера после того, как он сильно пострадал от ожогов и ослеп, пытаясь спасти свою жену в учинённом ей пожаре.

Если бы из-за полученных при пожаре увечий Рочестер стал импотентом, брак можно было впоследствии аннулировать. Женщины имели право на полноценный секс с мужьями, способными к половому акту и к деторождению, и эта точка зрения была широко распространено среди викторианцев — ее признавали даже в судах. Бракоразводные процессы по причине импотенции не были чем-то из ряда вон выходящим. На последних страницах романа мы узнаем, что у Джейн и Рочестера родился сын, так что с этой стороной брака у них все было в порядке.
Сложно сказать, как сама Бронте представляла себе волшебную первую брачную ночь. Она вела уединенную жизнь, посвятив себя заботам о сестрах и помощи отцу в приходе. Вполне вероятно, она оставалась девственницей до 37 лет, когда в 1855 году она вышла замуж. Ее брак продолжался девять месяцев — Шарлотта Бронте умерла в родах.

Но Бронте была начитанной дамой. Вероятно, у нее в библиотеке были популярные в 1840-е книги, в которых давались советы по браку и половой жизни.

Из этих книг она могла узнать… всякую чушь. В те годы ученые и доктора все еще пытались разобраться в природе сексуальных отношений.

В одних книгах Шарлотта Бронте могла прочитать, что в сперме Рочестера уже имелся микроскопический полностью сформированный человеческий плод или гомункул, который должен был попасть в матку Джейн, чтобы вырасти до размеров младенца.

Другие книги поведали бы ей об ужасных заболеваниях, которые не замедлили бы поразить супругов, если бы Джейн и Рочестер попробовали заняться сексом в любой другой позе, чем та, которую предписывали правила: женщина должна была лежать совершенно неподвижно с раздвинутыми, но ни в коем случае не приподнятыми ногами. Ее возлюбленный должен был расположиться над ней в позе, напоминающей современную «планку». Если бы он попробовал зайти сзади, сбоку, стоя или заставил партнершу поднять колени, женщине грозили раковыми заболеваниями, опущением матки и даже смертью.
Также Джейн мог ожидать весьма неприятный сюрприз. Вполне возможно, что Рочестер страдал от ряда венерических заболеваний. В 19 веке сифилис был настоящим бедствием вследствие многочисленных войн (разносчиками стали солдаты) и роста населения в эпоху индустриализации. Рочестер вполне мог подцепить его, когда искал утешения в объятиях женщин, наподобие матери Адель (Кстати, была ли Адель его дочерью? Он утверждал, что нет. Да ладно, мистер Рочестер. Так мы вам и поверили).

Венерические заболевания зачастую были неизлечимыми, сопровождались сильными болями, в конечном итоге приводили к смерти и могли передаваться при деторождении.

Но не стоит воображать себе все эти ужасы в жизни персонажей, которые создала для нас Шарлотта Бронте. Она и так достаточно наказала своих героев на страницах книги.

Полный перевод в моей группе https://vk.com/vkorsarova

Первая жена мистера Рочестера никогда мне не нравилась. И по книге, и в экранизациях ее всегда представляли распутной ведьмой. Но фильм «Широкое Саргассово море» (2006) изменил мой взгляд на Антуанетту-Берту, по крайней мере – в ее юности. Вряд ли Шарлотта Бронте замышляла именно такой образ, какой получился в этой картине. Дикая орхидея, женщина-подарок и женщина-беда. Такой я увидела Берту.

Хочу поделиться своими впечатлениями. Это предыстория мистера Рочестера, его первой женитьбы. Но я бы сказала, что это фильм о Берте. Она приковывает взгляд. Быть может, это личная харизма актрисы Ребекки Холл, в дуэте с которой Рейф Сполл (мистер Рочестер) явно бледнее. Правильнее было бы сказать, что я вообще не узнала в нем мистера Рочестера – того, кого всегда узнавала в Тимоти Далтоне, черты которого были в Киаране Хиндсе и Тоби Стивенсоне. Мое мнение – мистер Рочестер Сполла вообще «не то». Где в нем энергия, мужественность, обаяние? Зато преизобилуют чопорность, страх перед необычным, холодность и жесткость.

 По сути этой картины, именно мистер Рочестер сломал Берту. Она досталась ему еще нормальной, хоть в ней и имелся уже некий внутренний надлом. Ее могли бы излечить его любовь и принятие такой, какой она была – живая, сексуальная, не совсем леди, нежная, ранимая. Но он не любил ее с самого начала. И даже не особенно желал. Она была ему чужда. Так же, как и Ямайка, где мистеру Рочестеру постоянно плохо, жарко и дискомфортно, ей привольно и легко. Отдельное спасибо оператору, который просто волшебно передал тропическую атмосферу острова, восхитительно яркую, колониальную и душную.

