Ошибка веры гранатовый браслет

Повесть А.И. Куприна «Гранатовый браслет» — одно из самых прекрасных и трагичных произведений о любви. Каждая строчка наполнена светлой печалью и звучит, как прекрасная мелодия. Это произведение чрезвычайно музыкально, не случайно в качестве эпиграфа упоминается соната Бетховена. Именно эта мелодия напомнит Вере о человеке, который её любил всю жизнь.

Проблема неразделённой любви — главная в этой повести. Георгий Желтков всю свою жизнь любит княгиню Веру Шеину. Это чувство зародилось задолго до замужества Веры. Желтков писал ей длинные любовные письма. Они были пылкими, но целомудренными. Желтков любит искренней, чистой, непорочной, жертвенной любовью. Герой не виноват в том, что испытывает это чувство, ведь сердцу не прикажешь.

Эта тихая, безнадёжная и безответная любовь продолжается долгие годы. Всё это время герой пишет Вере письма только в дни больших праздников. Всё изменилось в день именин, когда Желтков подарил Вере гранатовый браслет, который принадлежал его покойной матери, — самое дорогое, что у него было. На первый взгляд, браслет кажется смешным и нелепым. Но кроваво-красные гранаты производят на Веру сильное впечатление. Точно так же и любовь Желткова, на первый взгляд, кажется смешной, ребяческой, абсурдной. И лишь после смерти героя Вера понимает, что это была настоящая любовь, — тихая, терпеливая, кроткая, нежная.

В повести есть и другая, менее заметная, история неразделённой любви. Сестра Веры, Анна Фриессе, ненавидит и презирает своего мужа. Она не скрывает этого ни от него самого, ни от посторонних людей. Но старый и некрасивый Густав Иванович нежно и преданно любит свою жену. Он не мог не замечать её презрения, но терпел такое отношение, потому что жена была для него самым близким человеком. Любовь Густава Ивановича трагична и безнадёжна.

Вера вовсе не презирает и не ненавидит Желткова. Она посмеивается над ним, то же самое делает её муж, князь Василий Шеин. Тема неразделённой любви тесно связана с проблемой ответственности человека. Вера слишком легкомысленно отнеслась к чувствам Желткова. Когда он перед смертью звонит ей по телефону, она отмахивается от его вопросов. В конце повести Вера понимает, что, если бы не этот её поступок, он остался бы жив.

Ответственность героев друг перед другом раскрывает проблему милосердия и гуманизма. Князь Шеин и брат Веры приходят к Желткову, чтобы запретить ему писать Вере письма. Брат Веры, работавший прокурором, с порога набрасывается на Желткова с обвинениями. Но князь Василий увидел и понял, что любовь Желткова чиста и непорочна, что это великое чувство, над которым человек не властен. Шеин отнёсся с уважением к этому человеку и к его чувству.

Любовь приносит герою одновременно и счастье, и страдание. Быть отвергнутым, не видеть любимую неделями, месяцами, годами — нестерпимое горе. В то же время, герой признаётся, что Вера — это самое важное, что есть в его жизни. Только эта любовь наполнила его судьбу светом и смыслом. Без неё его жизнь была бы пустой и мрачной. Услышав окончательный запрет на письма, он не видит смысла жить дальше и легко идёт на смерть.

Любовь, которую герой пронёс через всю жизнь, раскрывает проблему верности и постоянства. Для Желткова никто и ничто, кроме Веры, не имеет значения. Он любит её 7 или 8 лет и не представляет своей жизни без неё. Она всегда была далеко от него, но, в то же время, она жила в его сердце. Авто показал всю трагедию безответного чувства. Любовь стала для героя одновременно источником мучительной боли и великой радости. В этой повести А.И. Куприн размышляет над сущностью любви и приходит к выводу, что любовь — это величайшая тайна в мире, это большая трагедия и наивысшее счастье.

Одна из причин того, что Вера много лет назад отвергла Желткова, кроется в его низком происхождении. Он простой телеграфист, а она княгиня, поэтому должна выйти замуж за человека своего круга. Здесь остро поднимается проблема социального неравенства.

Только после гибели Желткова Вера поняла, что была слишком несправедлива к нему. Она приходит проститься с ним и понимает, что упустила великую любовь. Так горько в повести прозвучала проблема упущенного счастья. Вера мечтала об истинной любви, именно об таком чувстве двум сёстрам рассказывает генерал Аносов. Когда-то Вера любила своего мужа, но затем это чувство плавно превратилось в дружбу. Но, может быть, именно с Желтковым она была бы по-настоящему счастлива. Её никто не любил так, как любил Желтков. В его чувстве гармонично соединились радость, боль, благоговение, покорность, терпение. Умирая, он благодарит и благословляет любимую: «Да святится имя Твоё».

Проза Александра Куприна занимает значимое место в русской литературе рубежа двадцатого и девятнадцатого веков. Его произведения раскрывают перед читателями простую человеческую жизнь, саму человеческую душу, а также являются важным свидетельством о нравах и быте той эпохи. Самая известная повесть писателя «Гранатовый браслет» в полной мере демонстрирует нам мастерство писателя, которое и обессмертило его имя, прославив его на всю Российскую империю. Многомудрый Литрекон предлагает Вам его разбор.

История создания

История написания повести «Гранатовый браслет» — это весьма интересные факты, открывающие читателю авторский замысел и мотивы Куприна:

1. Сюжет повести основан на реальных событиях. В 1910 году некий Д.Н. Любимов – знакомый Куприна, рассказал писателю историю о том, как чиновник по фамилии Желтиков влюбился в его жену и долго и упорно слал ей любовные письма, а однажды подарил ей гранатовый браслет.
2. В семье Любимовых влюблённость Желтикова восприняли с юмором. Они даже завели отдельный альбом, в котором были собраны все письма неудачливого ухажёра, снабжённые забавными рисунками. Однако сам Куприн отнёсся к этой истории со всей серьёзностью и приступил к работе над новым произведением, которая была завершена спустя год.
3. Прототип Веры Шеиной — Людмила Ивановна Любимова. Женщины очень похожи внешне и по характеру, так автор достиг максимальной достоверности. У нее тоже были сестра (Елена Ивановна Нитте) и брат (Николай Иванович Туган-Барановский)
4. Создание «Гранатового браслета» далось автору тяжело. В письмах друзьям и знакомым он жаловался на трудности работы: «Теперь я пишу «Браслет», но плохо дается. Главная причина — мое невежество в музыке… Да и светский тон!..» (письмо Ф. Д. Батюшкову 21 ноября 1910 года). Кроме того, автора преследовали финансовые трудности.

Направление и жанр

Повесть Куприна «Гранатовый браслет» создана в рамках реалистического направления в литературе. Писатель стремится достоверно отобразить окружающую действительность. Его персонажи, их действия и реплики смотрятся максимально живо и естественно. Многочисленные детали усиливают атмосферу и веру читателя в происходящее. Он может поверить в то, что описанные в повести события могли произойти на самом деле (хотя они и так произошли на самом деле).

Жанр произведения «Гранатовый браслет» определяется, как повесть. Повествование охватывает короткий промежуток времени и включает в себя малое число действующих лиц. Однако в то же время писатель снабжает сюжет множеством самых разнообразных деталей. В повествовании присутствуют названия реальных мест, что только увеличивает погружение читателя в сюжет.

Композиция и конфликт

Композиция повести «Гранатовый браслет» никак не нарушена. 

1. В начале находится экспозиция, в которой нас знакомят с семьёй Шеиных. 
2. За ней следует завязка, когда княгиня Вера получает письмо и браслет от таинственного поклонника. 
3. В кульминации нас переносят в жилище Желткова, и от него мы узнаём о его искренней любви. 
4. В развязке мы узнаём о самоубийстве героя, а Вера Шеина находит его предсмертное письмо, что разрешается основной конфликт. 
5. В финале сюжетная линия приходит к своему логичному завершению, когда героиня осмысливает произошедшее и примиряется с этим.

Главная особенность конфликта в повести «Гранатовый браслет» заключается в его неоднозначности и неочевидности. Несмотря на наличие любовного треугольника, противостояние не принимает крайних форм, персонажи относятся друг к другу с пониманием и уважением. Читатель не может точно определить положительных и отрицательных персонажей, так как все действующие лица обладают многочисленными достоинствами и недостатками.

Смысл названия

В качестве названия повести Куприн взял вещь, которую Желтков подарил Вере – гранатовый браслет, который был одной из немногих ценностей небогатого чиновника. Для Желткова браслет был фамильной реликвией, и вместе с ним он дарил женщине всего себя — свое прошлое, настоящее и будущее, ведь украшение уже сменило несколько поколений владельцев. Оно такое же нетленное, как чувство героя.

Такое название было выбрано писателем для того, чтобы подчеркнуть основную мысль произведения «Гранатовый браслет» – истинную страстную любовь, которую и символизирует собой браслет. Гранат — древний символ любви, верности и страсти, этот камень выражает всю глубину чувства Желткова.

Суть: о чём произведение?

В тот момент, когда в семье Шеиных готовятся к именинам княгини Веры Шеиной, сама виновница торжества получает письмо от таинственного обожателя, подкреплённое подарком в виде золотого браслета, украшенного гранатами.

Княгиня не восприняла эту акцию, как нечто серьёзное, однако, как верная жена, посчитала себя не в праве принимать подарки и признания в любви от других мужчин.

Муж и брат княгини Веры выясняют личность анонимного поклонника. Им оказывается бедный чиновник Желтков. Мужчины навещают его бедное жилище. Желтков признаётся, что давно влюблён в Веру. Он соглашается прекратить свои поползновения, но просит дать ему поговорить с княгиней по телефону. Во время разговора Вера говорит, что ей было бы спокойно без Желткова.

Спустя некоторое время княгиня получает письмо от Желткова, который сообщает о своём намерении покончить жизнь самоубийством, в последний раз высказывает ей свои чувства и просит её прослушать Сонату № 2 Бетховена.

Вера посещает квартиру своего поклонника после его смерти, откуда забирает злополучный браслет. Героиня в отчаянии, она понимает, что, возможно, мимо неё прошла настоящая любовь, но она не смогла оценить истинных чувств Желткова, погубив его. В конце произведения Вера просит свою подругу сыграть ей на пианино, и та играет ту самую Сонату №2 Бетховена. Вера понимает, что это знак того, что Желтков не злился на неё, она находит в себе силы простить себя и преодолеть кризис.

Главные герои и их характеристика

Система образов и главные герои повести «Гранатовый браслет» воплощены Многомудрым Литреконом в виде таблицы:

герои повести «гранатовый браслет»	характеристика
вера николаевна шеина	обеспеченная и знатная княгиня. красивая женщина. высоко ценит себя, чтит мужа и свой супружеский долг. несколько холодная и сдержанная женщина, которая желает жить размеренно и спокойно. не верит в истинную любовь, а потому стремится всячески избавиться от беспокоящего её желткова. неаккуратно брошенные слова отчасти провоцируют самоубийство несчастного, чего вера не могла себе простить.
георгий степанович желтков	молодой человек, небогатый чиновник контрольной палаты. скромный и романтичный человек. безнадёжно влюблён в веру шеину до такой степени, что предпочёл убить себя, узнав, что доставляет ей беспокойство своей любовью. до самого конца оставался верен княгине и умирал без злобы.
василий львович шеин	губернский предводитель дворянства. муж веры. меланхоличный и спокойный человек. добр и обходителен со своей женой. не склонен к ревности. первым высказывает мысль об искренности чувств желткова, а потому старается обходиться с ним, как можно мягче.
николай николаевич мирза-булат-тугановский	брат веры, товарищ прокурора, дворянин. резкий и нечувствительный человек, обеспокоенный репутацией своей сестры, из-за чего ведёт себя с желтковым довольно грубо и даже намекает на судебное разбирательство.

Темы

Тематика повести «Гранатовый браслет» — это вечное сочетание вопросов, интересующих человека любой эпохи:

1. Любовь, по мнению Куприна – это крайне опасное чувство, которое может привести человека к самому печальному финалу. Но в то же время писатель показывает величие любви, её преображающую силу, которая превратила не выдающегося чиновника Желткова в самоотверженного, сильного и искреннего человека, которому нельзя не сопереживать. Его трагическое чувство столь же прекрасно как соната Бетховена.
2. Музыка – писатель с особой трепетностью относится к музыке. Она способна помочь человеку в самой отчаянной ситуации. Именно языком музыки Желтков доносит до княгини Веры свои истинные чувства, и именно музыка помогает княгине справиться с чувством вины.
3. Семья – с некоторой иронией Куприн изображает семейную жизнь, в которой, по его мнению, нет места настоящей страсти. Супруги ценят комфорт и спокойствие выше самой любви, а семейная гордость брата Веры и вовсе карикатурна. Хотя и семейные чувства в его глазах не лишены возвышенности и искренности, ведь Вера все-таки предана мужу и по-своему любит его.
4. Надежда – мир в данной повести изображён, как довольно жестокое место, которое зачастую не понимает человека и причиняет ему боль. Желтков, потеряв надежду, совершает самоубийство. Впадает в отчаяние и Вера, но музыка и любовь Желткова возвращают ей надежду на лучшее будущее.

Проблема

Проблематика в повести «Гранатовый браслет» может быть описана и подробнее, если Вы попросите Многомудрого Литрекона в комментариях дополнить ее:

1. Неразделённая любовь – Куприн показывает всю трагедию безответной любви, которая иссушает человека и неизбежно приводит его к полному разочарованию и неизбежному падению в пучину отчаяния. Она прекрасна в своей трагичности и возвышенности, но едва ли уживается с жизнью, где одной красоты недостаточно.
2. Отчаяние – писатель настаивает на необходимости борьбы с отчаянием и безнадёжностью окружающего мира. Не у всех есть силы, чтобы бороться с отчаянием, как у Желткова. Однако княгиня Шеина смогла преодолеть невзгоды и вернуть душевное равновесие.
3. Общественное мнение – во многом именно оглядка на общественное мнение толкает княгиню Веру и её брата на жёсткий ответ Желткову, что приводит к того к печальному финалу. Куприн показывает, что слепое стремление к соответствию общественным стандартам может привести к неприятным ситуациям и даже к трагическим последствиям.

Главная мысль

В своей повести Куприн рассказал историю о несчастной любви. Он продемонстрировал противоречие, которое лежит в этом прекрасном, но опасном чувстве: без него человека окутывает холод, а с ним душа сгорает в ярком, но опасном пламени. Однако жить без него, по мнению писателя, было бы невозможно, и даже холодная Вера признает, что момент наивысшей страсти и наслаждения безвозвратно упущен. Основная идея повести «Гранатовый браслет» заключается в том, что сумасбродная, нелогичная, сумасшедшая любовь воплощает в жизнь идеал красоты и гармонии. Яркая вспышка чувства озарила жизнь Желткова и Веры. Если оставить за рамками все напускное и будничное, только такую любовь можно будет вспомнить, подведя жизненные итоги.