В прошлом Берты есть темные пятна, есть тревожные звонки ее заблудившейся, нелюбимой души. «Может, я правда слишком долго спала под Луной?» — ее робкое признание своей особенной нервной организации. Она чрезвычайно чувственна – и ее потребности в супружеской любви явно больше, чем у мистера Рочестера. Она хочет более бурных ночей, но не смеет настаивать, боится озвучить, о чем она мечтает. Уходит от ответа, когда он спрашивает, боясь его потерять. И у них все-таки был шанс на взаимопонимание, если бы не злобный сплетник, намекнувший, что не мистер Рочестер первый целовал белые щечки своей жены, а некий Сэнди, и тому якобы есть свидетели. Может, Берта не была безгрешна, ее страстная натура наверняка как-то прорывалась и раньше. Но понять и простить ее мог только любящий человек, которым ее муж не был.

Она в отчаянии хочет вернуть его, использовав приворотной зелье, которое дарит ей, возможно, ту ночь, о которой она грезила – без правил, без запретов, там, где диктует только тело, его инстинкты и жар обладания. Рочестер жестоко отомстил ей за ошибку… Фактически это он доломал ее. Сказав напоследок, что будет называть ее не Антуанетта, а Берта, словно отказывал ей в праве на личность. Она отчаянно сопротивляется, в ней прорывается дикая яростность будущей безумной.

Но ее фраза, когда он обижает ее: «Я сама иногда не могу понять, кто я!» — обнажает ее страх перед бездной, в которую она вот-вот сорвется, потрясенная утратой любви и уважения мужа.

Берта в этом фильме хрупкая, несчастная, загадочная и слишком открытая.

И мне стало совершенно очевидно, чем она отталкивала Рочестера с самого начала. Для этого я примерно процитирую другое произведение, спектакль «Мата Хари». Вот что муж сказал будущей известной куртизанке: «Ты болото, жаркое туземное болото. Я понял это в нашу первую ночь. Ты вся дрожала, тогда как приличная девушка должна быть нежна и прохладна…»

Круг шестой. Соковыжималка

Многофункциональная вещь. Секрет «идеальной пары». Сто лиц неглекта: это убийственное пренебрежение. Когда хищник прикидывается жертвой. Перевербовка окружения: были наши, стали ваши. Какой прогноз у нас сегодня, милый? Ваше персональное дно. Стоит ли давать «последний-препоследний» шанс. Как уйти с первого раза. Что чувствует брошенный мучитель. Говорить ли садисту, что он садист. Тактика «серого камня».

На этом этапе вас ждет самое разнообразное и масштабное насилие. Вы станете мультифункциональной вещью, которой агрессор будет пользоваться по своему усмотрению. Именно на этой стадии происходит ломка личности жертвы, порой – необратимая (смотрите фильмы «Ночной портье» и «Горькая луна»).

«Из-за того, что нарцисс воспринимает людей с враждебностью, они уменьшаются до мультяшных двухмерных переносчиков функций. Они становятся инструментальными или полезными, функциональными или развлекающими, радующими или бесящими, фрустрирующими или любезными объектами. Это ведет к безжалостному эксплуататорству», – пишет Вакнин.

«Они ощущают чрезвычайное наслаждение при виде страданий и сомнений партнера, от использования, а затем уничтожения человека», – пишет Иригуайен.

«Все объясняется пустотой нарцисса, который есть отраженная конструкция, а не реальный человек, – пишет Вакнин. – Он не имеет ничего внутри, как робот. И так же, как робот, только имитирует внешность и функции живого человека. Сексуальная распущенность или злоба являются неизбежными последствиями этой пустой оболочки. Когда нет своей жизни, нужно попытаться присвоить себе чужую. А если это невозможно, уничтожить ее, чтобы не было жизни ни у кого».

Безраздельная власть над вами, самовозвеличивание на вашем фоне, доступ ко всем вашим ресурсам – наконец-то агрессор дорвался до самой вкусной пищи.

Хотя нет. На предыдущим этапе ему было вкуснее. Вы «прикольно» сопротивлялись, «забавно» истерили. Еще держали лицо. Оставались ресурсной, хоть и выходили все более потрепанной из каждого нового цикла Ледяной душ – Оттепель. На этом же этапе хищник когтит еще живую, но уже готовую испустить дух жертву. Собственно, почему Соковыжималка и начинается – потому что вы уже не имеете сил ни сопротивляться, ни вырваться из лап зверя.

«В какую тряпочку превращается человек за пять лет – это просто удивительно, – предупреждает Адриана Имж. – При этом нарцисс на этом фоне продолжает сиять ярчайшим светом. Как солнце».

Нет, жертва, конечно, трепыхается время от времени. Поскуливает, дергает перебитыми лапками. Может показаться, что есть еще порох в пороховницах. Конечно, есть. Когда не будет – настанет время Утилизации.

На этапе Соковыжималки агрессор начинает вести себя как единоличный хозяин положения. Вам то и дело выкатывают ультиматумы, задают «планки», жестоко наказывают за малейшее неповиновение. Требования абьюзера меняются, как картинки в калейдоскопе, он становится все непредсказуемее и капризнее. «Не хочу быть столбовой дворянкой – хочу быть владычицей морскою», – топает ножкой роковая личность, которой вчера было за счастье получить новое корыто.

У мучителя уже нет ни проблеска былого восхищения вами – пусть даже и завистливого. Все ваши черты, которые он идеализировал, так долго служили для него источником постоянного самоунижения, что теперь это чувство само собой переродилось в презрение и ненависть к вам. Сработала нарциссическая защита.

«Зависть переходит в презрение, а презрение приводит к краху отношений», – пишет Хотчкис.

Самое удивительное, что со стороны такая пара может выглядеть вполне благополучной!

«Одна пара сознательно стремится поддерживать в глазах окружающих нереалистичный образ своих отношений как картину полного взаимного удовлетворения, – пишет Отто Кернберг. – Другая пара бессознательно заключает молчаливый договор, в соответствии с которым один партнер безжалостно эксплуатирует другого».

«Одно из главных затруднений в распознании постоянного унижения в союзе – то, что такие мужчины не выглядят жестокими мучителями, – подтверждает и Банкрофт. – У них масса достоинств, особенно в начале отношений. Его друзья могут иметь о нем самое лучшее мнение. У него может быть отличная работа, никаких проблем с алкоголем. Он просто не похож на человека, склонного унижать и оскорблять!

При этом он может:

– быть вечно недовольным дома, но спокойным и улыбчивым на публике;

– вести себя с вами нагло и эгоистично, но с другими быть щедрым и понимающим;

– доминировать дома, но быть готовым к переговорам и компромиссам за его пределами;

– негативно отзываться о женщинах на своей территории, но усиленно ратовать за равенство и феминизм, когда кто-то его слышит;

– нападать и угрожать вам и детям, но со всеми остальными быть милым и неагрессивным;

– вести себя как домашний тиран, при этом возмущаться другими мужчинами, ведущими себя аналогично.

Может, у мучителей раздвоение личности?

На самом деле нет. Им нужны власть и контроль, и один из способов добиться их – быть славным малым на публике. Его хорошая репутация заставляет женщину много раз подумать, прежде чем обратиться за посторонней поддержкой, ведь люди, скорее всего, или не поверят ей, или обвинят во всем ее же.

Если кто-то из друзей случайно услышит, как он оскорбляет жену, или кто-то вызовет полицию, предыдущее поведение мучителя помогает ему избежать проблем. Свидетели думают: «Он такой классный парень. Он не способен на насилие. Это, видать, она его по-настоящему достала».

Красивый фасад мучителя также помогает ему быть в ладу с самим собой. Мои клиенты часто говорят: «У меня отличные отношения со всеми, кроме нее. Спросите у любых наших знакомых. Я спокойный и адекватный человек. Это она больная на голову». Заодно он использует трудности в ее взаимоотношениях с людьми – нередко им же самим и созданные – как еще одно доказательство того, что проблема в партнерше.

Один из самых сложных моментов в работе психолога с мучителем – противостоять соблазну купиться на его обаяние. Пока они сидят и болтают о том о сем перед началом групповой терапии, жестокости и эгоизма не видно даже близко, и я ловлю себя на тех же мыслях, что соседи: «Неужели этот человек может быть таким агрессивным?» Даже когда они сами признаются, в это все еще трудно поверить! И это главная причина, по которой им так ловко удается выходить сухими из воды.

Среди моих клиентов множество врачей, в том числе два хирурга, немало успешных бизнесменов, владельцы и директора крупных компаний, десяток университетских профессоров, преуспевающие адвокаты, знаменитый – и очень обаятельный – радиоведущий, священники и два известных профессиональных спортсмена. Один из моих физически агрессивных клиентов провел десять последних Дней Благодарения в качестве волонтера в местной столовой для бедных. Другой играет важную роль в руководстве большой международной организации по защите прав человека. Жестокость и деструктивность этих людей шокировала бы всех их знакомых, если бы они узнали. Хотя эти мужчины обычно держат свою агрессивную сущность дома за закрытыми дверями, есть одна ситуация, в которой все это выходит наружу: когда кто-то пытается заговорить с ними об их поведении дома и принимает сторону партнерши».

Что происходит с жертвой на этом этапе? Во-первых, существенно подкашивается ее здоровье, а кое-кто и преждевременно сходит с дистанции. Изучив сотни ваших историй, я прихожу к мнению, что большинство серьезных недугов – рак, сахарный диабет, астма, аутоиммунные заболевания и многие другие – следствие систематического насилия. Иригуайен уверена, что «психосоматические расстройства являются прямым следствием агрессии».

«У меня начались серьёзные головокружения. Два раза я падала в обморок в автобусах, и меня увозили на «скорой».

«Помню, делала мониторинг артериального давления, пришла на расшифровку. «Что случилось, что у вас в 19 часов давление скакнуло до 200?» – спросил доктор. «Муж с работы пришел», – отвечала я».