Изображая российское общество того времени, писатель показывает холодность и формализм, царящее в умах людей, которые стремятся лишь к обывательскому благополучию и боятся настоящей жизни с её страстями. Смысл повести «Гранатовый браслет» заключается в том, что не спокойствие и комфорт являются источниками счастья, а именно любовь, искренняя, горячая и прекрасная.

Чему учит?

Повесть «Гранатовый браслет» учит нас мягкости и обходительности с окружающими. Говорит нам о том, как важно уметь понимать окружающих людей и беречь их чувства, чтобы потом не сожалеть о чудовищной ошибке. Мораль повести «Гранатовый браслет» — призыв к терпимости, гуманности и взаимопониманию, которых так не хватает в повседневной жизни.

Также Куприн заставляет задуматься о том, как важно для человека не поддаваться отчаянию и верить в лучшее будущее. Услышав жесткую критику, герой потерял веру в то, что его чувство имеет право на существование, но это было заблуждением с его стороны. Любовь была его священным правом, и никто не мог запретить ему любить. Таков вывод из повести «Гранатовый браслет».

Критика

Критика очень живо откликнулась на повесть Куприна, увидев в ней все прекрасные проявления творчества писателя.

Одним из таких критиков был Максим Горький, высказавший в адрес произведения множество хвалебных эпитетов.

Не менее положительный отзыв оставила потомкам Филимонова Н.В.: 

Она же в своем очерке перечислила еще несколько рецензий современников:

Однако, по свидетельствам литературоведа П. Беркова, советская критика не выражала особенных восторгов по поводу «Гранатового браслета».

Автор: Михаил Щепин

Александр Иванович Куприн рассказывает о трагическом финале безответной любви чиновника контрольной платы Георгия Степановича Желткова к княгине Вере Николаевне Шеиной. Особенность этого чувства заключалась в том, что идеальная сторона отношений к женщине в нём решительно преобладала над реальной.

​

Что же до реальности, то она воплощалась сначала (до замужества Веры) в письмах, которыми бомбардировал возлюбленную Желтков, а затем (после замужества) – в почтительных поздравительных открытках на пасху, на Новый год и в день её именин. Кроме того, Желтков по максимуму использовал возможность лицезреть предмет своего обожания в концертном зале, цирке и т.д.

Что же касается Веры, то до встречи с Желтковым она так и не снизошла.  Единственное ответное письмо её содержало просьбу не утруждать себя больше любовными излияниями. Единственный телефонный разговор – требование оставить её в покое. Единственный поцелуй – прощальный – был подарен Желткову тогда, когда тот «лежал уж на столе, как дань, готовая земле».

Ну и, казалось бы, что ж интересного может содержать в себе истории отношений, в которой женщина для мужчины является всем (т.е. присутствует в его жизни, можно сказать, ежеминутно), а мужчина для женщины – никем?..

***

«Цель поэзии, – отмечал А.С. Пушкин, – идеал, а не нравоучение». Воплощая собственный идеал, писатель-мужчина не может обойти стороной своего отношения к женщине. В рассказе «Гранатовый браслет» воплощение именно этого аспекта идеала  Куприна становится главнейшим.

Человек целостен, и потому нормальные отношения мужчины и женщины  подразумевают более или менее пропорциональное развитие всех трёх, свойственных человеку ипостасей: животной, гражданской и духовной. Наибольшую трудность заключает в себе совместимость по линии последней – индивидуально-духовной. Это совершенно понятно:  ведь для мужчины женщина выступает здесь в роли некоего Божества, некой Музы, вдохновляющей его на творчество жизни (см. эпиграф). То же самое – и у Куприна:  «Да святится имя Твоё».

Практика жизни свидетельствует: из трёх ипостасей женщины в бытии мужчины доминирующей в принципе может сделаться любая. Есть случаи, когда превосходство ведущей ипостаси  достигает степени, делающей две другие условностями. А  эта доминирующая ипостась начинает выступать, если так можно выразиться, в своём чистом виде. В рассказе «Гранатовый браслет» такой вот чистой ипостасью выступает как раз духовная (индивидуальная). Она свойственна любви Желткова к Вере. Две других (по причине подчёркнутого отторжения Желткова Верой) становятся условностями.

Передать трагический финал истории любви в жанре небольшого рассказа чрезвычайно трудно. А уж если это история высокой, одухотворённой любви – трудно вдвойне. Но Куприн решился. Тем более, что забираться на самую глубину психологического анализа от него никто не требовал. Дело, казалось бы, сводилось лишь только к повествованию о фактах и событиях, событиях и фактах… Правда, в основе их отбора, увы,  лежа… всё тот же психологизм! Иначе – кто ж им поверит? Этим событиям и фактам?..

Словно в награду за проявленное Куприным писательское мужество, на свет появилось самое лучшее произведение, из всех им созданных. Правда, по качеству своему оно всё-таки уступало гоголевской «Шинели». То есть тому единственному в отечественной литературе прецеденту, на который в своём случае Куприн мог всерьёз опереться. Общим знаменателем между ними был жанр (трагический рассказ) и тема – ипостась духовная (т.е., по выражению Ф.М. Достоевского, «высшая половина существа человеческого»).

Да что тут сравнивать?! Тягаться с «Шинелью», этим бриллиантом не только отечественной, но и мировой литературы, было трудно до чрезвычайности. Тем не менее,  к примеру, предпринятая Куприным интерпретация одной из частей бетховенской «Аппассионаты», на мой взгляд, по художественной силе своей вполне сопоставима с фантастическим эпизодом «Шинели»:

«Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни упрёка, ни боли самолюбия я не знал. Я пред тобою – одна молитва: «Да святится имя Твоё».

Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно расстаться телу с душой, но, Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и тихая любовь. «Да святится имя Твоё».

Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и судьбе. «Да святится имя Твоё».

В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: «Да святится имя Твоё»».

После сих строк, естественно, трудно спускаться с небес на грешную землю…  Но – куда ж тут денешься? – придётся… Чтоб констатировать, к примеру: практика жизни людей такова, что отношения между мужем и женой чаще всего строились, строятся и будут строиться по неодухотворённому варианту.

В рассказе «Гранатовый браслет» такого рода отношения свойственны семье Василия и Веры Шеиных. Куприн заявляет об этом сразу и прямо, без каких-либо психологических изысков: «Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно перешла уже в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения. Она во многом, незаметно для него, отказывала себе и, насколько это возможно, экономила в домашнем хозяйстве».

Ситуация (особенно для Веры) подогревалась ещё и тем обстоятельством, что в семье не было детей. А потому – в чём же тогда смысл её бытия, ради чего ей жить-существовать? Выходило, что для того лишь, чтобы помогать мужу «держать марку» семьи предводителя дворянства.

И всё это было б ещё терпимо, если б по праздникам поздравлениями своими не напоминал ей о себе один странный тип, объявившийся в её жизни ещё до замужества, семь лет назад. Да что там – «напоминал»! Не напоминал, а прямо-таки «давил на больную мозоль»! Невзирая на весь лаконизм и почтительность своих посланий!..  Но всё равно: приходилось признать: с каждым годом письма эти  тревожили Верину душу всё сильней и  сильнее!

Отчего? – Да, оттого, что сложен человек… И стремление жить «на полную катушку» (т.е. полностью соответствуя своей природе) в нём неискоренимо.

Вот, казалось бы, с внешней стороны всё-то в её браке хорошо и даже, в конечном счёте, выстроилось именно так, как и мерещилось в тумане девичьих грёз! А потому – кинуть бы вот это очередное поздравление давнего своего воздыхателя в мусорную корзину да и… отогнать от себя назойливую муху!..

Ан, нет. Не получается! Это другого обманешь, а себя-то – как?.. «Дружба дружбой, а табачок…» Да, приходится признать, что  табачок под названием «единством душ» у неё с князем Василием врозь!». И этакое-то «счастье» (подумать только!) на целых ещё полвека!

«Ну, а чего ж, собственно говоря, ты хотела? Вон у сестры Анны – разве лучше? … Так ничего! Терпит! Хотя, конечно… У неё – детки! А тут…  Хоть вой!.. Волчицей в лесу!».

Ну, а тот?.. Телеграфист-нетелеграфист?… На голову её бедную ещё в девичестве свалившийся!… И своими посланиями взбалмошными огорошивший.

«Как будто бы железом,

Обмакнутым в сурьму,

Тебя вели нарезом

По сердцу моему».

Ну, ладно, ладно… Чего ж теперь притворяться!.. Что-то там внутри они задевали!.. Ну, просто – не могли не задеть!.. Это в восемнадцать-то лет…

Ну и – что? Какой была реакция? – А никакой! Встала в позу… Кичилась ещё… Ну, как же: тот готов хоть наизнанку вывернуться, а ты – с каждым разом –поддаёшь и поддаёшь холоду… Да всё с большим и с большим прилежанием выискиваешь в каждом из писем доказательства пребывания телеграфиста за границами своего культурного круга!..

Если принять во внимание партию, что подобрали для Анны родители, легко догадаться о ценностях, которыми премудрые люди сии руководствовались: «Анна была замужем за очень богатым и очень глупым человеком, который ровно ничего не делал, но числился при каком-то благотворительном учреждении и имел звание камер-юнкера».

Но, в пику родительскому, было влияние и обратное. Оно исходило от разлюбезного «дедушки», генерала Аносова. (Несмотря на явную искусственность этого персонажа, генезис его очевиден. Это Максим Максимыч из романа «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова).

В этой связи родителям Веры нужно отдать должное: общению старого служаки с дочерьми они нисколько не препятствовали… Наоборот,  с гуманностью отнеслись к этому одинокому человеку и заслуженному воину, душа которого рядом вот с этими двумя девчушками отдыхала.

А сами девчушки, со своей стороны, обрели возможность попить из незамутнённого источника русской народной мудрости и здравого смысла!.. Из которого, между прочим, выходило, что теперь, в начале ХХ века, кичиться своим дворянским происхождением, в общем-то, не только не следовало, но и как-то стыдно… (Уж не оттого ли, кстати, отношение Аносова к «предводителю дворянства» сдержанно-неприязненное!) А стало быть: известные шансы достучаться до сердца Веры у Желткова всё ж таки сохранялись!..

А что же Желтков? Бомбардируя предмет своей любви посланиями, он боролся за неё, стремился придать ей нормальную форму не только виртуальных, но и реальных отношений… Увы! Все его попытки осталось втуне… Как говорится, «не срослось»…

По всей вероятности, главным фактором тут стал характер самой девушки… Демократизм аносовского разлива резонировал в ней существенно слабее родительских увещеваний («Кто беден, тот тебе не пара» и проч.). Но всё ж таки, всё ж таки… Может, то случай помог, но отстоять своё право на брак с человеком не столь богатым, но зато более достойным, чем муж Анны, ей удалось.

На фоне импульсивной «итальянки» Анны, Вера, в общем-то, являет собой скорее образец сдержанности, случайно заброшенный в Россию с туманного Альбиона. (На беду несчастного Желткова, где-то успевшего уж понабраться: «Прекрасное должно быть величаво» и прочее…).

Само собой: помолвка и замужество княжны Веры явились для него будто гром среди ясного неба!.. Хотя – со стороны глядючи – ситуация была, в общем-то, предсказуемой!.. Столь же банальны и выходы из неё: запой, женитьба на первой встречной либо пуля в лоб (в самом лихом варианте)… Коим, в конечном счёте, и воспользовался наш бедный Желтков…

Однако случилось это не сразу, а с отсрочкой. Причём достаточно солидной: длинною в  целых пять лет!.. И в этой-то самой отсрочке тайна рассказа Куприна заключается, пожалуй, не меньше, чем в бесподобной одухотворённости его чувства!.. Хотя эта тайна и не лежит на поверхности столь же явно, как любовь…

Итак, Желтков поражает именно тем, что после замужества Веры ни на одну из проторенных обывателем дорог беспорядочного отступления не ступил. Т.е. выказал себя человеком на редкость разумным и порядочным («недюжинным», как говорится). И в то же самое время – игроком. Причём – игроком, можно сказать, рисковым до крайности…

Недюжинным Желткова делает то, что, во-первых,  несмотря на резкое, причём в худшую сторону изменение обстоятельств, отважился сохранить соединение с Верой как высочайшую цель своей жизни; во-вторых, потому, что, отступая, делал это отнюдь не беспорядочно, а осмысленно (порешив, к примеру, что поскольку ближе Веры для него на этом свете человека нету, то искать других женщин просто бессмысленно); в-третьих, потому, что принял решение не ждать у моря погоды, а самым активным образом содействовать тому, чтобы впоследствии сделать своё соединение с Верой сопряжённым.

Тут ведь что непременно следует принять во внимание? На момент замужества Веры, т.е. за пять лет до описываемых в рассказе событий, Желтков совсем ещё молод. И потому ему совсем не поздно и не стыдно, «засучив рукавчики», вплотную взяться за своё… становление человеческое. Вот на что теперь он сделает свою ставку! Вот что с этих пор будет считаться главнейшим в его жизни! А Вера должна будет послужить Музой этого процесса, который делается для него теперь главным направлением жизни.

Кстати, в этом намерении Желткова с головой окунуться в культуру человеческую можно выделить не один, а два мотива. Первый мотив, естественно, обусловливался приготовлением к будущему соединению с Верой. Задача заключалась в том, чтобы сравняться с нею в общекультурном плане. Ведь в дальнейшем, когда Вера убедится, что её муж – отнюдь не тот человек, который родился для неё («а она, если есть на свете Бог, убедится в этом всенепременно!»), у него на руках появились лишние козыри для сопряжённейшего соединения с нею! И с этой мукой отделённого от неё существования будет покончено!

Второй мотив вытекал из логики жизненного пути самого героя: ему требовалось подготовиться к зрелому периоду своей жизни.

Ну, так что ж! Дело не новое! Достаточно вспомнить подростка из романа Ч.Диккенса  «Большие Надежды». С характернейшей целью, поставленной им перед самим собой: «выделать из себя» (выражение Ф.М. Достоевского) джентльмена…

Крайне рискованным данный план Желткова делал момент недоучёта того, что отношения между мужчиной и женщиной всегда должны носить не только виртуальный, но и реальный характер. Героем Куприна этот закон целостности бытия человеческого нарушался. Вот в этом и состояла та сомнительность вызова, который он бросал своей судьбе.

И ещё одно… Отдавая герою Куприна должное за то, что в тяжелейшей ситуации крушения всего и вся, он проявил себя как вполне разумный человек, я не могу не отметить одну кардинальную ошибку, допущенную им по части организации процесса своего становления человеческого. Строго говоря, в основе того образ-овательного процесса, который он собирался раскручивать, мог лежать лишь один единственный образ. А именно – его собственный. Так как, строго говоря, (в отличие, скажем, от процесса обучения) образ-ование представляет собой деятельность, непосредственно направленную на постижение собственного «Я». У Желткова же на месте его собственного идеала оказывался образ горячо любимый, но, увы! всё ж таки чужой. Вследствие этой подмены, его человеческое становление с неизбежностью принимало направление по преимуществу формальное (общекультурное и интеллектуальное), а отнюдь не содержательное (ценностное).

Да, конечно (как об этом говорится в пособиях по диалектической логике), форма и содержание взаимосвязаны и взаимозависимы. А потому даже формальное по преимуществу развитие всегда так или иначе сопровождается содержательным. Следовательно, и собственно ценностный пласт в процессе становления человеческого не мог оставаться у Желткова неизменным. И всё-таки, акцент был сделан на развитии именно формальном, а не содержательном. В конечно счёте как раз этому просчёту и было суждено сыграть в судьбе купринского героя роковую роль. Ничуть не меньшую, чем предательство возлюбленной.

Самое главное здесь заключается вот в чём. Никаких целенаправленных поисков своего профессионального места в жизни Желтков не предпринимает. Так что, повстречайся ему тургеневский Базаров – не избежать бы ему упрёка за то, что «поставил свою жизнь на карту женской любви». Подмена собственного идеала внешним привела к тому, что путь профессионального самоопределения оказался для Желткова закрыт.

Ведь то, что служба в контрольной палате никаким «делом жизни» его не являлась,  доказать очень просто: в ином случае привязанность к делу и ответственность за него непременно должны были бы остановить его потянувшуюся к револьверу руку. Поскольку совершенно ясно: для мужчины профессиональная реализация – ценность, равновеликая любви к женщине.

Для Желткова же его нынешняя служба – всего лишь «отбывание номера», необходимость, позволяющая ему обеспечить физическое и социальное существование. Попросту сказать: в деле своём Желтков всего только ремесленник, до высот духовных в профессиональной работе своей подняться так и не сумевший. Одухотворённость в его бытии приходила к нему лишь с одной стороны: любви к Вере.

И когда после всей этой истории, инициированной  дарением гранатового браслета, «карта женской любви» героя Куприна оказалась бита, опереться ему было уже не на что. Просто по причине отсутствия опоры. И задержать потянувшуюся к револьверу руку уже ничто не могло.

Зато что касается развития общекультурного, здесь Желткову следует отдать должное: за пять лет он продвинулся весьма далеко. Хода самоопределения своего героя Куприн почти не раскрывает. Так, какие-то отдельные факты… Часто бывает, например, в концертах, где исключительно лицезрением Богини своей не ограничивается, а развивается в сфере музыкальной культуры. Появляются любимые произведения. На вершине их перечня – бесподобная соната Бетховена, символ творческой устремлённости человека, бытия одухотворённого вида. По всей вероятности, аналогичного порядка продвижение осуществлялось у Желткова и в других сферах культуры. Например, в художественной литературе. Об этом свидетельствуют те немногие тексты героя, которые приведены в рассказе.

Можно сказать также и о нетривиальности плана, придуманного им для того, чтобы вызвать, наконец, свою возлюбленную для объяснений с глазу на глаз, и текст его последнего письма, и указанное в нём музыкальное сопровождение… Тонкость психологического расчёта Желткова доказывается тем обстоятельством, что всё запланированное им так оно и осуществилось в действительности.

Получив гранитовый браслет, княгиня Вера не преминула доложить о нём мужу. Тот, будучи оскорблённым (ибо одно дело – поздравление «по случаю», и совсем другое – семейная реликвия в качестве подарка!), отправился домой к Желткову для объяснений. Может быть, Желтков догадался даже о том, что князь Василий явится не один, а вместе братцем Веры Николаем. Ведь о семействе возлюбленной ему было известно хорошо.

Будучи помощником прокурора, Николай рассматривает сложившуюся ситуацию исключительно сквозь соответствующую призму. Т.е. видит в Желткове всего лишь преступного маньяка, покушающегося на семейное благополучие сестры. И готов ради защиты социальной ячейки общества мобилизовать весь, как нынче выражаются, административный потенциал. «Индивидуальность?.. Это у кого ещё  индивидуальность?   У чиновничишки там какого-то, подумаешь!..»  Таковы истоки хамства Николая во время визита к Желткову.

Для Желткова же (как увидим ниже) этот визит никакой неожиданностью не был. Больше того: он успел к нему соответствующим образом подготовиться… (Хотя поначалу и нервничает, конечно…) Но затем, как только была затронута его честь, берёт себя в руки и держит себя так, будто бы поведение своё считывает с нотного листа. Подчёркнуто вежлив и корректен. Натолкнувшись на хамство Николая, перестаёт замечать его вовсе. Не обращая внимания на гостей, не воспользовавшихся его гостеприимным приглашением присесть, демонстративно опускается на стул, закуривает, а в дальнейшем разговаривает исключительно с князем Василием.

Последний же, направляясь с визитом к Желткову, тоже, по всей вероятности,  склоняется к версии о любви-надрыве, любви-самовнушении. Однако, в отличие от своего шурина, с выводами не торопится, от изначального отрицательного вердикта Желткову воздерживается. Ведь легко предположить, что, как предводителю дворянства, ему пришлось наглядеться на такое число самых невероятных жизненных ситуаций, что с течением времени у него как бы само собой вывелось «золотое правило»: доверять исключительно лишь своим глазам и своим ушам.

Итак, наблюдая за манерами и поведением Желткова и слушая его, князь Василий приходит к недвусмысленному выводу о том, что перед ним «вовсе не сумасшедший». Он говорит Николаю: «Главное это то, что я вижу его лицо, и я чувствую, что этот человек не способен обманывать и лгать заведомо… Мне жалко этого человека. И мне не только что жалко, но вот я чувствую, что присутствую при какой-то громадной трагедии души, и я не могу здесь паясничать».

То же самое князь Василий скажет затем жене: «Я не сомневаюсь в искренности этого человека… Я не сводил с него глаз и видел каждое его движение, каждое изменение лица. И для него не существовало жизни без тебя».

Ну, так что ж!.. Порадуемся за Желткова и поздравим его!  Пять лет напряжённого труда над самим собой не пропали даром. Строжайший экзаменатор (к тому же – по ситуации – не очень-то расположенный к «студенту») поставил ему «положительно»! Т.е. признал, что между тем навязчивым ухажёром его невесты, о котором ему вскользь было упомянуто перед свадьбой, и тем человеком, который сидел теперь перед ним, дымя сигаретой, действительно, есть «дистанция огромного размера».

Что же подтолкнуло Желткова кинуть камень и нарушить спокойствие водной глади? Дело в том, что это спокойствие было обманчивым… Не только со стороны Веры, но и со стороны самого Желткова. Да, благодаря своей любви к этой женщине, именем её ему удалось в человеческом плане продвинуться весьма далеко. Однако отношения с ней, блестящие в плане виртуальном, в плане реальном оставались близкими к нулю… Это отсутствие реального контакта с Верой было для Желткова до чрезвычайности мучительно и заставляло страдать. Целых пять лет ему удавалось компенсировать эту односторонность отношений, с головой уйдя в культуру человеческую. Но в последнее время возникло предчувствие, что задача, которую он перед собою ставил, в общем-то, решена, и что  запас сил, который позволял ему мириться с неполноценностью своих отношений с Верой, в общем-то, на исходе.

Одним словом, он, как говорится, «всеми фибрами своей души» почувствовал, что та жизненная ситуация, в которой он пребывал в последние пять лет, себя исчерпала. И что под этим периодом своего бытия ему надлежит теперь подвести жирную черту. В качестве того камушка, который позволил бы ему возмутить «спокойную» гладь жизни, он избрал семейную реликвию, доставшуюся ему по наследству: старинный гранатовый браслет. Поскольку вещица эта нуждалась в реставрации, на эти цели из государственной казны тайком взята была известная сумма. Увеличившаяся после того, как решено было прикупить ещё один инструмент, который может пригодиться для подведения черты… А именно – револьвер.

В качестве рубежной даты было избрано 17 сентября, день именин княгини Веры.

Итак, почувствовав, что статус кво в отношениях с Верой больше сохраняться не может, Желтков  начал строить план, при котором ему, несмотря ни на что, всё ж таки можно бы было со своей возлюбленной свидеться и поговорить НАЯВУ. Ради осуществления этой цели он готов был пойти на всё, и даже – на… шантаж! Использовав в качестве средства  угрозу собственного самоубийства…

Запасным вариантом (на тот случай, если свидеться не удастся) он считал записку, в которой собирался проститься с Верой по-человечески… В ней он намеревался сообщить, что свою часть пути соединения с той, что послана ему Богом, прошёл достойно и до конца. Но вот теперь вынужден остановиться, по причине исчерпанности ресурсов…

Расчёт Желткова строился на том, что, как человек гуманный, Вера не останется к своему давнему поклоннику равнодушной и, узнав о возникшей угрозе, явится к нему для того, чтобы спасти.

Но, с другой стороны, Желтков догадывался, конечно, что преподнесённый в подарок гранатовый браслет, вызванный им переполох и угроза самоубийства станут для души Веры ничем иным, как проверочным тестом. Потому что одно дело – наращивать свои душевные силы, удобно расположившись на стуле в концертном зале, и совсем другое – пускать эти силы в действие, практически демонстрируя, что у тебя там («за  душой») реально имеется… Причём в ситуации, как говорится, последней крайности, т.е. – когда от неравнодушия или равнодушия твоего прямо зависит, продолжится ли физическое существование человека или ему суждено будет умереть, так и не «пройдя своего пути до середины»…

Да, Желтковым создавалась ситуация, в которой  – по соображениям нравственного долга – княгиня Вера, должна была, забыв обо всём на свете, мчаться со всех ног, чтобы успеть перехватить потянувшуюся к револьверу руку. Или, хотя бы, если не бежать самой, – настоять на том, чтобы отправился  муж…

Ну, и, как говорится, что ж?.. Верен ли оказался расчёт Желткова? Смогла ли его возлюбленная прочувствовать ту ситуацию, в которой очутилась? Да, на этот вопрос можно ответить со всей определённостью: смогла. «Я знаю, – говорит она, выслушав отчёт возвратившегося от Желткова мужа, – что этот человек убьёт себя…»!

Отметим, кстати, что ещё раньше (так сказать, «на месте события») к тому же выводу приходит и князь Василий: «Мне казалось,– делится он с женой,–  что я присутствую при громадном страдании, от которого люди умирают, и даже почти понял, что передо мною мёртвый человек».

Ну, и что? Устремились ли эти двое записных членов высшего общества России вон из своего жилища единственно за тем, чтобы спасти выдающегося (как они только что убедились) человека от гибели? Ничуть не бывало! Единственное, что в самой небольшой степени, но всё же оправдывает Веру, это эмоциональность, с которой она в конечном счёте воспринимает сложившуюся ситуацию. Рыдает, размазывая слёзы по лицу; а затем – спешит к тому, лежащему на столе Желткову, чтобы запечатлеть на лбу его прощальный поцелуй.  Стало быть, до полного цинизма она не доходит. Но – с другой стороны… Где же, где проявление того гуманизма, который непременен в каждом порядочном человеке, когда дело заходит о спасении любого человека от физической гибели… А тут дело шло даже не о любом, а о беззаветно любящем её человеке, можно сказать, боготворящем…

Ну и, стало быть, что ж?.. По всей видимости, отрицая «единство душ» у супругов Шеиных, Куприн ошибался! Оно как раз налицо! Правда, в данном случае нужно скорее говорить о «единстве бездушия» двух  соучастников в убийстве… «Я чувствую, – говорит Вера мужу постфактум,– что в нашу жизнь вмешалось что-то ужасное…» Вот-вот! И я теперь толкую про то же самое:  деградация семейства Шеиных продолжается!

Естественно, образ Веры, который витает в представлении Желткова, совсем не обязательно совпадает с реальным. Так что мы вполне могли бы адресовать ему фразу, которую, обращаясь к Софье и имея в виду Молчалина, произносит Чацкий: «Бог знает за него, что выдумали вы».

Получается, что главная причина преждевременного ухода этого человека из жизни – несоответствие образа женщины, именем которой он жил на этом свете, её реальному воплощению. Отказываясь приехать для того, чтобы воспрепятствовать самоубийству, либо, на худой конец, выказать неравнодушие, прислав мужа, она собственноручно подписывает Желткову смертный приговор.

Да, отношения с Желтковым после замужества были сведены  у неё к самому минимуму и, скорее всего, были неприятны… Но чем же именно? Тут следует разобраться!.. Уж не тем ли, к примеру, что снова и снова возвращали её к вопросу о смысле бытия вообще и отношений с мужем в особенности?!…

А уж тут, как ни верти, приходилось констатировать, что истина, скорее всего, была на стороне Желткова, а вовсе не её. Это он оказывается человеком, готовым к полноценной любви, а не она, пошедшая на явный паллиатив и удовлетворившаяся этим. Ни в девичестве, ни в замужестве даже не снизойдя до того, чтобы предоставить данному человеку (как знать: быть может, посланному ей свыше?!) хоть какой-нибудь мало-мальский шанс объясниться с ней по-хорошему, по-человечески. А в самом конце – подтолкнувшая его к обрыву…

Современник Куприна, Леонид Андреев заметил как-то: «Настоящую любовь можно узнать по тому, насколько от неё человек становится лучше». Вывод мужа о Желткове пустил все впечатления, которые были у неё о нём, по совершенно новому руслу. Вера поняла, что эволюция самого верного воздыхателя её может служить самым лучшим подтверждением наблюдения Леонида Андреева. Так что теперь она готова даже отбросить всегдашний свой минус перед скобками, с которым изначально подходила к Желткову: «На этот раз Вера Николаевна узнала почерк Желткова и с нежностью, которой в себе не ожидала, развернула письмо».

А тут (в качестве последнего аккорда) подоспел вдруг упрёк, полученный Верой от её Ангела Хранителя (оказывается, от Ангела Хранителя можно получать ещё и упрёки!):

«Женни, милая, прошу тебя, сыграй для меня что-нибудь…

И сейчас же вышла из комнаты в цветник и села на скамейку. Она почти ни одной секунды не сомневалась в том, что Женни сыграет то самое место из Второй сонаты, о которой просил её этот мертвец со смешной фамилией Желтков.

Так оно и было. Она узнала с первых аккордов это исключительное, единственное по глубине произведение». (Звучала именно та часть сонаты Бетховена, на которую указывал Желтков.)

И почва постепенно начала уходить из-под ножек скамейки, на которой сидела княгиня Веры! Потому, что она догадалась: если ей, жалкой смертной, выбор будущего мужа был дан в лучшем случае из нескольких человек, то Ангел Хранитель способен выбирать из миллионов… И что она своим глупым поведением с девичьих ещё лет лишила его возможности подсказать ей, что совсем не князь Василий, а именно он, Желтков, и был тем единственным мужчиной, который необходим ей в этой жизни.

Сам же Желтков нерв подлинной любви почувствовал давно. Это была близость. Судя по всему, его собственный Ангел Хранитель для подтверждения этой близости с Верой предоставил ему не одно доказательство.

Та же, по данной части, руки своему Ангелу Хранителю спутала изначально. И держалась этой похвальной твёрдости даже после того, как выяснилось, что брак её с князем Василием…  бракованный.

«Что, что, что такое?!» – воскликнут наши русские пуритане… Вы в какую же степь аморальности нас всех толкаете?! А наш идеал возлюбленный? «И я другому отдана, и буду век ему верна». С ним-то как же?». Успокойтесь, господа. Во-первых, в том контексте, ссылаясь на который вы мне сейчас основываете свой упрёк, автор, т.е. Пушкин, не такой уж безоговорочный союзник ваш, как вам представляется.

Ведь Татьяна, подобно купринской героине, тоже испытывает к мужу скорее дружеские чувства, чем любовь. Объясняясь с Онегиным, она прямо говорит о том, что он единственный. Так что знаменитое «Но я другому отдана И буду век ему верна» выходило не без известной двусмысленности. Оттого Пушкину, как величайшему психологу, пришлось специально озаботиться проблемой довеска. Потребовалось «нагрузить» добродетельную чашу весов дополнительно, чтобы не уронить «Татьяны милой идеал» в глазах части усомнившихся в истинности её поступка читателей. Этим дополнительным штрихом,  склонившим чашу весов, в конечном счёте, явились стихи

«Что муж в сраженьях изувечен,

Что нас за то ласкает свет…»

Бесспорность данного мотива была обусловлена том, что война 1812 года – святое событие для всех русских вообще, а уж для современников – и говорить нечего. И потому человек, не пожелавший предать героя Отечественной войны, оказывался во всех смыслах неподсуден. На том-то и строился расчёт нашего великого поэта.

Ну, а, во-вторых, был у нас, к примеру, ещё один гениальный писатель, автор «Дамы с собачкой» и «Трёх сестёр»… И вот попробуйте-ка мне доказать, что А.П. Чехов в сих произведениях на стороне тех, кто соблюдает супружеский долг, а не тех, кто его нарушает! Поскольку в тот момент, когда нарушают, оказывается, что они именно друг для друга предназначены.

«Вся жизнь моя была залогом

Свиданья верного с тобой…»

Бесспорно: равнодушие Веры явилось для Желткова крушением всех надежд. Он понимал, что теперь, а именно: с тех высот культуры человеческой, на которые он «именем её» забрался, продолжать благословлять это имя – значит вести нечестную игру. Да, самый близкий человек может быть умным или глупым, добрым или злым. Ему, если угодно, всё можно простить. Но переступать через принципы человечности не дано никому. И он, Желтков, стремился приблизить  своё бытие к человеческому максимуму совсем не для того, чтобы Вера этому максимуму могла не соответствовать.

И потому единственным, что оставалось сделать – это отправить Вере последнее письмо. Нет, в нём не содержалось ни одного упрёка. Поскольку по привычке, выработанной годами, сочинения редких посланий замужней Вере, Желтков решил написать последнюю свою записку загодя, до того, как гранатовый браслет будет отправлен и произведёт своё взрывоопасное действие. Одновременно – это было приготовлением к объяснению с Верой, на тот случай, если судьба всё ж таки наградит его этой сокровенной встречей.

Ну, так что ж? Желтков своего добился-таки. Вера к нему приехала. Правда, лишь после того, как узнала, что он умер. Мотивы? – Их, по-моему, два. Первый – совершенно искренний и человеческий, обнаруживающей в Вере человека, не до конца конченного. Второй мотив совсем другого свойства. Этому прощанию предстояло… обелить её. В собственных глазах… В глазах мужа… (Вспомним: «Я чувствую, что в нашу жизнь вмешалось что-то ужасное…»).

Некоторые полагают, что сцена прощания Веры с Желтковым искусственна, нарочита и что в ней даже педализируется сентиментальный момент. Я так не считаю, упрёк этот несправедлив. В данной сцене, мне кажется, у Куприна имелись и другие возможности подобного рода педализации. Ему можно было, к примеру, вывесить на стене желтковской комнаты портрет Веры (ну, хотя бы карандашный). Но писатель остался верен избранной теме и художественной правде. Темой этой, как мы помним, являлся духовный аспект любви мужчины к женщине. А художественная правда состояла в том, что живописцу, для того, чтобы он смог разглядеть в лице Веры одухотворённость, требовался талант уровня Крамского или Серова. Ведь духовность (как показывают происшедшие в рассказе события) отнюдь не была ведущей чертой героини Куприна. Так что если мир её условно представить в виде круга, а потом разделить этот круг на десять сегментов, то духовности будут принадлежать лишь два-три сегмента, не больше. Между тем, для того, чтобы портрет понравился Желткову, художнику надо было изобразить Веру с точки зрения именно вот этих самых двух-трёх секторов. Обычному «профессионалу» такая задача вряд ли была по плечу. Между тем, к концу жизни Желтков был уже художественно образованным человеком.

«Ну, а поцелуй этот? А роза, которую Вера кладёт под шею Желткова, приподняв его мёртвую голову? – не унимаясь, будут продолжать сокрушать мои доводы оппоненты, –  Это-то что? Разве не педализация сентиментальности?!». А вот представьте себе – нет! Это-то как раз высшая жизненная и художественная правда! Поскольку хоть и два-три всего, но сектора-то духовности у Веры несмотря ни на что имелись, были! Так что здесь-то как раз Куприн на них и опёрся, задействовал!

Ну, а что ж сам Желтков? Беднягу можно поздравить! Самое сокровенное из сокровенных его желаний – свидеться с возлюбленной наедине – наконец-то осуществилось! Правда, в несколько стеснённых обстоятельствах. Характерно, кстати, что в планах Желткова был предусмотрен и этот вариант! Хозяйка квартиры, где он снимал комнату, рассказывает: «Покойный пан Желтков перед смертью сказал мне: «Если случится, что я умру и приедет поглядеть на меня какая-нибудь дама, то скажите ей, что у Бетховена есть самое лучшее произведение…».

Конечно, мне неприятно выискивать в таком бриллианте отечественной литературы, каким является рассказ Куприна, снижающие его цену тёмные пятна. Но что делать! «Платон мне друг…»ю Так вот… Если говорить без обиняков, то конец рассказа автором, на мой взгляд, смазан.

Вот, к примеру, как строит свой  рассказ «о последних минутах жизни» Желткова та самая хозяйка квартиры: «Потом пан Ежий побежал до телефона и вернулся такой весёлый. Затем эти два господина ушли, а он сел и стал писать письмо».

Последнее свидетельство, на мой взгляд, чистой воды неправда… Сочинять письмо самой Вере в присутствии кого бы то ни было Желтков не стал бы никогда и ни за что! Такое для него было бы просто кощунственным! Редкостное счастье общения с Верой (пускай и виртуальное) непременно должно было быть организовано лишь наедине с самим собой! А коли так – откуда же хозяйка могла узнать о том, что он засел за письмо?!

Но главное даже не в этом. Последнее послание Вере должно было сочиняться загодя именно потому, что надежд на то, что Вера примчится его спасать, у Желткова было, в общем-то, немного. Иными словами, возможность её предательства он тоже предвидел. Конечно, можно было бы адресоваться и к такой, предавшей его Вере. Но делать этого Желткову отчего-то не хотелось. И он предпочёл проститься именно с той Верой, которую так долго и преданно любил.

Иной просчёт, который, с моей точки зрения, был допущен Куприным в конце рассказа,– неточный выбор времени самоубийства. Оно произошло слишком рано. Поскольку (согласно плану Желткова) Вере требовалось время для того, чтобы прибыть к нему. Это ожидание становилось апофеозом всей его жизни.

Одним словом, можно сказать, что в конце рассказа писатель оказался ниже того героя, которого сам же и породил. Его Желтков в конце произведения заурядностью своей мог лишь пополнить полку той кунсткамеры, которую во время беседы своей с Верой начал заполнять генерал Аносов. Между тем, в отличие от присутствующих там «экспонатов», Желтков был уже культурно развитым человеком… А в чувстве своём к женщине – он вообще сумел подняться до таких высот, которые большинству мужчин и не снились!

«Требуем, требуем назвать нам женские образы, отмеченные духовностью, свойственной Желткову!» – чувствую я пожелание моих прекрасных читательниц. Я назову двух из них. Одну француженку, другую русскую. Причём, поскольку дисгармоничностей бытия человеческого в моей статье предостаточно, выберу таких женщин, чувство которых к мужчине не было исключительно виртуальным.

Первая женщина – мадемуазель де ла Моль из романа Стендаля «Красное и чёрное». Она ещё девушкой поставила перед собой цель сделать избранником своим лишь такого человека, который способен к творческому проживанию жизни.

«Мне выпало счастье полюбить, – сказала она себе однажды в неописуемом восторге. – Я люблю, люблю, это ясно. Девушка моего возраста, красивая, умная, – в чем еще она может найти сильные ощущения, как не в любви?

Речь шла, само собой разумеется, о высоком чувстве: легкое любовное увлечение было недостойно девушки ее лет и ее происхождения. Любовью она называла только то героическое чувство, которое встречалось во Франции времен Генриха III и Бассомпьера. Такая любовь неспособна была трусливо отступить перед препятствиями; наоборот, она толкала на великие дела».

В качестве примера для подражания мадемуазель де ла Моль избирает Маргариту Наваррскую. Любопытно, что занимавшейся с мадемуазелью педагог вспоминает о том, как  поразила она его ещё двенадцатилетней девочкой, когда слушала его рассказ о гибели одного блестящего молодого человека (по совпадению – родственника мадемуазели), казнённого на Гревской площади: «В той политической трагедии ее больше всего поразило то, что королева Маргарита Наваррская, тайно от всех укрывшись в каком-то доме на Гревской площади, отважилась послать гонца к палачу и потребо- вать у него мертвую голову своего любовника. А когда настала полночь, она взяла эту голову, села в свою карету и отправилась в часовню, которая находится у подножия Монмартрского холма, и там собственноручно похоро- нила ее».

Теперь о том, как передан Стендалем апофеоз  любви самой мадемуазели де ла Моль. После казни Жюльена Сореля (т.е. мужа её) «втайне ото всех, одна, в наглухо занавешенной карете, она везла, положив себе на колени, голову человека, которого так любила».

Вторую женщину звали Маргарита. Тут я прошу у читателей разрешения на то, чтобы, процитировать отрывок из моей книги, посвящённой роману М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»:

«Любовь

Тот, кто любит, должен разделять

участь того, кого он любит.

Перейдём к характеру Маргариты. Булгаков начинает рассказ об этой удивительной своей героине, изображая её в период тяжелейшего душевного кризиса. Жизнь с мужем, который уже нелюбим, измучила её. Тщетность поисков выхода приводит Маргариту даже к мысли о самоубийстве. Встреча с Мастером, вспыхнувшая в одночасье любовь к нему открывает для неё новые горизонты.

Как трактует Булгаков предназначение женщины? Достаточно традиционно. На первом месте – любовь. Но любовь к Мастеру зиждется не только на чувственном влечении, но и на глубокой духовной связи. Маргарита не только разделяет, но и живёт теми мыслями, которые мастер своим романом намерен внести в общественное сознание. Как бережно относится она к тем страницам рукописи, которые ей удалось выхватить из огня!

Назначение женщины, по Булгакову, и заключается в том, чтобы поддерживать мужчину на его трудном творческом пути на Земле. Если для мужской половины человечества это – главная задача существования, то для женской она вторична, ибо включается в «любовный» контекст бытия. Вот и у Маргариты на первом плане борьба за подлинную любовь. Потеряв Мастера, она вступает даже в сделку с Воландом. Впоследствии на малодушное заявление Мастера («Зачем тебе ломать свою жизнь с больным и нищим?») Маргарита со справедливым возмущением восклицает: «Я из-за тебя потеряла свою природу и заменила её новой (т.е. природу любви, став на время бесовкой – М.Б.), несколько месяцев я сидела в тёмной каморке и думала только про одно – про грозу над Ершалаимом, я выплакала все глаза, а теперь, когда обрушилось счастье, ты меня гонишь? Ну что ж, я уйду, но знай, что ты жестокий человек! Они опустошили тебе душу!».

Именно в любви женщины, а не в самом себе на этот раз черпает силы Мастер, чтобы опять подняться: «Довольно! Ты меня пристыдила. Я никогда не допущу больше позорного малодушия и не вернусь к этому вопросу, будь спокойна. Я знаю, что оба мы жертвы своей душевной болезни, которую, быть может, я передал тебе… Ну что же, вместе и понесём её.

Маргарита приблизила губы к уху Мастера и прошептала:

– Клянусь тебе своей жизнью, клянусь угаданным тобой сыном звездочёта, всё будет хорошо».

Пожалуй, во всей мировой литературе не найдёшь образа женщины, равной булгаковской Маргарите. Да и вообще… Разве возможно полноценно изобразить в романе женщину, если хотя бы раз не представишь её летящей на метле?!

Михаил Бабинский, кандидат педагогических наук, старший научный сотрудник Института стратегических проблем образования РАО

Гранатовый браслет.Повесть Александра Куприна,написанная им в 1910 году.

касаемо того, о чём грустит главная героиня, то есть Вера Николаевна Шеина, то можно сказать, что к ней пришло понимание того, как быстротечна жизнь

, как трудно обрести настоящую любовь, что возможно, в её жизни и не было настоящей любви, кроме чувства телеграфиста Желткова.

И всё это прошло мимо неё, всё это закончилось и, как понятно из сюжета произведения, ничего особенно хорошего дальше в жизни Шеиной не предвидится.

В общем-то, всё очень грустно и печально, как , в принципе и во многих других произведениях Александра Куприна.