«Моё здоровье портилось, зубы рушились один за другим, я была всё время простужена, меня зачем-то лечили от воспаления тройничного нерва, я ходила на обезболивающих и противовоспалительных, постоянно хотела спать».

«Я просто физически не мог работать, неделями не мог уснуть. Набил дикую толерантность к транквилизаторам, что тут уже побочек было больше, чем эффекта положительного.

Еще у меня очень обострилось обсессивно-компульсивное расстройство, оно у меня с детства. Но раньше все было мягко, навязчивые эпизоды были редки, не мешали жить. А сейчас в «ритуалы» скатывался постоянно, мог по полчаса открывать и закрывать дверь или свет включать-выключать, или ложку одну мыть».

Многих жертв настигают проблемы с массой тела. Кто-то бесконтрольно полнеет и не может добиться снижения веса, несмотря на диеты и физические упражнения.

«Я астенического телосложения, весила 48 кг при росте 167 см. За восемь лет брака с нарциссом я набрала 15 кг, от которых никак не могла избавиться. Мало того, невесть откуда выросли миома и кисты на яичниках.

Фантастика, но мой вес вернулся на прежнюю отметку в первые же полгода после развода! Но еще фантастичнее стало то, что у меня рассосались миома и кисты».

Другие, наоборот, болезненно худеют, вплоть до анорексии. Может прекратиться менструальный цикл. Для одной читательницы именно это стало символическим дном, после которого она ушла от мучителя.

Однако стремительное ухудшение здоровья жертв связано не только с моральным насилием. Они страдают и от преступного пренебрежения со стороны хищника. Этот вид агрессии называется неглект. Неглект – это когда вас медленно изводят, вплоть до смерти. Просто ли потому, что не считают человеком («отмена» вас как человека называется бланкингом), а лишь набором функций. То ли даже делают это намеренно, потому что находят безнаказанное умерщвление очень увлекательной и щекочущей нервы игрой.

Неглект в той или иной степени присутствует в любых деструктивных отношениях. Истории читательниц пестрят эпизодами пренебрежения к их самочувствию, здоровью:

– жена после операции лежит чуть живая, рядом малыш с температурой под сорок, в доме нет еды – а муж преспокойно уезжает на рыбалку;

– у девушки грипп, а любимый человек упоенно играет на компе и отказывается идти за лекарствами. Она среди ночи по стеночке ползет в дежурную аптеку;

– молодой маме нужно срочно проконсультироваться у специалиста насчет стремительно растущей родинки – муж говорит, что у них нет на это денег, и вообще, кто будет в это время сидеть с ребенком? Это ведь она бездельничает, а он на работу, вообще-то, ходит…

– женщина ломает палец на ноге, муж всячески оттягивает поездку к хирургу. Сама съездить она не может – в декрете с двумя малышами. Врач – в районном центре. В итоге палец срастается неправильно, женщина обречена «ковылять потихонечку» в растоптанной обуви…

– муж настаивает, чтобы жена пила гормональные контрацептивы, но месяцами к ней не прикасается. Женщину штормит от побочек, и однажды она перестает пить таблетки. В муже резко просыпается «страсть», он «нечаянно» не вовремя вынимает… и привет, женщина марширует на аборт.

Особенно кошмарен намеренный неглект. Развернуто такая история описана в моем посте «Ганнибал НЕГлектер». Психопат кайфовал, подтачивая здоровье первой жены и наблюдая за ее умиранием от рака.

«И он, такой любящий, такой самоотверженный, лечил ее до последнего. Тщательно наблюдая, как она умирает. Тщательно! Все снимки, все расшифровки, все анализы он хранил в специальном альбоме. Показывал мне. И сам время от времени пересматривал…

Затем он познакомился со мной и взялся уже за мое «лечение». Потащил меня к врачу. Настаивал, чтобы я прооперировала глаз. Показаний к операции не было, но он потащил меня к другому врачу, третьему, и в итоге операция была сделана.

Через три дня ему надо было лететь в командировку, и он вдруг захотел взять меня с собой. Пришел к врачу за разрешением. Тот не разрешал. Он настаивал. Я полетела с ним. В результате у меня произошло отслоение сетчатки, и я необратимо ослепла на этот глаз.

У меня создавалось ощущение, что он специально искал у меня болезни. Вскоре он повез меня в клинику, к ЛОРу. Заставил меня сделать операцию – выпрямить перегородку носа. Это было жутко.

После операции я убежала в свой город. Он приехал за мной. Клялся в любви, предложил пожениться. И опять он меня загипнотизировал. Я согласилась.

У меня почки больные. И вот как-то колики начались. Приступы шли один за одним. Но милый говорил, что я просто съела лишнего и из-за такой ерунды «скорая» не поедет, и вообще, там люди сейчас от инфарктов умирают, а я из-за своих симуляций кого-то помощи лишаю. Я начала блевать, дикие боли, загибаюсь, пот градом, а он смотрит… просто смотрит… Потом говорит: «Иди поиграй на компе, отвлекись».

Когда в пятый раз приступ скрутил, я сама вызвала «скорую». Срочная госпитализация. В тот же день мне удалили почку. Оказалось, у меня там был большой камень, началось воспаление, почка омертвела…»

Жутко? А ведь неглектом по отношению к жертвам «балуются» многие мучители. Цитирую блогера Любаву Малышеву (в ЖЖ – lubava):

«Неглект не возникает остро. Первая фаза – достижение беспомощного состояния женщины. Есть разные способы, как сделать так, чтобы женщина заболела, но не умерла сразу, а довольно долго находилась в состоянии страдания. Например, можно лишать еды. Я не имею в виду крайние случаи, когда мужчины просто отнимают у женщин еду или скоренько съедают, портят или выбрасывают чужие порции («А я не знал, что это детское питание», «А я не знал, что ты тоже будешь есть»).

Я имею в виду те случаи, когда обладатель контрольного пакета акций сам принимает решения в магазине или уже дома – что будет куплено и кто что будет есть. Тогда начинают звучать фразы: «Это нам не нужно», «Если ты не хочешь – значит, не голодная», «Это слишком дорого» (в отношении даже самых простых товаров), «У нас не принято это есть», «Меня тошнит от твоей еды». За год-два, а то и за пару месяцев паршивого питания можно добиться приличного обострения болезней».

Пока «перебью» Любаву, чтобы проиллюстрировать ее рассказ историей читательницы:

«Я стала ждать ребеночка. Муж денег не дает. Я что-то из кастрюльки или хлебницы у хозяев проглочу – тем и жива. Я слабела, стала сознание от голода терять. Сижу за столом в кабинете, меня зовут, я вроде слышу, а встать от слабости не могу. Коллеги мне тихонько то яйцо с хлебом на столе оставят, то кусочек мяса с картошкой.

Я весила килограммов 45. Рожать поехала к маме. Она меня не узнала. Все волосы вылезли. Не лицо, а маска скорби. Стало прослеживаться заикание, выпало несколько зубов, просто так, без крови. Цинга. В мирное время…»

«Фазу можно ускорить мощным ударом – по голове, по позвоночнику, по почкам, – продолжает Любава Малышева. – Главное – заранее узнать слабые точки, знать, над чем работать. Создать потребность в жизненно важной помощи.

Дальше можно переходить ко второй фазе. Это лишение медицинской помощи. Лишать медпомощи можно, или говоря о бедности, или отказываясь записать к врачу, или ссылаясь на собственную занятость и неинформированность. Профилактические осмотры у стоматолога, гинеколога, маммолога – всё это считается «лишним».

Всем советую попробовать способ неверного перевода рецепта, покупку неправильного лекарства и выдачу неправильной дозировки. Лекарства, которые надо хранить в темноте, лучше поставить на свет, а замороженные разогреть. Это всё надо делать «случайно».

Мне также нравится переохлаждение женщины, переноска ею непосильных грузов, от которой нельзя отказаться. Есть мужчины, которые заняты «тренировкой» своих жертв. Есть мужчины, насильно обливающие женщин и детей холодной водой «для закаливания».

И вот апогей достигнут. Женщина валяется в углу комнаты и самостоятельно может разве что ползать. Ей больно. Так можно пролежать неделю или месяц. Абьюзер ни в коем случае не интересуется состоянием здоровья жертвы. Он вообще может неделями не заходить в комнату, где болеет женщина.

И, конечно, позвать на помощь будет невозможно. Потому что неглект существует только в условиях достаточной изоляции женщины. Изоляция не означает, что ты за решеткой. Изоляция означает, что ты не можешь говорить о проблеме. Изоляция означает, что если ты даже и рассказываешь, все делают вид, что они ничего не слышат, не видят, не знают и не могут.

Что чувствует абьюзер во время неглекта? С его лица не сходит улыбка. Он ходит, подпрыгивая. Он развивает бурную активность, у него появляется невиданная рабочая энергия, он наряжается, становится фантастически общителен вне дома. Он не может скрывать своей радости. Он на подъеме. Это вершина его деятельности – ведь дома у него лежит полутруп, беспомощный человек на грани жизни и смерти, и всё в его власти.

В случае смерти жертвы абьюзер радуется еще больше. Он даже начинает прорабатывать эту ситуацию, забегать в комнату к женщине и говорить: «Когда ты сдохнешь, я…» И, разумеется, когда женщина выползает из угла, поднимается и начинает работу по дому, абьюзер амнезирует прошлое и начинает вести себя как прежде, «брутально» – чтобы снова загнать в беспомощное состояние».

Волосы на голове шевелятся, да? А теперь давайте вспомним, как широко распространены такие вариации неглекта, как отказ мужчины заботиться о предохранении от беременности. Причем отказ может быть неявным. Мужчина обещает «не подвести», а потом «случайно» таки подводит. И опять подводит. И снова подводит…

Другой распространенный вариант – вести с жертвой разговоры о детях, уверить ее в своих серьезных намерениях насчет потомства, а после незащищенного секса категорично требовать «выпить таблетку».

«Однажды мы сидели в машине после головокружительной любви и строили планы. Он сказал между делом: «Когда-нибудь у нас будут дети… Ведь у нас будут дети?» Мне хотелось орать: да-да-да! Да я почти проорала это… На эмоциях мы повторили, не предохраняясь. Но, расставаясь, принц напомнил мне, что сегодня было небезопасно и мне надо воспользоваться экстренной контрацепцией.

Весь следующий день я ходила как прибитая. Я спрашивала его: мы же говорили о детях, зачем мне травить себя этим? А он просто отвечал, что сейчас не время. Я выпила таблетки со слезами, а потом разгребала гормональный сбой полгода».

«Паша категорически отказывался предохраняться. Начиная с уговоров «ну дай мне почувствовать, какая ты изнутри» и заканчивая «ой прости, я не заметил, как резинка сползла». Он регулярно говорил о том, как он хочет детей. И на фоне этих разговоров, после того, как «случайно» в меня кончил, он потребовал, чтобы я выпила постинор. Сначала спокойно, потом перейдя на крик.

Он выглядел неадекватным, просто больным! Я плакала, отказывалась пить таблетку, зная, какие они вредные, в итоге он молча уехал в аптеку, а когда вернулся, то, схватив меня в охапку, стал разжимать мне челюсти и губы, заталкивая таблетку в рот и приговаривая: «Жри, сука, жри, накрячить меня захотела, не выйдет».

А как насчет намеренного обрюхачивания? Это распространено гораздо шире, чем принято думать. Такое впечатление, что агрессорам нравится изнурять женщин абортами!

Другой вариант неглекта – принуждение к деторождению. Невзирая на нежелание женщины, ее жизненные планы и состояние здоровья. Такой неглект со стороны нередко выглядит как следование традиционным ценностям, богобоязненность и чадолюбие…

«Женя настаивал на женитьбе и ребёнке. Что характерно: предыдущие жены хотели от него детей, но он был категорически против. Меня же, чайлдфри, ему непременно требовалось прогнуть на деторождение. Он давил, истерил, шантажировал, орал, что я стерва и что я нисколько его не люблю, если не хочу немедля от него забеременеть.

Начались подставы. Однажды я обнаружила, что он втихаря стащил с себя презерватив. Другой раз якобы случайно в меня кончил. Тогда я окончательно поставила вопрос о расставании. Он снова пытался примириться, но когда я пришла собирать вещи, то застала его за… прокалыванием презервативов. Он был так разозлен моим появлением «невовремя», что тут же влепил мне пощечину».

Неглект – это и игнорирование временных запретов на секс. Например, после родов, абортов, операций. Это секс с тяжело болеющими женщинами. Нередки в ваших историях рассказы о том, что агрессор воспылал к вам страстью, когда вы свалились с температурой под сорок или лежали на вытяжке с переломами и требованием неподвижности.

«Ну, после роддома, сразу, а это пятый день, секс на всю катушку, снизу все в крови, губы все в крови, молоко струями бьет из груди, а он – ну зверь и зверь. Ты, говорит, мясом пахнешь».

Набирает силу такой вариант неглекта, как подталкивание и даже принуждение женщины к пластической операции. Одной обычно не ограничивается, и женщина раз за разом ложится под нож, вживляя импланты в ягодицы и икры, увеличивая грудь и даже меняя форму половых губ! А мучитель получает сатанинское удовольствие, стирая таким образом индивидуальность, личность женщины, нередко – уродуя ее (печально знаменитая «женщина-кошка») и сокращая ее дни…

«Особенно ухудшилась ситуация, когда ему исполнилось 35 и он стал хорошо зарабатывать. Он говорил: «Я тебя не люблю и не хочу», «Иметь жену за 40 – это не престижно», «Партнеры женились на молодых и счастливы – может, мне тоже так надо?» Он младше меня на месяц, но он любил повторять, что когда мне будет 40, ему – еще 39.

Стремясь достичь некой неведомой мне планки, я сделала подтяжку груди, липосакцию и собиралась на подтяжку лица, но хирург говорил, что показаний нет».

Есть и более экзотичные виды неглекта. Например, фидеризм – раскармливание жертвы до размеров слонопотама, потому что мучителю, видите ли, нравятся женщины в теле. То, что такая дама со временем не может не то чтобы полноценно жить, а самостоятельно встать с кровати – очень его устраивает.

Противоположный вид неглекта – доведение жертвы до истощения. Это совсем просто. Надо всего лишь почаще говорить, что женщина «жирная корова», «кусок целлюлита», «отрастила мерзкое вымя», смотреть на нее с отвращением, отказываться от любых физических контактов с ней, сторониться ее на людях, напропалую флиртовать в ее присутствии. Женщина может совсем перестать есть, дабы похудеть. Или начнет бесконтрольно переедать и затем вызывать у себя рвоту – привет, булимия…

«Я просто боялась есть при нем. Он меня так загнобил – толстая, толстая, жрать надо меньше, что мне было ужасно стыдно дать ему понять, что я не наедаюсь с трех яблочек в день, что мне плохо, слабость, могла потерять сознание в толпе или на жаре. Иногда я все-таки цапала у него конфетку или печеньку, но если брала больше двух, он говорил: «А не много ли тебе будет? У кого такая жирная жопка?»

Варианты неглекта разнообразны. Изуверский неглект предпринимает герой романа Сомерсета Моэма «Узорный покров» – он настаивает, чтобы жена сопровождала его в местность, где бушует эпидемия. В моем посте «Ошибка молодости мистера Рочестера» рассказывается, как будущий обожатель Джейн Эйр намеренно доводит до сумасшествия свою жену Берту. Кстати, и «рыцарь неба» Сент-Экзюпери тоже, было дело, упекал Консуэло в психиатрическую клинику. Да какую!

«Клиника в Берне напоминала тюрьму: пустая комната, только кровать, никакого стола, и ночные прогулки, чтобы утомить больных. Если мне не удавалось расслабиться, среди ночи в комнату вваливались две огромные людоедки и, крепко держа меня за руки, заставляли мерить шагами аллеи парка. Через три недели неимоверных усилий я спала все так же плохо! У меня не хватало сил даже съесть поданную мне картошку.

Однажды мой муж приехал в час обеда. Вот уже три недели он не вспоминал обо мне, или же мне не передавали его писем. (Уверена, что их не было. – Т.Т.) Вся накопившаяся злоба внезапно прилила к моему сердцу. Я была бледная и худая. Он обнял меня:

– Поехали сейчас же. Я увезу тебя подальше отсюда.

– Меня убивают. Я много раз писала тебе. Я умоляла тебя приехать немедленно, а ты ни разу мне не ответил!

Я расплакалась в его объятиях.

– Скажи мне, что ты хорошо себя чувствуешь, – прошептал он мне на ухо. – Я попрошу, чтобы тебя одели.

Но санитарка уже вырвала меня из его объятий, говоря, что пора принимать душ».

Как видим, на словах Тонио обеспокоен состоянием жены и выражает готовность увезти ее из клиники. Но «почему-то» не делает этого. Полюбовавшись на заморенную, отчаявшуюся Консуэло, он отбывает.

«Я потеряла последнюю надежду вырваться из этого ада. Его появление было как сон. Я стала даже сомневаться, что он приезжал. Мне хотелось есть, очень хотелось есть. Я начала воровать хлебные корки. Я собрала последние силы и благодаря священнику, приходившему каждую субботу исповедовать больных, смогла послать длинную телеграмму подруге в Париж, описывая свое плачевное положение.

Мой муж был чрезвычайно занят в кино. Моей подруге с трудом удалось прорваться к нему в съемочный павильон. Она заорала на Тонио:

– Консуэло приходится воровать хлеб, чтобы выжить! Если вы слишком заняты, чтобы ехать за ней, то поеду я!

Муж знал, что мне запретили переписку. Он рассказал об этом своим товарищам.

– Какой прекрасный сюжет для фильма, – сказали они. – Но, Сент-Экс, ваша жена может умереть!

Как объяснил Тонио, доктор уверил его, что я на правильном пути и готова пройти эффективный курс лечения. Поэтому он не должен все портить и писать мне!

Актеры и режиссер запротестовали, его посадили в поезд, идущий в Швейцарию, и он снова оказался в клинике.

Первое, что он продемонстрировал мне, – два билета до Парижа. Я не понимала, я плохо слышала, ему пришлось повторять все по нескольку раз. Он плакал как ребенок. Просил прощения. Я потеряла пятнадцать килограммов, и ему пришлось подвязать шнурком юбку, которая не держалась у меня на талии».

Как-то Консуэло упала в обморок на улице, очнулась в клинике для нищих, откуда Экзюпери… не захотел ее забирать!

«Я вернулась домой. Униженная и отчаявшаяся: ведь меня хотели оставить в этой больнице. Полицейские дважды приходили к нам убедиться, что мой муж не имеет ни малейшего желания забирать меня. Но им не удалось ни увидеть Тонио, ни побеседовать с ним по телефону. Дверь Тонио оставалась запертой, и только голос моей золовки сообщал им, что ее брат спит и что они отправят друга навестить больную».

А утром Тонио вышел к завтраку как ни в чем не бывало!

«О моих ночных несчастьях никто не вспоминал. Муж уселся за пианино. Я выглядела чудовищно и не решалась двинуться с места. Тонио сделал мне знак подойти и сесть рядом с ним на диванчик. Он хотел извиниться, что не пришел в больницу прошлой ночью.

– Я велел Гастону привезти тебя сюда, – объяснил он. – Мне было бы очень тяжело идти туда самому. Ему понадобилось два часа, чтобы разыскать тебя. А так как у него не было подписанных мной бумаг, ему не хотели тебя отдавать. А я волновался и ждал его. Мне дали какие-то порошки, и я заснул».

…Пользуясь вашей зависимостью, нередко уже и материальной, агрессор может отказывать вам в деньгах на лечение, лекарства.

«Его доход составлял 300 тысяч ежемесячно, но он отказался дать мне 12 тысяч на лечение спины, мотивируя тем, что я плохая. Вот если стану хорошей, тогда он посмотрит. Ладно мне. Он отказывал в лекарствах ребенку и тут же покупал себе дорогущую путевку и пляжные тапочки за семь тысяч».

Неглект – это и оставление вас в беде, и насмешки над вашими проблемами со здоровьем.

«Я сломала ногу – перелом плюсневой кости. В травмпункт увезли на «Скорой», обратно, сжав зубы, сама поднялась по лестнице на четвертый этаж. Я позвонила ему. К вечеру он приехал – в первый и последний раз. Орал, обвинял, что я делала кульбиты на лестнице и теперь хочу отвлечь от дела занятых людей типа него.

За все полтора месяца ни разу не пришел. Рядом был отец, если бы не он, мне умирать с голода? Надо было на контрольный рентген, но не попала. Надо было второго мужчину, чтобы снести меня вниз, а он только орал по телефону: «Сдохни, мразь, под забором, сдохни, я посмеюсь», – и озвучивал планы, как меня будут насиловать бомжи или же он сам меня в фундамент забетонирует.

В итоге, когда выбралась на рентген, то оказалось, что срослось неправильно. Операцию травматолог отказался делать из-за астмы и сердца. Сказал, что я всегда буду хромать».

Есть хищники, кайфующие, доводя жертву до самоубийства. Наверно, от подобного поворота событий не откажется ни один из них: осознание того, что ради них человек лишился самого дорогого – жизни, невероятно подкачивает грандиозность. Вообще, смерть жертвы очень будоражит хищника, он чувствует огромный прилив энергии, точно вампир, насосавшийся крови.

Валерий Брюсов распробовал это извращенное удовольствие еще в 20 лет, когда полунамеренно простудил свою любовницу Елену Краскову (Маслову), а когда она слегла с опасной болезнью, с замиранием сердца ждал развязки. Позднее Брюсов подтолкнул к суициду Нину Петровскую и Надежду Львову. Подробнее – в моем посте «Непреодоленная бездарность» Валерий Брюсов».

Обстоятельства самоубийства своей матери вспоминает дочь Сталина, Светлана Аллилуева:

«Это сдерживание себя, эта страшная внутренняя самодисциплина и напряжение, это недовольство и раздражение, загоняемое внутрь, сжимавшееся внутри все сильнее и сильнее, как пружина, должны были в конце концов неминуемо кончиться взрывом…

Так и произошло. Вроде «и повода-то не было». Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете. «Всего-навсего» отец сказал ей: «Эй, ты, пей!» А она «всего-навсего» вскрикнула вдруг: «Я тебе не эй!» – и встала, и при всех ушла вон из-за стола…

Мама оставила ему письмо. Я никогда, разумеется, его не видела. Его, наверное, тут же уничтожили. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков».

Покончила с собой и племянница, а по совместительству «любимая женщина» Гитлера – Гели Раубаль. Наложила на себя руки и любовница фюрера – актриса Рената Мюллер. Другую – Митци Рейтер – в последний момент вытащили из петли. «Прима» же Гитлера – Ева Браун – дважды предпринимала попытки суицида.

Увы, на этапе Соковыжималки задумываться об этом начинают даже самые оптимистичные – когда-то! – жертвы.

«Мысли о смерти меня просто преследовали. Вешаю белье на пятом этаже, открытый балкон, табуретка качается, думаю: самоубийство – большой, непростительный грех, но если табуретка подломится – это ведь несчастный случай? Но табуретка не ломалась.

Во сне, только закрою глаза – хожу между разрытых могил и так мне хорошо, спокойно… Я рассказала ему свои сны, он как-то приободрился:

– Да-да, милая, не переживай, детям будет без тебя хорошо, я никогда не женюсь и полностью посвящу себя им. Скажи только, когда это случится?

– Ну, не знаю, только чувствую, что скоро умру.

И вот он приходил домой и очень раздражался, видя, что я еще жива».

«Последние годы нашего брака у меня было навязчивое желание выкинуться из его машины на полном ходу или уснуть и не проснуться».

«Думаю, он хотел меня вынудить к самоубийству. Он бы точно сухим из воды вышел. Ведь всё было бы замаскировано: все видели, как он был ко мне заботлив, как интересовался моим здоровьем, и слышали, как я кричала ночами во время «побудок».

На фоне этих бесчинств совсем «безобидными» мелочами выглядят такие проявления неглекта, как: