Ошибки вызванные синтагматическими связями слова

Синтагматические отношения в лексике

§
1. Синтагматические отношения в лексике
проявля­ются в правилах сочетаемости
слов, в связях слов с кон­текстными
партнерами в рамках конкретных
высказыва­ний. Эти связи определяются
реальными связями явле­ний
действительности, которые составляют
содержание мысли, выраженной в предложении.
Так, прилагательное большой
может сочетаться с широким кругом
существи­тельных, обозначающих
явления, которые допускают со­ответствующую
количественную характеристику: боль­шой
дом, большой город, большая собака,
большая де­монстрация, большая
смелость, большое движение
и т.д. С другой стороны, прилагательные
типа гнедой,
вороной, каурый
могут сочетаться только с существительными,
обозначающими лошадей.

Однако
сфера синтагматических отношений не
исчер­пывается влиянием внелингвистических
факторов. В ней имеется целый ряд аспектов
чисто лингвистического ха­рактера,
которые мы и рассмотрим ниже. В основе
син­тагматических связей лежат
отношения смежности рядоположенности
слов в линейном, синтагматическом ряду.
В связи с этим следует уточнить статус
слова как члена синтагматического ряда.
Синтагматическими отношения­ми слова
связаны в рамках предложений, в которых
они выступают в качестве составных
элементов, участвую­щих в выражении
общего смысла. Это – слова-синтаг­мы.
Их можно также называть синтаксическими
словами, имея в виду при этом не столько
грамматические функ­ции (эти функции
традиционно обозначаются термином член
предложения), сколько семантические
функции, ко­торые синтаксические
слова выполняют в предложениях, реализуя
свои лексические значения.

Функционирующие
в предложениях или высказыва­ниях
слова-синтагмы могут, быть охарактеризованы
как актуальные (однозначные) и
противопоставлены словам-ономатемам,
которые являются скорее потенциальными
носителями известных значений (одного
или нескольких). Синтагматические
отношения в словах-ономатемах по­тенциально
заложены, но реализуются они только на
уровне слов-синтагм.

Связи
слов в предложении подчиняются
определен­ным закономерностям.
Сочетаться между собой могут только
определенные слова на основе известных
правил. Основной закон лексической
синтагматики – это семан­тическая
согласованность слов, которая проявляется
в том, что слова, образующие состав
предложения, имеют в своих значениях
общие компоненты. «Подобно грамматическому,
семантическое согласование есть
формальное средство организации
высказывания, достигшее, однако,
значительно меньшей формализации»¹.
Общие семы, повторяясь в словах, стоящих
в одном ряду в рам­ках предложений,
как бы поддерживают друг друга,
обе­спечивая взаимную однозначность
слов. Например, во фразе
Шофер поставил машину в гараж
дважды повто­ряется сема ‘помещение’
(в глаголе поставить
и сущест­вительном гараж),
дважды представлена сема ‘вожде­ние’
(в словах шофер
и машина),
трижды – сема ‘транс­портное средство’
(в словах шофер,
гараж, машина).
Во фразе В
садах цвели яблони, ветерок дул с поля
и чуть шевелил в палисадниках ветви
деревьев
(Н. Коняев) сема ‘растение’ присутствует
в значениях слов деревья,
яб­лони, ветви, цвести, палисадник;
сема ‘движение’ имеет­ся в значениях
слов ветерок,
дуть, шевелить;
сема ‘уча­сток земли’ – в словах
сад, палисадник,
поле.

§
2.К словам-синтагмам вполне применимо
понятие позиции вообще и сильной и
слабой позиции, в частно­сти. Сильной
позицией (позиция наименьшей
обусловленности) для слова является
контекст, который поддер­живает в
слове семантические признаки, содержащиеся
в основном, внеконтекстном значении.
Таким контекстом, например, для глагола
брать
будет существительное рука
и существительные, обозначающие предметы,
кото­рые можно взять рукой, потому
что сема ‘рука’ присут­ствует в
основном значении этого глагола: брать
в руки книгу, тарелку, портфель, папиросу,
камень, яблоком вед­ро.
Прилагательное зеленый
хорошо сочетается с существительными
типа лист,
трава, куст,
в значениях кото­рых имеется сема
‘зеленый цвет’. Существительное глаз
часто сочетается с глаголами смотреть,
щурить, наблю­дать,
в значениях которых присутствует сема
‘глаз’, ср.: щурить
– сближая веки, прикрывать глаза (МАС,
т. 4, с. 1018). В этих случаях слова (брать,
зеленый, глаз)
реализуют свои основные значения, а во
фразе в целом на­блюдается некоторая
избыточность средств, обеспечива­ющая
высказыванию определенный запас
«информацион­ной прочности».

В
слабой позиции (позиции наибольшей
обусловлен­ности) контекст не
поддерживает всех компонентов ос­новного
значения слова, напротив, может
противоречить им. Под влиянием такого
контекста отдельные семанти­ческие
компоненты «отходят на второй план
(«погаша­ются») и могут совсем исчезнуть
из семантической струк­туры слова»¹.
И, напротив, могут актуализи­роваться
такие семы, которые для основного
значения были только потенциальными.
В конечном итоге все это приводит к
семантическому варьированию слова,
которое всегда бывает контекстно
обусловлено.

§
3. Синтагматические отношения могут
быть охарак­теризованы с точки зрения
факторов, участвующих в формировании
связей слов. Эти факторы можно свести
к трем основным: словесно-грамматический,
лексический и синтаксический. В основе
своей они семантические, мы разграничиваем
их в зависимости от характера значения
(лексического или грамматического) и
форм проявле­ния.

Словесно-грамматический,
или морфоло­гический, фактор проявляется
в соотнесенности слова с грамматическими
значениями контекстных партнеров.
На­иболее ярко эта соотнесенность
выражена в глаголах сильного управления,
требующих от именных уточните­лей
определенной грамматической формы,
например: состоять
из чего и состоять в чем, справиться с
чем и справиться о чем.
Степень специализации такого
словес­но-грамматического контекста
может быть различной, так же как степень
обязательности его реализации в каж­дом
отдельном случае употребления слова.
Так, объект­ное дополнение в винительном
падеже, обязательное при переходных
глаголах, представляет собой пример
наи­более сильных синтагматических
связей. Для глаголов определенных
семантических групп существует типовая
сочетаемость как набор определенных,
часто встречаю­щими в контекстах
позиций, обязательность которых, или
частота встречаемости, неодинакова.
Так, глаголы давания характеризуются
почти обязательным двойным управлением
(дать что
кому), но
кроме указанных пози­ций в контексте
этих глаголов могут быть представлены
и другие, факультативные позиции, ср.:
Я передал
книгу для вас со своим товарищем.
И, наконец, существуют уникальные,
семантически не мотивированные виды
управления отдельных глаголов, например
овладеть
чем.

Наиболее
типичным такой контекст оказывается
для глаголов, но не только: отдельные
имена существитель­ные и прилагательные,
в зависимости от своей семантики, также
характеризуются обязательным
морфологическим контекстом, например:
литр чего,
положение о чем, по­мощник чей или
способный на что, склонный к чему,
зависимый от чего
и т. д.

§
4. Лексический фактор проявляется в
со­отнесенности значения слова с
семантическими призна­ками, которые
содержатся в лексических значениях его
контекстных партнеров. Специфика
лексического кон­текста проявляется
в том, что круг слов, с которыми обыч­но
сочетается данное слово, ограничен
словами опреде­ленной семантики. При
глаголе резать
обычны сущест­вительные нож,
ножницы, в
контексте глагола зарабо­тать
– существительные, обозначающие виды
денежных знаков, в контексте глагола
лаять –
существительные собака,
щенок
и т. д.

Лексическая
сочетаемость может иметь количествен­ную
характеристику; в одних случаях она
является очень широкой, почти неисчислимой,
в других – контекстные партнеры того
или иного слова могут быть заданы
спис­ком, например объектные дополнения
при глаголах вды­хать
(воздух, запах, пар), пить (молоко, квас,
лимонад), удить (рыба, щука, сом)
и др. Случаи крайней узости лексической
сочетаемости представлены в явлениях
так называемого «постоянного контекста»,
когда сочетае­мость слов ограничена
их, обязательной связанностью только
с одним-двумя словами: возлагать
надежды, жгу­чий брюнет, кромешная
тьма и др.
Подобного рода со­четания квалифицируются
как устойчивые и относятся к сфере
фразеологии.

§
5. Синтаксический фактор проявляется в
зависимости значения слова от структуры
предложения, точнее, от функции, какую
оно выполняет в этой струк­туре. Такая
функция имеет в конечном итоге
семантиче­скую природу, и ее семантика
влияет на лексическое зна­чение слова.
Так, глагол везти
выражает значение ‘иметь удачу’, только
выступая в качестве главного члена
одно­составного безличного
(преимущественно отрицательно­го)
предложения типа
Ему не везет с этим делом.
Ме­стоимение что имеет вопросительное
значение, функцио­нируя в простом
вопросительном предложении (Что
нуж­да сделать?),
и относительное значение, если оно
выступает в роли союзного слова в
придаточной части сложного предложения
(Мы еще не знали, что произошло).

Разграничивая
при анализе грамматические и лекси­ческие
контекстные факторы, следует учитывать,
что ре­ально контекст всегда имеет
единый лексико-граммати­ческий
характер, поскольку в словах грамматические
и лексические семы существуют в единстве.
Так, для реа­лизации в глаголе брать
значения ‘добиваться успеха’ не­обходимо,
чтобы в его контексте присутствовало
имя су­ществительное в творительном
падеже (морфологиче­ский фактор),
обозначающее определенные качества
людей (лексический фактор), например:
Ом берет
удалью, храбростью, коварством, упорством.

Тем
не менее один из контекстных факторов
может быть ведущим, что дает основания
квалифицировать со­ответствующие
значения слов в зависимости от этого
ве­дущего фактора как конструктивно
обусловленные (при ведущем,
словесно–грамматическом или
морфологическом факторе), фразеологически
связанные (при ведущем лексическом
факторе) и синтаксически обусловленные
(при ведущем синтаксическом факторе)¹.

§
6. Основным методом анализа синтагматических
отношений в лексике является
контекстологический ме­тод. Он
заключается в том, что для каждого слова
путем обобщения достаточно большого
фразового материала может быть выявлена
типовая сочетаемость. Эта соче­таемость
может быть представлена в виде обобщенной
характеристики тех позиций, которые
чаще всего пред­ставлены в контексте
слова. Например, в контексте гла­гола
находиться
в значении ‘пребывать, быть расположенным’
обязательно присутствует позиция места,
ср.: Он
находится в доме отдыха; Дом их находился
на окраине города.
В контексте глагола ссориться обычно
представ­лены два участника ссоры,
ср.: Отец
часто ссорился со своим братом; Николай
и Сергей часто ссорились и бы­стро
мирились.
Существительное вид, как правило, име­ет
при себе определительную позицию:
строгий вид,
здо­ровый вид, лукавый вид
и т. п.

В
основе каждой позиции лежит определенное
семан­тическое содержание, которое
складывается из общих грамматических
и лексических сем слов, которыми могут
замещаться позиции. При этом грамматические
семы мо­гут манифестироваться
различными формальными сред­ствами.
Так, позиция места-источника, типичная
для гла­гола получить,
реализуется в предложно-падежных фор­мах
от кого, у
кого, в чем, на чем, из чего, где,
ср.: по­лучить
письмо от отца, получить у бухгалтера
деньги, получить справку в деканате,
получить бумагу на скла­де (со склада),
получить посылку из дома
и т. д.

Семантика
каждой позиции складывается не только
из грамматических сем, иначе позиции
совпали бы с ка­тегориальными значениями
членов предложения. В се­мантику
входят также самые общие по значению
лекси­ческие семы, присутствующие в
словах, замещающих данную позицию.
Например, позиция орудия разделения,
типовая для глаголов разделения (резать,
рубить, пи­лить, рвать
и т. п.), возникает в результате обобщения
не только грамматического значения
‘орудие’, представ­ленного формой
творительного падежа, но и лексической
семы ‘предназначенный для разделения
объекта’, присут­ствующей в значениях
существительных
топор, нож, пи­ла
и под. Прямое дополнение, обязательное
для всех пе­реходных глаголов, в
качестве контекстной позиции
ха­рактеризуется по-разному, в
зависимости от принадлеж­ности
глаголов к семантической группе. В
глаголах пере­мещения в прямом
дополнении (как члене предложения)
представлена позиция пассивного
участника (вести
сы­на, гнать гусей),
в глаголах разделения – позиция
раз­деляемого объекта (резать
бумагу, рубить полено),
в глаголах созидания – позиция продукта
(шить платье,
построить мост),
при глаголах восприятия – позиция
воспринимаемого объекта (услышать
голос, увидеть небо)

§
7. Потенциальная предопределенность
сочетаемо­сти слов содержанием
значений не означает, однако, обя­зательности
полной реализации в каждом случае
употребления слов. Это может зависеть,
во-первых, от того, насколько релятивным
является значение слова. Ярко выраженный
релятивный характер имеют значения
гла­голов сильного управления, которые
обозначают обычно действия-отношения,
связывающие субъекта-деятеля с объектом
его деятельности. Объектная позиция в
контек­сте таких глаголов является
важнейшей, обязательной и практически
очень редко нереализуемой. То же можно
сказать, например, о существительных,
обозначающих меру чего-либо, при которых
позиция, уточняющая чего
именно,
является обязательной, ср.: литр
молока или
метр ткани.

Во-вторых,
реализация позиции определяется тем,
насколько важной и информативной
является позиция с точки зрения
актуального смысла предложения. Так
на­пример, дополнение рукой,
в руки,
теоретически возмож­ное при любом
употреблении глагола брать
в его основ­ном значении, практически
встречается только во фра­зах, где
позиция орудия акцентируется и получает
до­полнительную характеристику, ср.:
Он взял
записку дро­жащими руками; Он бережно
взял сосуд в обе руки.

В-третьих,
имеет значение и то, в основном или во
вторичном значении употребляется слово.
Вторичные значения всегда
контекстно-обусловлены, и реализация
типовой сочетаемости при них является
более необходи­мой, чем при использовании
слов в основных значениях, независимых
от контекста.

Следует
иметь в виду, что слова в тексте или в
речи соединяются не только с языковым
контекстом, представ­ленным
непосредственно окружающими словами,
но и с широким контекстом, который «может
выступать в виде непосредственной
языковой обстановки, в которой про­исходит
речевой акт, и в виде описания этой
обстановки».¹
Иногда неполная реализация типовой
сочетае­мости слова в его ближайшем
контексте определяется тем, что широкий
контекст помогает однозначно понять
смысл слова. Так мы осмысляем в глаголе
брать значе­ние ‘купить’, если в
ближайшем словесном окружении этого
глагола представлена сема ‘покупка’,
например: Покупатели
(те, кто покупают) охотно берут эти
товары; Хлеб мы берем в ближайшей булочной
(магазин, где по­купают хлеб); Я бы взял
у вас эту вещь за сто рублей (денежная
компенсация покупки).
Наконец, указанное осмысление глагола
брать может быть обусловлено самой
речевой ситуацией или речевым,
нелингвистическим контекстом, например,
когда мы слышим обращение к человеку,
направляющемуся в магазин: Хлеба
не надо, возьми только молока.
Безусловно, фиксирование и ана­лиз
такого контекста значительно сложнее,
чем непосред­ственного, словесного,
но при конкретном рассмотрении речевых
материалов обойтись без учета такого
контек­ста невозможно.

§
8. Рассмотрим методику контекстологического
ана­лиза. Прежде всего следует
разграничить два вида при­менения
такого анализа. С первым мы уже
познакоми­лись при характеристике
методики компонентного анали­за
значений слов-синтагм. Объектом анализа
в этом слу­чае являются значения слов,
реализующиеся в условиях контекста
конкретных фраз и зависящие от этих
усло­вий. Целью анализа является
выявление специфики зна­чений
слов-синтагм, обусловленной влиянием
контекст­ных партнеров и смысла
предложения в целом. Это мак­симально
конкретный, речевой уровень семантического
анализа слов, вернее – словоупотреблений.
Контекстологический анализ в этом
случае органически слит с компо­нентным.

Второй,
основной вид контекстологического
анализа имеет своей целью выявление и
характеристику типовых условий реализации
определенных значений слов. Такой анализ
предполагает не только наблюдение над
особен­ностями конкретных контекстных
окружений слова, но и обобщение окружений.
Компонентный анализ значений слова и
его контекстных партнеров здесь также
необхо­дим как предварительный этап,
основа, опираясь на ко­торую можно
установить типовую сочетаемость слов.

Контекстологический
анализ предполагает: умение определять
значения слов в тексте в терминах
семанти­ческих компонентов; умение
подбирать фразовый мате­риал, в котором
наблюдаемое слово представлено в од­ном
и том же значении; умение обобщать
конкретные позиции и давать им
семантическую интерпретацию, опи­раясь
на знание семной структуры слов,
замещающих по­зиции; знание, таких
категорий, как контекстный фактор, типы
контекстов, контекстная позиция.

В контекстологическом
анализе выделяются следую­щие основные
этапы:

1)
подбор фразового материала,

2)
выявление контекстных позиций,
семантически связанных с анализируемым
словом,

3) обобщение и
семантическая интерпретация пози­ций,

4) определение
контекстных факторов, выделение среди
них ведущих.

Проведем
контекстологический анализ слова
голова. Начать можно с любой фразы, в
которой употреблено это слово, например:
Глеб снял
шлем с головы, положил его на стол
(Ф.Гладков). Слово голова выступает здесь
в значении ‘верхняя часть тела человека’.
Для осущест­вления контекстологического
анализа слова в данном значении необходимо
подобрать ряд фраз, в которых слово
голова
выступает в том же самом значении. Это
можно сделать с помощью иллюстративных
материалов, имеющихся в словарях.

Например,
из словарной статьи голова
(БАС) можно взять: Вошла
она в зал заседаний, высокая, статная,
с тяжелой косой, уложенной венцом на
гордо посаженной голове
(Б. Полевой); Из-за
спин и затылков людей иска­зилась
седая, курчавая, львиная голова графа
Безухова (Л.
Толстой); Сосед
отрицательно мотнул головой
(А. Чехов). Для однозначного понимания
слова не обя­зательно учитывать весь
состав фразы, можно ограни­читься
указательным минимумом контекста,
представ­ленного словосочетанием, в
которое входят только такие слова,
которые непосредственно связаны с
анализируемым словом и достаточны для
однозначного понимания его значения,
например: снять
шлем с головы; коса, уложенная на голове;
седая, курчавая, львиная голова графа;
кивнуть головой
и т. п.

На
втором этапе необходимо выявить слова,
которые семантически согласуются со
словом голова
и поддерживают его значение. Так, следует
отметить, что в значениях контекстных
партнеров слова голова,
представленных в перечисленных выше
фразах, повторяется комплекс сем,
составляющих содержание данного его
значения, что и обеспечивает слову
голова
реализацию именно этого значения, ср.:
шлем
– головной убор; кивать
– делать легкие движения головой; коса
– заплетенные волосы, а волосы
– растительность на голове человека.

Третий
этап контекстологического анализа
сводится к констатации широты, разнообразия
и неспециализированности контекста.
Поскольку в контексте значения слова
голова
отсутствуют какие-либо специфические,
ярко выраженные особенности, анализ
для данного значения слова на этом может
быть закончен.

При
реализации в слове голова
иных значений, в большей мере обусловленных
контекстом, контекстологический анализ
предполагает последовательное
осущест­вление всех четырех этапов.
Рассмотрим это на примере другого
значения слова голова
– ‘передняя часть, перед­ние ряды
чего-либо’ во фразе Он
возвращался на свое обычное место в
голове отряда
(К. Симонов).

Первый
этап – подбор фразового материала.
Выбе­рем фразы: Голова
колонны уже спускалась с горы к селу
(Н. Островский); Голова
войск Нея уже выходила из Большой Ордынки
(Л. Толстой). Можно использовать также
словосочетания голова
поезда, голова каравана, голова
демонстрации.

Второй
этап. На основе фразового материала
уста­навливаем типовые особенности
контекста, характерного для данного
значения слова голова.
Во-первых, обяза­тельное наличие при
слове несогласованного определе­ния,
выраженного существительным в родительном
па­деже (голова
колонны, эскадры
и т. п.). Во-вторых, уста­навливается
семантическая однотипность этих
существительных, которая проявляется
в том, что все эти слова обозначают нечто
движущееся (или способ­ное к движению)
и имеющее продолговатую, вытянутую
форму, ср.: колонна
– ‘группа лиц или предметов, распо­ложенных
или движущихся вытянутой линией, друг
за другом’; поезд
– ‘состав сцепленных вагонов, приводимых
в движение локомотивом’; караван
– ‘движущаяся вере­ница (ряд однородных
предметов или существ, располо­женных
или движущихся одно за другим)’.

Третий
этап – семантическая интерпретация
типового контекста. Форма родительного
падежа существитель­ного, стоящего
при слове голова
в качестве несогласован­ного
определения, выражает здесь значение
целого по отношению к части. Такого рода
морфологический кон­текст усиливает
в слове голова
сему ‘часть’, а семы ‘тело человека’
или ‘тело животного’ в данном контексте
пога­шаются, так как существительные,
называющие целое, обозначают не живые
существа, а совокупность движу­щихся
предметов, людей или животных.

Четвертый
этап – выявление контекстных факторов.
Данное значение слова голова
является контекстно-обусловленным.
Здесь действуют факторы: морфологический
(обязательное наличие в контексте имени
существитель­ного в родительном
падеже) и лексический (в значениях
существительных содержатся семы
‘составное единство’, ‘способное к
движению’, ‘имеющее вытянутую форму’).

Рассмотрим
еще одно значение слова голова,
реали­зованное во фразе Николай
– голова!
Содержание этого значения – ‘умный,
толковый человек’. Сколько бы фраз со
значением голова
мы ни взяли, в каждой оно высту­пает
в роли сказуемого при подлежащем,
выраженном личным существительным,
ср.: О нем [о
Василии Павло­виче] говорят рабочие,
степенные, пожилые: – Ну, брат, Василий
Павлович,– это, брат, голова
(Гусев). Из этого можно сделать вывод,
что значение слова обусловлено его
синтаксической функцией. Сказуемое –
это характе­ризующий член предложения,
определяющий подлежа­щее, атак как в
подлежащем указано название лица, то
слово голова
может обозначать только свойство
чело­века. В слове голова имеется
потенциальная сема ‘мозг, мышление,
ум’, в данном контексте эта сема
актуализи­руется.

Печатается по
кн. Кузнецова Э.В. Лексикология русского
языка . Свердловск, 1982. С.30-58, 71-96.

СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ЛЕКСИКЕ

§ 1. Синтагматические отношения в лексике проявля­ются в правилах сочетаемости слов, в связях слов с кон­текстными партнерами в рамках конкретных высказыва­ний. Эти связи определяются реальными связями явле­ний действительности, которые составляют содержание мысли, выраженной в предложении. Так, прилагательное большой может сочетаться с широким кругом существи­тельных, обозначающих явления, которые допускают со­ответствующую количественную характеристику: боль­шой дом, большой город, большая собака, большая де­монстрация, большая смелость, большое движение и т.д. С другой стороны, прилагательные типа гнедой, вороной, каурый могут сочетаться только с существительными, обозначающими лошадей.

Однако сфера синтагматических отношений не исчер­пывается влиянием внелингвистических факторов. В ней имеется целый ряд аспектов чисто лингвистического ха­рактера, которые мы и рассмотрим ниже. В основе син­тагматических связей лежат отношения смежности рядоположенности слов в линейном, синтагматическом ряду. В связи с этим следует уточнить статус слова как члена синтагматического ряда. Синтагматическими отношения­ми слова связаны в рамках предложений, в которых они выступают в качестве составных элементов, участвую­щих в выражении общего смысла. Это – слова-синтаг­мы. Их можно также называть синтаксическими словами, имея в виду при этом не столько грамматические функ­ции (эти функции традиционно обозначаются термином член предложения), сколько семантические функции, ко­торые синтаксические слова выполняют в предложениях, реализуя свои лексические значения.

Функционирующие в предложениях или высказыва­ниях слова-синтагмы могут, быть охарактеризованы как актуальные (однозначные) и противопоставлены словам-ономатемам, которые являются скорее потенциальными носителями известных значений (одного или нескольких). Синтагматические отношения в словах-ономатемах по­тенциально заложены, но реализуются они только на уровне слов-синтагм.

Связи слов в предложении подчиняются определен­ным закономерностям. Сочетаться между собой могут только определенные слова на основе известных правил. Основной закон лексической синтагматики – это семан­тическая согласованность слов, которая проявляется в том, что слова, образующие состав предложения, имеют в своих значениях общие компоненты. «Подобно грамматическому, семантическое согласование есть формальное средство организации высказывания, достигшее, однако, значительно меньшей формализации»[155]. Общие семы, повторяясь в словах, стоящих в одном ряду в рам­ках предложений, как бы поддерживают друг друга, обе­спечивая взаимную однозначность слов. Например, во фразе Шофер поставил машину в гараж дважды повто­ряется сема ‘помещение’ (в глаголе поставить и сущест­вительном гараж), дважды представлена сема ‘вожде­ние’ (в словах шофер и машина), трижды – сема ‘транс­портное средство’ (в словах шофер, гараж, машина). Во фразе В садах цвели яблони, ветерок дул с поля и чуть шевелил в палисадниках ветви деревьев (Н. Коняев) сема ‘растение’ присутствует в значениях слов деревья, яб­лони, ветви, цвести, палисадник; сема ‘движение’ имеет­ся в значениях слов ветерок, дуть, шевелить; сема ‘уча­сток земли’ – в словах сад, палисадник, поле.

§ 2.К словам-синтагмам вполне применимо понятие позиции вообще и сильной и слабой позиции, в частно­сти. Сильной позицией (позиция наименьшей обусловленности) для слова является контекст, который поддер­живает в слове семантические признаки, содержащиеся в основном, внеконтекстном значении. Таким контекстом, например, для глагола брать будет существительное рука и существительные, обозначающие предметы, кото­рые можно взять рукой, потому что сема ‘рука’ присут­ствует в основном значении этого глагола: брать в руки книгу, тарелку, портфель, папиросу, камень, яблоком вед­ро. Прилагательное зеленый хорошо сочетается с существительными типа лист, трава, куст, в значениях кото­рых имеется сема ‘зеленый цвет’. Существительное глаз часто сочетается с глаголами смотреть, щурить, наблю­дать, в значениях которых присутствует сема ‘глаз’, ср.: щурить – сближая веки, прикрывать глаза (МАС, т. 4, с. 1018). В этих случаях слова (брать, зеленый, глаз) реализуют свои основные значения, а во фразе в целом на­блюдается некоторая избыточность средств, обеспечива­ющая высказыванию определенный запас «информацион­ной прочности».

В слабой позиции (позиции наибольшей обусловлен­ности) контекст не поддерживает всех компонентов ос­новного значения слова, напротив, может противоречить им. Под влиянием такого контекста отдельные семанти­ческие компоненты «отходят на второй план («погаша­ются») и могут совсем исчезнуть из семантической струк­туры слова»[156]. И, напротив, могут актуализи­роваться такие семы, которые для основного значения были только потенциальными. В конечном итоге все это приводит к семантическому варьированию слова, которое всегда бывает контекстно обусловлено.

§ 3. Синтагматические отношения могут быть охарак­теризованы с точки зрения факторов, участвующих в формировании связей слов. Эти факторы можно свести к трем основным: словесно-грамматический, лексический и синтаксический. В основе своей они семантические, мы разграничиваем их в зависимости от характера значения (лексического или грамматического) и форм проявле­ния.

Словесно-грамматический, или морфоло­гический, фактор проявляется в соотнесенности слова с грамматическими значениями контекстных партнеров. На­иболее ярко эта соотнесенность выражена в глаголах сильного управления, требующих от именных уточните­лей определенной грамматической формы, например: состоять из чего и состоять в чем, справиться с чем и справиться о чем. Степень специализации такого словес­но-грамматического контекста может быть различной, так же как степень обязательности его реализации в каж­дом отдельном случае употребления слова. Так, объект­ное дополнение в винительном падеже, обязательное при переходных глаголах, представляет собой пример наи­более сильных синтагматических связей. Для глаголов определенных семантических групп существует типовая сочетаемость как набор определенных, часто встречаю­щими в контекстах позиций, обязательность которых, или частота встречаемости, неодинакова. Так, глаголы давания характеризуются почти обязательным двойным управлением (дать что кому), но кроме указанных пози­ций в контексте этих глаголов могут быть представлены и другие, факультативные позиции, ср.: Я передал книгу для вас со своим товарищем. И, наконец, существуют уникальные, семантически не мотивированные виды управления отдельных глаголов, например овладеть чем.

Наиболее типичным такой контекст оказывается для глаголов, но не только: отдельные имена существитель­ные и прилагательные, в зависимости от своей семантики, также характеризуются обязательным морфологическим контекстом, например: литр чего, положение о чем, по­мощник чей или способный на что, склонный к чему, зависимый от чего и т. д.

§ 4. Лексический фактор проявляется в со­отнесенности значения слова с семантическими призна­ками, которые содержатся в лексических значениях его контекстных партнеров. Специфика лексического кон­текста проявляется в том, что круг слов, с которыми обыч­но сочетается данное слово, ограничен словами опреде­ленной семантики. При глаголе резать обычны сущест­вительные нож, ножницы, в контексте глагола зарабо­тать – существительные, обозначающие виды денежных знаков, в контексте глагола лаять – существительные собака, щенок и т. д.

Лексическая сочетаемость может иметь количествен­ную характеристику; в одних случаях она является очень широкой, почти неисчислимой, в других – контекстные партнеры того или иного слова могут быть заданы спис­ком, например объектные дополнения при глаголах вды­хать (воздух, запах, пар), пить (молоко, квас, лимонад), удить (рыба, щука, сом) и др. Случаи крайней узости лексической сочетаемости представлены в явлениях так называемого «постоянного контекста», когда сочетае­мость слов ограничена их, обязательной связанностью только с одним-двумя словами: возлагать надежды, жгу­чий брюнет, кромешная тьма и др. Подобного рода со­четания квалифицируются как устойчивые и относятся к сфере фразеологии.

§ 5. Синтаксический фактор проявляется в зависимости значения слова от структуры предложения, точнее, от функции, какую оно выполняет в этой струк­туре. Такая функция имеет в конечном итоге семантиче­скую природу, и ее семантика влияет на лексическое зна­чение слова. Так, глагол везти выражает значение ‘иметь удачу’, только выступая в качестве главного члена одно­составного безличного (преимущественно отрицательно­го) предложения типа Ему не везет с этим делом. Ме­стоимение что имеет вопросительное значение, функцио­нируя в простом вопросительном предложении (Что нуж­да сделать?), и относительное значение, если оно выступает в роли союзного слова в придаточной части сложного предложения (Мы еще не знали, что произошло).

Разграничивая при анализе грамматические и лекси­ческие контекстные факторы, следует учитывать, что ре­ально контекст всегда имеет единый лексико-граммати­ческий характер, поскольку в словах грамматические и лексические семы существуют в единстве. Так, для реа­лизации в глаголе брать значения ‘добиваться успеха’ не­обходимо, чтобы в его контексте присутствовало имя су­ществительное в творительном падеже (морфологиче­ский фактор), обозначающее определенные качества людей (лексический фактор), например: Ом берет удалью, храбростью, коварством, упорством.

Тем не менее один из контекстных факторов может быть ведущим, что дает основания квалифицировать со­ответствующие значения слов в зависимости от этого ве­дущего фактора как конструктивно обусловленные (при ведущем, словесно–грамматическом или морфологическом факторе), фразеологически связанные (при ведущем лексическом факторе) и синтаксически обусловленные (при ведущем синтаксическом факторе)[157].

§ 6. Основным методом анализа синтагматических отношений в лексике является контекстологический ме­тод. Он заключается в том, что для каждого слова путем обобщения достаточно большого фразового материала может быть выявлена типовая сочетаемость. Эта соче­таемость может быть представлена в виде обобщенной характеристики тех позиций, которые чаще всего пред­ставлены в контексте слова. Например, в контексте гла­гола находиться в значении ‘пребывать, быть расположенным’ обязательно присутствует позиция места, ср.: Он находится в доме отдыха; Дом их находился на окраине города. В контексте глагола ссориться обычно представ­лены два участника ссоры, ср.: Отец часто ссорился со своим братом; Николай и Сергей часто ссорились и бы­стро мирились. Существительное вид, как правило, име­ет при себе определительную позицию: строгий вид, здо­ровый вид, лукавый вид и т. п.

В основе каждой позиции лежит определенное семан­тическое содержание, которое складывается из общих грамматических и лексических сем слов, которыми могут замещаться позиции. При этом грамматические семы мо­гут манифестироваться различными формальными сред­ствами. Так, позиция места-источника, типичная для гла­гола получить, реализуется в предложно-падежных фор­мах от кого, у кого, в чем, на чем, из чего, где, ср.: по­лучить письмо от отца, получить у бухгалтера деньги, получить справку в деканате, получить бумагу на скла­де (со склада), получить посылку из дома и т. д.

Семантика каждой позиции складывается не только из грамматических сем, иначе позиции совпали бы с ка­тегориальными значениями членов предложения. В се­мантику входят также самые общие по значению лекси­ческие семы, присутствующие в словах, замещающих данную позицию. Например, позиция орудия разделения, типовая для глаголов разделения (резать, рубить, пи­лить, рвать и т. п.), возникает в результате обобщения не только грамматического значения ‘орудие’, представ­ленного формой творительного падежа, но и лексической семы ‘предназначенный для разделения объекта’, присут­ствующей в значениях существительных топор, нож, пи­ла и под. Прямое дополнение, обязательное для всех пе­реходных глаголов, в качестве контекстной позиции ха­рактеризуется по-разному, в зависимости от принадлеж­ности глаголов к семантической группе. В глаголах пере­мещения в прямом дополнении (как члене предложения) представлена позиция пассивного участника (вести сы­на, гнать гусей), в глаголах разделения – позиция раз­деляемого объекта (резать бумагу, рубить полено), в глаголах созидания – позиция продукта (шить платье, построить мост), при глаголах восприятия – позиция воспринимаемого объекта (услышать голос, увидеть небо)

§ 7. Потенциальная предопределенность сочетаемо­сти слов содержанием значений не означает, однако, обя­зательности полной реализации в каждом случае употребления слов. Это может зависеть, во-первых, от того, насколько релятивным является значение слова. Ярко выраженный релятивный характер имеют значения гла­голов сильного управления, которые обозначают обычно действия-отношения, связывающие субъекта-деятеля с объектом его деятельности. Объектная позиция в контек­сте таких глаголов является важнейшей, обязательной и практически очень редко нереализуемой. То же можно сказать, например, о существительных, обозначающих меру чего-либо, при которых позиция, уточняющая чего именно, является обязательной, ср.: литр молока или метр ткани.

Во-вторых, реализация позиции определяется тем, насколько важной и информативной является позиция с точки зрения актуального смысла предложения. Так на­пример, дополнение рукой, в руки, теоретически возмож­ное при любом употреблении глагола брать в его основ­ном значении, практически встречается только во фра­зах, где позиция орудия акцентируется и получает до­полнительную характеристику, ср.: Он взял записку дро­жащими руками; Он бережно взял сосуд в обе руки.

В-третьих, имеет значение и то, в основном или во вторичном значении употребляется слово. Вторичные значения всегда контекстно-обусловлены, и реализация типовой сочетаемости при них является более необходи­мой, чем при использовании слов в основных значениях, независимых от контекста.

Следует иметь в виду, что слова в тексте или в речи соединяются не только с языковым контекстом, представ­ленным непосредственно окружающими словами, но и с широким контекстом, который «может выступать в виде непосредственной языковой обстановки, в которой про­исходит речевой акт, и в виде описания этой обстановки».[158] Иногда неполная реализация типовой сочетае­мости слова в его ближайшем контексте определяется тем, что широкий контекст помогает однозначно понять смысл слова. Так мы осмысляем в глаголе брать значе­ние ‘купить’, если в ближайшем словесном окружении этого глагола представлена сема ‘покупка’, например: Покупатели (те, кто покупают) охотно берут эти товары; Хлеб мы берем в ближайшей булочной (магазин, где по­купают хлеб); Я бы взял у вас эту вещь за сто рублей (денежная компенсация покупки). Наконец, указанное осмысление глагола брать может быть обусловлено самой речевой ситуацией или речевым, нелингвистическим контекстом, например, когда мы слышим обращение к человеку, направляющемуся в магазин: Хлеба не надо, возьми только молока. Безусловно, фиксирование и ана­лиз такого контекста значительно сложнее, чем непосред­ственного, словесного, но при конкретном рассмотрении речевых материалов обойтись без учета такого контек­ста невозможно.

§ 8. Рассмотрим методику контекстологического ана­лиза. Прежде всего следует разграничить два вида при­менения такого анализа. С первым мы уже познакоми­лись при характеристике методики компонентного анали­за значений слов-синтагм. Объектом анализа в этом слу­чае являются значения слов, реализующиеся в условиях контекста конкретных фраз и зависящие от этих усло­вий. Целью анализа является выявление специфики зна­чений слов-синтагм, обусловленной влиянием контекст­ных партнеров и смысла предложения в целом. Это мак­симально конкретный, речевой уровень семантического анализа слов, вернее – словоупотреблений. Контекстологический анализ в этом случае органически слит с компо­нентным.

Второй, основной вид контекстологического анализа имеет своей целью выявление и характеристику типовых условий реализации определенных значений слов. Такой анализ предполагает не только наблюдение над особен­ностями конкретных контекстных окружений слова, но и обобщение окружений. Компонентный анализ значений слова и его контекстных партнеров здесь также необхо­дим как предварительный этап, основа, опираясь на ко­торую можно установить типовую сочетаемость слов.

Контекстологический анализ предполагает: умение определять значения слов в тексте в терминах семанти­ческих компонентов; умение подбирать фразовый мате­риал, в котором наблюдаемое слово представлено в од­ном и том же значении; умение обобщать конкретные позиции и давать им семантическую интерпретацию, опи­раясь на знание семной структуры слов, замещающих по­зиции; знание, таких категорий, как контекстный фактор, типы контекстов, контекстная позиция.

В контекстологическом анализе выделяются следую­щие основные этапы:

1) подбор фразового материала,

2) выявление контекстных позиций, семантически связанных с анализируемым словом,

3) обобщение и семантическая интерпретация пози­ций,

4) определение контекстных факторов, выделение среди них ведущих.

Проведем контекстологический анализ слова голова. Начать можно с любой фразы, в которой употреблено это слово, например: Глеб снял шлем с головы, положил его на стол (Ф.Гладков). Слово голова выступает здесь в значении ‘верхняя часть тела человека’. Для осущест­вления контекстологического анализа слова в данном значении необходимо подобрать ряд фраз, в которых слово голова выступает в том же самом значении. Это можно сделать с помощью иллюстративных материалов, имеющихся в словарях.

Например, из словарной статьи голова (БАС) можно взять: Вошла она в зал заседаний, высокая, статная, с тяжелой косой, уложенной венцом на гордо посаженной голове (Б. Полевой); Из-за спин и затылков людей иска­зилась седая, курчавая, львиная голова графа Безухова (Л. Толстой); Сосед отрицательно мотнул головой (А. Чехов). Для однозначного понимания слова не обя­зательно учитывать весь состав фразы, можно ограни­читься указательным минимумом контекста, представ­ленного словосочетанием, в которое входят только такие слова, которые непосредственно связаны с анализируемым словом и достаточны для однозначного понимания его значения, например: снять шлем с головы; коса, уложенная на голове; седая, курчавая, львиная голова графа; кивнуть головой и т. п.

На втором этапе необходимо выявить слова, которые семантически согласуются со словом голова и поддерживают его значение. Так, следует отметить, что в значениях контекстных партнеров слова голова, представленных в перечисленных выше фразах, повторяется комплекс сем, составляющих содержание данного его значения, что и обеспечивает слову голова реализацию именно этого значения, ср.: шлем – головной убор; кивать – делать легкие движения головой; коса – заплетенные волосы, а волосы – растительность на голове человека.

Третий этап контекстологического анализа сводится к констатации широты, разнообразия и неспециализированности контекста. Поскольку в контексте значения слова голова отсутствуют какие-либо специфические, ярко выраженные особенности, анализ для данного значения слова на этом может быть закончен.

При реализации в слове голова иных значений, в большей мере обусловленных контекстом, контекстологический анализ предполагает последовательное осущест­вление всех четырех этапов. Рассмотрим это на примере другого значения слова голова – ‘передняя часть, перед­ние ряды чего-либо’ во фразе Он возвращался на свое обычное место в голове отряда (К. Симонов).

Первый этап – подбор фразового материала. Выбе­рем фразы: Голова колонны уже спускалась с горы к селу (Н. Островский); Голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки (Л. Толстой). Можно использовать также словосочетания голова поезда, голова каравана, голова демонстрации.

Второй этап. На основе фразового материала уста­навливаем типовые особенности контекста, характерного для данного значения слова голова. Во-первых, обяза­тельное наличие при слове несогласованного определе­ния, выраженного существительным в родительном па­деже (голова колонны, эскадры и т. п.). Во-вторых, уста­навливается семантическая однотипность этих существительных, которая проявляется в том, что все эти слова обозначают нечто движущееся (или способ­ное к движению) и имеющее продолговатую, вытянутую форму, ср.: колонна – ‘группа лиц или предметов, распо­ложенных или движущихся вытянутой линией, друг за другом’; поезд – ‘состав сцепленных вагонов, приводимых в движение локомотивом’; караван – ‘движущаяся вере­ница (ряд однородных предметов или существ, располо­женных или движущихся одно за другим)’.

Третий этап – семантическая интерпретация типового контекста. Форма родительного падежа существитель­ного, стоящего при слове голова в качестве несогласован­ного определения, выражает здесь значение целого по отношению к части. Такого рода морфологический кон­текст усиливает в слове голова сему ‘часть’, а семы ‘тело человека’ или ‘тело животного’ в данном контексте пога­шаются, так как существительные, называющие целое, обозначают не живые существа, а совокупность движу­щихся предметов, людей или животных.

Четвертый этап – выявление контекстных факторов. Данное значение слова голова является контекстно-обусловленным. Здесь действуют факторы: морфологический (обязательное наличие в контексте имени существитель­ного в родительном падеже) и лексический (в значениях существительных содержатся семы ‘составное единство’, ‘способное к движению’, ‘имеющее вытянутую форму’).

Рассмотрим еще одно значение слова голова, реали­зованное во фразе Николай – голова! Содержание этого значения – ‘умный, толковый человек’. Сколько бы фраз со значением голова мы ни взяли, в каждой оно высту­пает в роли сказуемого при подлежащем, выраженном личным существительным, ср.: О нем [о Василии Павло­виче] говорят рабочие, степенные, пожилые: – Ну, брат, Василий Павлович,– это, брат, голова (Гусев). Из этого можно сделать вывод, что значение слова обусловлено его синтаксической функцией. Сказуемое – это характе­ризующий член предложения, определяющий подлежа­щее, атак как в подлежащем указано название лица, то слово голова может обозначать только свойство чело­века. В слове голова имеется потенциальная сема ‘мозг, мышление, ум’, в данном контексте эта сема актуализи­руется.

Печатается по кн. Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка . Свердловск, 1982. С.30-58, 71-96.

Синтагматические и парадигматические отношения в языке

Дай мне белый бумагу» — так сказать нельзя. Надо: белую бумагу. Словоформа бумагу требует, чтобы с ней была связана словоформа белую. Значит, есть законы связи грамматических единиц. Нельзя сказать «темно-коричневые глаза», говорят карие. Здесь законы связи уже не грамматические, а лексические: одно слово не хочет быть соседом «неположенного» слова.

Есть законы синтаксических связей. Нельзя сказать: «Танцуя, музыка была слышна во всех концах зала». Здесь синтаксически неверно употреблено деепричастие.

Есть законы фонетических связей. В русском языке не могут быть рядом [з] + [к]. А перевозка? Нагрузка? Морозко? Везде сочетание [ск], а [зк] нигде нет.

Итак, в тексте единицы могут быть связаны правильно или неправильно. Следовательно, есть языковые законы связи единиц в тексте. Эти законы называются синтагматическими (от греч. syntagma—«вместе построенное»). Сочетания словоформ (т.е. грамматических форм слов), сочетания морфем, сочетания частей предложения, сочетания слов — это синтагмы.

Но связи между единицами языка могут быть не только синтагматическими. Словоформа дом связана со словоформами дома, дому, домом. Эта связь основана не на том, что единицы «соседствуют», образуют в одном контексте единство. А на чем?

В одних случаях друг с другом связаны единицы, которые встречаются в одинаковой, в одной и той же позиции — в одном окружении.

Например, падежные формы:

посылаю хлеб вин. п.

посылаю хлеба род. п.

посылаю отцу дат. п.

посылаю почтой тв. п.

посылаю на самолете предл. п.

Обратите внимание: все падежные формы отличаются друг от друга и по звучанию, и по значению. Например, послал хлеб — в значении «весь»; послал хлеба — в значении «часть»; и та и другая форма называет объект действия; посылаю отцу — форма падежа называет адресат.

Все формы косвенных падежей, как видно, могут быть при одном глаголе — в одной позиции. Потому они и выступают как разные падежные формы, что мы можем их сравнить и противопоставить при одном и том же окружении — в одной позиции. Это — парадигма (от греч. paradigma—«образец»).

В других случаях единицы связаны потому, что они не могут быть в одной позиции. Например: я иду — ты идешь — он идет. Формы иду — идешь — идет требуют разных подлежащих, разного окружения, т. е. разных позиций. В одной позиции, при одном подлежащем они невозможны. И это тоже парадигма. В этом понимании парадигма — это совокупность единиц, которые меняются в зависимости от позиций (см. Дистрибутивный анализ).

В чем различие между этими парадигмами? Одинаково ли их отношение к синтагмам? Единого мнения на этот счет сейчас у лингвистов нет. Дело требует изучения.

Издавна принято парадигмой называть серии падежных форм или личных форм у глагола. Современное языкознание распространило это понятие на другие единицы языка. Например, возможны парадигмы звуков, предложений и т. д.

Противопоставление парадигматических и синтагматических связей было введено в науку Ф. де Соссюром; оно многое объяснило в строении языков, но и само пока еще нуждается в дальнейшем уточнении.

Один студент-филолог так объяснял другому, что такое синтагма и парадигма: «Все, что хочется написать в строку,— синтагма. Все, что хочется написать столбиком или в виде таблицы,— парадигма». Смешное и простодушное объяснение, но для самого первого знакомства с синтагмой и парадигмой оно годится.

Синтагматические и парадигматические отношения единиц языка

Парадигматические отношения — это те отно­шения, которые объединяют единицы языка в группы, разряды, категории. На парадигматические отношения опираются, напри­мер, система согласных, система склонения, синонимический ряд. При использовании языка парадигматические отношения позво­ляют выбрать нужную единицу, а также образовывать формы и слова по аналогии.

Парадигмой называют отношения между единицами, которые могут занять место друг друга в одной позиции. Например, Роста он был высокого (среднего, низкого), слов-о, слов-а, слов-у и т.д. В этих примерах лексемы высокий, низкий, средний и флексии -о, -а, -у сводят в один парадигматический ряд.

Синтагматические отношения объединяют единицы языка в их одновременной последовательности. На синтагматиче­ских отношениях строятся слова как совокупность морфем и сло­гов, словосочетания и аналитические наименования, предложения (как совокупности членов предложения) и сложные предложения. При использовании языка синтагматические отношения позволяют одновременно использовать две и более единицы языка.

Синтагма – это интонационно-смысловое единство, которое выражает в данном контексте и в данной ситуации одно понятие и может состоять из одного слова, группы слов и целого предложения.

Синтагматика включает в себя языковые правила сочетаемости одноуровневых единиц языка и их реализаций в речи. элементарное синтагматическое отношение двучленно: например, согласный + гласный в слоге, словообразовательная основа + словообразовательный аффикс, подлежащее + сказуемое и др.

Различие синтагматики и парадигматики можно разъяснить на таком примере. Форма слова дорогу (вин. п. ед. ч.), с одной стороны, вызывает в памяти другие формы данного слова (дорога, дорогой, дорогами и т. п.) и близкие по значению слова (путь, стезя, шлях). Названные формы слова являются падежными; они относят существительное дорога к определенному типу и парадигме склонения. Слово дорога и близкие ему по значению существитель­ные образуют синонимическую группу, которая построена на пара­дигматических отношениях лексических значений.

С другой стороны, форма дорогу может сочетаться с глаголами, прилагательными и существительными: вижу (переходит, строят и т.п.) дорогу; широкая (лесная, летняя и т.п.) дорога; дорога полем, дорога в поселке, дорога товарища и т.п. Приведенные словосочетания обнаруживают формальные и смысло­вые связи слов, построенные на синтагматических отношениях.

парадигматика — система форм одного и того же слова — (например, существительное изменяется по падежам, числам — вместе это парадигма — то есть это формы одного и того же слова). Синтагматика — сочетаемость слов друг с другом — н-р, сущ. может сочетаться с прилагательным, местоимением и т.д., то есть линейные отношения — это синтагматические.

№9. Консонантное и слоговое письмо

Консонантное письмо

Алфавит, которым мы пользуемся (а также латинский алфавит), включает как буквы, соответствующие согласным звукам (например, п, т, к), так и буквы, соответствующие гласным звукам (например, а, и, у). Системы письма, основывающиеся на подобных алфавитах, принято называть консонантно-вокалическими, т. е. согласно-гласными. Наряду с консонант-но-вокалическим существуют и другие виды письма, в частности консонантное письмо, т. е. письмо, в котором есть буквы для всех согласных звуков и обычно нет специальных букв для гласных звуков, хотя, как известно, они имеются во всех языках.

Некоторое представление о консонантном письме мы можем получить, если из предложения Книга лежит на столе исключим все буквы, обозначающие гласные звуки. В результате возникает очень странное, непроизносимое предложение Кнг лжт н стл, которое мы скорее всего воспринимаем как зашифрованное высказывание. Чтобы прочесть это высказывание, нужно, воспользовавшись ключом к шифру, восстановить все пропущенные буквы Таким образом, чтение текстов, написанных консонантным письмом, всегда включает элемент дешифровки. Из сказанного ясно, что консо-нантно-вокалическое письмо, в котором ничего не нужно дешифровывать, более удобно, чем консонантное письмо.

Вместе с тем в истории письменности консонантному письму принадлежит выдающаяся роль. Это древнейшая разновидность буквен-но-звукового письма. Впервые отдельные кон-соиантно-звуковые знаки появились еще в египетском идеографическом письме, а в чистом виде консонантное письмо возникло со второй половины II тысячелетия до н. э. у западносе-митских народов: финикийцев, угаритян и хана-неев, населявших восточное побережье Средиземного моря. Одновременно или чуть позже консонантное письмо появилось у южносемитских народов, проживавших на Аравийском полуострове в царствах Майн, Катабан, Хад-рамаут

Довольно широко консонантное письмо распространено и в современном мире. Им пользуется примерно 10% населения Земли, в частности арабские народы, живущие в странах Азии и Африки (Ирак, Сирия, Ливан, Палестина, Саудовская Аравия, Йемен, Египет, Ливия, Алжир, Тунис, Марокко и др.), а также евреи, живущие в государстве Израиль

Насколько можно судить, консонантное письмо не случайно возникло именно у семитских народов. Этому способствовало специфическое звуковое своеобразие семитских языков.

Во-первых, в семитских языках относительно много согласных и мало гласных. Например, в арабском языке 28 согласных и 6 гласных. Во-вторых, семитское слово, как правило, начинается с согласного, а не с гласного. В-третьих, корень семитского слова обычно состоит из согласных, преимущественно из трех, и, следовательно, лексическое значение любого знаменательного слова выражается только согласными, тогда как грамматические значения выражаются гласными и немногими согласными Рассмотрим трехсогласный корень на примере арабского корня К Т Б, имеющего лексическое значение «писать». Этот корень является общим для многих слов и словоформ, в том числе для таких, как КаТаБа — «он написал», КуТиБа — «он написан», йаКТуБу —

«он пишет», йуКТаБУ — «он_пишется», КаТи-Бун — «пишущий», маКТу Бун — «написанный», >аКТаБа — «он заставил написать», КиТаБун — «книга», КуТуБун — «книги».

В-четвертых, для семитских языков мало характерна омонимия корней типа арабских РиДЖЛун — «нога» и «стая», т. е. каждый корень имеет обычно одно значение, что определяется широкими возможностями образования различных корней, состоящих из согласных. Если, например, принять, что арабские корни состоят только из трех согласных, то тогда теоретически в арабском языке может быть столько корней, сколько существует различных комбинаций из 28 согласных, взятых по три.

На основе консонантного письма возникли и развились все известные консонантно-вокали-ческие системы письма, и в частности греческое письмо, от которого ведут происхождение все системы письма европейских народов.

Слоговое письмо

Слоговое письмо состоит из таких знаков (слоговых букв), которые соответствуют целому слогу, т. е. чаще всего нескольким звукам сразу. Если, пользуясь каким-либо слоговым письмом, написать слово мама, то оно будет состоять из двух одинаковых букв, каждая из которых обозначает слог ма.

Первые слоговые знаки возникают в процессе развития идеографического письма, в котором каждый знак соответствует значению слова. Постепенно отдельные идеографические знаки начинают утрачивать связь со значением слова, сохраняя лишь свое звучание (чтение), и превращаются тем самым в фонетические (звуковые) знаки. Такой процесс обычно возникает, если в языке, который обслуживается идеографическим письмом, довольно много односложных слов. Именно таким был, например, шумерский язык, и поэтому в шумерском идеографическом письме активно начинают возникать слоговые знаки. Как это происходило, можно понять из следующего примера. В шумерском письме был знак ^ для слова стрела, которое по-шумерски произносилось [ti], т. е. было односложным. Со временем этот знак стал обозначать слог ti в разных словах. Слоговые знаки преимущественно использовались для обозначения грамматических показателей и служебных слов, т. е. наиболее часто повторяющихся элементов текста, тогда как основы слов, как и ранее, продолжали обозначаться с помощью идеографических знаков.

Появление слоговых знаков можно рассматривать как качественный и количественный скачок в истории развития письма. Качественный — потому, что слоговые знаки — это первые знаки, связанные только со звучанием и свидетельствующие тем самым, что уже начало осознаваться членение слов на слоги. Количественный — потому, что слогов в любом языке значительно меньше, чем слов и даже морфем, и, соответственно, в письме на смену очень большому числу идеографических знаков приходит ограниченное количество слоговых знаков.

Идеографическое письмо со слоговыми знаками в свое время было довольно широко распространено. Им пользовались, в частности, в Шумере, Вавилоне, Ассирии, Хеттском государстве, царстве Урарту (III— конец I тысячелетия до н. э.).

Однако идеографическое письмо не превратилось в чисто слоговое или хотя бы в преимущественно слоговое письмо. Существующее в наши дни слоговое письмо возникло иначе, а именно путем вокализации консонантного письма, т. е. тогда, когда уже осознавалось деление слов не только на слоги, но и на звуки.

Наиболее характерные черты слогового письма заключаются в следующем: 1) каждый письменный знак соответствует слогу, 2) основу слогового знака составляет графический элемент, обозначающий согласный звук, 3) гласные обозначаются графическими элементами, добавляемыми к основе слогового знака, причем одинаковые гласные обычно обозначаются одним и тем же графическим элементом.

Известны две разновидности слогового письма: эфиопское и деванагари, используемое в Индии. Мы рассмотрим более подробно эфиопское письмо, которое появилось на базе южноаравийского консонантного письма у семитских племен, переселившихся в начале н. э. из Южной Аравии на территорию современной Эфиопии. Это письмо обслуживает эфиопский язык, иначе — геэз — язык эпиграфических и литературных памятников IV—XX вв. Разговорным эфиопский язык перестал быть уже к X—XI вв. В настоящее время этим языком пользуется только церковь. В XVII в. эфиопское письмо было приспособлено для амхарского языка, ныне государственного языка Социалистической Республики Эфиопии.

Эфиопский алфавит состоит из 26 основных слоговых букв, соответствующих 26 согласным эфиопского языка. Каждая буква реализуется в виде семи вариантов (типа С + Г) — по числу эфиопских гласных (о, и, I, о, е, е, о). Всего, таким образом, эфиопский алфавит содержит 26×7 = 182 знака.

По сравнению с консонантным южноаравийским алфавитом эфиопский слоговой является значительно более удобным, ибо в процессе чтения не нужно заниматься дешифровкой написанного. Однако он имеет свои недостатки. Во-первых, в нем нет знаков, обозначающих удвоение согласных, которое достаточно широко распространено в эфиопском языке, а во-вторых, нет специальных знаков для обозначения согласного, закрывающего слог. В последнем случае выходят из положения следующим образом: используется вариант буквы С + е, который, таким образом, альтернативно выполняет две функции: обозначает С—е и отсутствие гласного после согласного. Например, слово medr — «земля» пишется тремя буквами типа С + е: me-de-re.

Будучи более совершенным, чем консонантное, слоговое письмо в свою очередь уступает в удобстве консонантно-вокалическому письму.

Метки:История, Словообразование, Словоформы, Слоги, Языкознание

№10. Понятие языковой и литературной нормы. проблема кодификации литературной нормы.
Норма-это правила.Существуют орфографические правила,морфологические правила,синтаксические правила.КОДИФИКАЦИЯ-фиксация нормы в различного рода справочниках,нормативных изданиях.Литературная норма всегда КОДИФИЦИРОВАНА. То есть,литературный язык всегда кодифицирован.Но не только литературный язык.Это относится к любой форме национального языка.Правда,никто и никогда не занимался созданием для них нормы.Специально занимались только нормами литературного языка.
НОРМА ИЗВЛЕКАЕТСЯ ИЗ НАИБОЛЕЕ РАСПРОСТРАНЕННЫХ РЕЧЕВЫХ ПРИВЫЧЕК ОБРАЗОВАННЫХ ЛЮДЕЙ.
Частотность употребления не всегда делает этот вариант нормативным-«Кто крайний?»-не нормативный вариант. Опираемся мы на речь ТОЛЬКО ОБРАЗОВАННОЙ ЧАСТИ НАСЕЛЕНИЯ.
Создание нормы-дело тонкое.Требует учета не только наибольшего распространения,но и ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ЯЗЫКА.
Сейчас не говорят:»г-г-город»(мягкое «г»),в начале 20-х годов говорили.Это было нормой.
ВТОРОЙ МОМЕНТ.СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА ТОГО ИЛИ ИНОГО ЯЗЫКА.
В донациональную эпоху образованной была только верхушка аристократии.Когда пришла национальная эпоха,началось образование.Общедоступным стало среднее,высшее образование.Социальная база значительно увеличилась.Кроме того,СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ,которые несут нормы литературного языка.Доступность средств массовой информации.
ТРЕТИЙ МОМЕНТ.В функциональном отношении литературный язык был ограничен.ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ НЕОГРАНИЧЕННОСТЬ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ.И как язык науки,и как публицистический,и как разговорный.
До середины 20-го века понятие литературного языка было МОНОЛИТНЫМ.Дальше-все больше различий между книжно-письменным и устно-разговорным.Эти различия затрагивают различные функциональные структуры.
Для книжно-письменного совершенно не характерен ЗВАТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ-«Маш,мам,Ген. Устная речь характеризуется СПОНТАННОСТЬЮ.Отсюда и проистекают различия.Для устно-разговорного языка характерны ЭЛЛИПТИЧЕСКИЕ КОНСТРУКЦИИ.Для книжно-письменного языка характерны БОЛЬШИЕ ПЕРИОДЫ,ПРИЧАСТНЫЕ ОБОРОТЫ,ДЕЕПРИЧАСТНЫЕ ОБОРОТЫ,ПРИДАТОЧНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ.
В разговорной речи глаголы непереходные используются ,как переходные глаголы:»ПОСТУПИТЬ РЕБЕНКА В ВУЗ»,
Существует 2 варианта:
1.Кодифицированный литературный язык.
2.Разговорный литературный язык.(1)-книжно-письменный.
НОРМЫ БЫВАЮТ:
1.Императивными или строго-обязательными.Всякое нарушение этой нормы свидетельствует о том,что человек недостаточно владеет этим языком(правила согласования,правила спряжения глаголов,правила склонения существительных).
2.Факультативными,не строго обязательными.Несколько нормативных вариантов.Для понятия «нормы» эта ситуация нетипична.Значит,НОРМА ОКОНЧАТЕЛЬНО НЕ СФОРМИРОВАЛАСЬ. Не устоялась.Кофе-по ряду признаков подходит к среднему роду.»В отпуске» или «В отпуску»
Наличие 2-х нормативных вариантов-НЕ ПОРЯДОК. Либо -оттенки в значении будут разными,либо- стилистически один будет относится к книжно-письменному варианту,а другой-к литературному.
НОРМА присуща любой форме национального языка. Если бы этого не было-люди бы не понимали друг друга.
НОРМА ДИАЛЕКТОВ складывается стихийно.Ею никто не занимается.Не кодифицирована.Не существует словарей,грамматик.(Нелитературные формы-наречия,говоры,жаргоны).Они существуют только в устной разговорной речи.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК=Литературный язык+внелитературные разновидности(арго,говоры,жаргоны,наречия,ремесленные языки)Наиболее употребительными являются ДИАЛЕКТЫ.ГОВОР-более мелкая форма,чем диалект.Внутри диалекта-несколько говоров.
НАРЕЧИЕ.В понятие наречия входит несколько диалектов.
В чем заключаются противопоставления:
1.Функциональные. За диалектом закреплена функция бытового общения(В фольклоре,произведениях народного эпоса).
2.Диалект является территориально ограниченным.Литературный язык распространен по всей территории государства..
3.Носителями диалекта являются ТОЛЬКО жители сельской местности.
Мы строим свою речь в соответствии с правилами.Те,кто недостаточно владеют литературным языком,говорят на ПРОСТОРЕЧИИ.
Люди постоянно мигрируют.Чаще-из сельской местности-в город.
Различия литературного языка и диалекта проявляется на всех уровнях.(фонетический,синтаксический и т.д.)
Немецкий литературный язык формировался на базе скрещивания нескольких диалектов.Земли в Германии обладают гораздо большей автономностью.
СЛОЖНОСТЬ В ИЗУЧЕНИИ ДИАЛЕКТА-ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГРАНИЦ РАСПРОСТРАНЕНИЯ того или иного диалекта.Для Германии очень характерна диалектическая раздробленность.
Французы считала,что диалект-история этой страны.При распространении литературного языка идет вытеснение диалектов.
Методы изучения:ЖУЛЬЕРОН(француз)-метод непосредственного общения с носителями диалекта.У немцев-метод анкетирования.
Проблема изучения диалекта-определение границ распространения диалекта.Например.Данный диалект обладает 10-ю признаками.А если в местности-только 5 признаков??Включать в диалект. Лингвист ПИКТЭ назвал это явлением диалектической непрерывности.Все языки находятся в постоянном взаимодействии,в постоянных контактах.Диалект А контактирует с диалектом В.Диалект А характерен набором признаков-a,b,c,d.Диалект В обладает набором-c,d,e,f.Диалект С имеет признаки и А,и В.
Все языки,все диалекты взаимодействуют-это есть ЯВЛЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ НЕПРЕРЫВНОСТИ.
Поэтому изучают диалекты НЕ ПО СОВОКУПНОСТИ ПРИЗНАКОВ,А ПО ОТДЕЛЬНЫМ ПРИЗНАКАМ.Эта линия на карте,которая соединяет места распространения диалекта называется ИЗОГЛОССОЙ.ИЗОГЛОССА-ГРАНИЦА РАСПРОСТРАНЕНИЯ ОДНОГО ПРИЗНАКА ДИАЛЕКТА.
На карте изоглоссы лежат плотно,очень кучно.На другой карте-редко.
В ТОЙ МЕСТНОСТИ,ГДЕ ПУЧКИ ИЗОГЛОСС-ЦЕНТР РАСПРОСТРАНЕНИЯ КАКОГО-ЛИБО ДИАЛЕКТА.Где редко-периферия.Это имеет отношенияе к диалектам территориальным.СУЩЕСТВУЮТ И СОЦИАЛЬНЫЕ ДИАЛЕКТЫ.
ЖАРГОНЫ.Это такая разновидность языка,которая проявляется в сфере лексики.Они не образуют подсистемы.Жаргоны не имеют даже намека на сокращение.Количество жаргонов увеличивается.(жаргоны школьников,студентов,жаргоны болельщиков,жаргоны деклассированных элементов-жаргоны АРГО.
АРГО-тайный жаргон.Для него характерны не только специфическая лексика,но и морфология.
РЕМЕСЛЕННЫЕ ТАЙНЫЕ ЯЗЫКИ-тоже АРГО.Язык розничной торговли-ОФЕЙНИ.НИЩИЕ-профессионалы тоже имеют свой профессиональный тайный язык.Зафиксирован в 14веке в Германии.
Ремесленные языки возникли в эпоху средневековья,цеховой замкнутости,для сохранения своих профессиональных секретов.В России возник сначала в Суздальском княжестве.Еще в 60-е годы обнаруживали отголоски этого языка.ОФЕЙНЯМ нужно было сохранять в тайне траектории своих перемещений.

№ 11. Фонетика как раздел языкознания.

Фонетика — наука, изучающая звуки речи и звуковое строение языка (слоги, звукосочетания, закономерности соединения звуков в речевую цепочку).

Разделы фонетики: общая фонетика, описательная фонетика, историческая фонетика, сопоставительная фонетика, орфоэпия и т.д.

Общая (сопоставительная)фонетика позволяет выделить звуковые особенности, которые присущи всем языкам (универсалии). Например, во всех языках мира есть гласные и согласные и т.д.

Описательная фонетика изучает звуковой строй.

Историческая фонетика изучает, как изменялся звуковой состав языка.

Сравнительная фонетика изучает звуковой состав в родственных языках.

Орфоэпия — наука (раздел фонетики), занимающаяся нормами произношения, их изучением, обоснованием и установлением (одно из определений данного понятия в интернете).

Основным объектом фонетики является звук — акустическая фонетика изучает высоту, долготу, диапазон колебаний. Артикуляционная фонетика изучает, как произносятся те или иные звуки.

Наряду с артикуляционным и акустическим подходами к изучению звуков существует функциональный подход. Этим аспектом в 30-е годы 20 в. занимался Трубецкой. Ученый, который основал раздел фонетики – фонология. Фонология изучает, какие функции выполняет звук. Фонология определяет то, чем является фонема и дает понимание того, как надо произносить звуки. Отечественный лингвист Бодуэн Де Куртене впервые разграничил звук и фонему (психический эквивалент звука). Психический эквивалент звука – потому что заложен в сознании.

(Фонема — (от греч . phonema — звук), единица языка, которая служит для различения слов или морфем.Морфема– это минимальная значимая часть слова (корень, приставка, суффикс, окончание).

Фонетика изучает просодические явления: интонация, ударение, аспирация, слог.

Кроме того, фонетика изучает фонетические процессы: редукцию, оглушение, ассимиляцию, диссимиляцию и т.д.

Звуки.

Например, при произнесении гласного звука нет преграды. Речевой аппарат напряжен равномерно. При произнесении согласного – неравномерно. Нужно применять усилие при произнесении.

Гласные звуки произносятся с голосом. Согласные – шумом. Гласные – слогообразующие, согласные – неслогообразующие.

Исключение – сонорные согласные. Могут быть слогообразующими: м, н, л, р (Хорватия, Чехия, Сербия). В литературном языке этих народов сонанты являются слогообразующими, а в русском литературном языке сонанты не являются слогообразующими.

12. Грамматическое значение и грамматические способы (средства) его выражения.

Грамматика — конкретный грамматический строй языка, который включает и средства словообразования и т.д.

• грамматическое значение
• грамматическая форма
• грамматические способы (средства)
• грамматическая категория

Почти любое слово содержит два значения: лексическое и грамматическое. Если лексическое значение слово индивидуально, конкретно, то грамматическое значение неиндивидуально, оно абстрактно, оно будет общим для целого ряда однотипных слов, всегда имеет формальные средства своего выражения. Грамматическое значение всегда определенным образом формально выражено. Оно связано с грамматическими формами, через которые оно выражается.

Средства (способы) языка:

Грамматические средства функционально равнозначные аффиксам:

• внутренняя флексия – значимые чередования согласных, гласных внутри корня (внешняя флексия – окончания) – например, man – men, foot – feet, read – read, сон – сна, есть языки, в которых все значения передаются только внутренней флексией, например арабский.
• супплетивизм – средство, когда грамматическое значение передается с помощью другого корня (ребенок – дети, человек – люди, брать – взять, я – мы, я – ты – он, хороший — лучший)
• редупликация – повторение либо целого, либо корня, либо части слова: куни (страна) – гунигуни (страны) (япон.), у прилагательных: добрый – предобрый.
• сложение – способ словообразовательный, способ образования новых слов: паровоз, водовоз. Есть языки у которых все словообразование сводится к сложению.
• служебные слова – грамматическое значение передается не внутри слова, а за его пределами: артикли (число), предлоги (подчинительные отношения между словами в предложении), послелоги (в тех языках, где нет префиксов): Бога ради, союзы (сочинительные отношения, между словами), частицы (наклонение), вспомогательные глаголы (время).
• порядок слов– может использоваться как словообразовательное средство, так и грамматическое значение, например, мама любит дочь.
• интонация – изменение модуляции голоса (в языке индейцев ХИЛ с нисходящей интонацией – песня, ХИЛ с восходящей – пой, используется для выражения отношения говорящего к предмету речи.
• ударение– средство, которое может использоваться как словообразовательное (замок – замок) и словоизменяющиеся (руки – руки)

Самый распространенный способ – аффиксация (выражение грамматического значения с помощью аффиксов), например, у глаголов: вид, время, лицо, число; у существительных: род, падеж.

В зависимости от выражаемого значения постфиксы подразделяются на суффиксы (имеющие деривационное, то есть словообразовательное значение) и флексии (имеющие реляционное, то есть указывающее на связь с другими членами предложения, значение).

Суффикс передаёт и лексическое, и (чаще) грамматическое значение; может перевести слово из одной части речи в другую (транспонирующая функция).

Флексии — словоизменяющие аффиксы. Традиционное название флексий русского языка — окончания, так как они в основном располагаются в самом конце слов (внешняя флексия), foot-feet – внутренняя флексия.

Грамматические значения могут выражаться изменениями звукового состава самого корня. Или иначе – внутренней флексией. Но не все изменения корня внутренняя флексия. Для этого надо уметь различать разные типы чередований звуков.

Типы:

Фонетические – когда изменение звучания обусловлено позицией (воды-вода, друг-друга, лоб-лобный);

Нефонетические – изменение звучания не зависит от позиции, а чередуются разные фонемы (друга-друзей-дружный);

Морфологическое чередование обязательно по традиции (пень-пня, лоб-лба). Все эти чередования есть явление внутр. флексии; о Граммат. способы для всех языков одинаковы, но языки могут пользоваться и всеми и только некоторыми из них.

1. Аффиксация. Аффиксы – это морфемы с грамматическим значением. Они не служат вне слов, они сопровождают корень, служа для словообразования и словоизменения. П р е ф и к с ы — перед корнем, п о с т ф и к с ы — после корня. Постфиксы делятся на суффиксы и флексии, деление по принципу грамматического значения; суффиксы – это словообразовательные аффиксы, а флексии — словоизменительные. Во многих языках большую роль играют нулевые аффиксы — отсутствие аффикса в одной форме парадигмы и наличие в другой (рог-рога-рогу).

2. Агглютинация (приклеивание) ( вязать –развязать – развязка) и ф у з и я — (сплав) (богатство, резчик), т.е. при фузии аффиксы и внешне и внутренне тесно спаиваются с корнями и др. с другом и в составе этих сплавов как бы затухают.

3. Чередования и внутренняя флексия.

Грамматич. значения могут выражаться изменениями звукового состава самого корня, или, иначе, внутренней флексией. Чередования звуков (т.е. взаимная замена на тех же местах, в тех же морфемах) могут быть :

— Фонетические — чередуются варианты одной и той же фонемы без изменения состава фонем в морфемах;

— Нефонетические — чередуются разные фонемы (друга-друзей-дружеский). Среди нефонетич.: морфологический — чередование обязательно по традиции, но не для выразительности (Пень-пня, пеку-печешь, простой-упрощение); грамматические — такое чередование само может быть достаточным для образования словоформы (сушь-сух, дик-дичь, избежать-прибежать). Это и есть внутренняя флексия.

4. Повторы — состоят в полном или частичном повторении корня, основы или целого слова без изменения звукового состава или с частичным изменением его. В некоторых языках для выражения множеств. числа, как средство усиления данного сообщения (Ни-ни, давно-давно), звукоподражательные повторы.

5. Способ сложения — в одной лексеме соединяются корень с корнем, как полные так и усеченные (спаси бог-спасибо, прячь нос фр. –кашне), может быть через соединит. гласную (землемер, пароходство) и без соединит. гласной (колхоз, наркомат).

6. Способ служебных слов — они освобождают знаменательные слова от выражения грамматики:

— предлоги — выражают подчинительные отношения между членами предложения (еду в метро, смотрю на тебя);

— артикли — не во всех языках; признак имени, различение определенности и неопред., различение рода (в немецком), различение числа ( во фр.).

7. Способ ударения: в русском — разные слова от различного ударения: высыпать-высыпать; для различения кратких прилагательных и наречий: узко- узко.

Обнаружено на материале индоевропейских языков.

13. Стилистическая дифференциация литературных языков. Стили функциональные, стили исторические и т.д. Учение о трёх стилях.

В каждом выработанном литературном языке словарный состав распределяется стилистически (лит. язык – см в.7). Есть слова нейтральные, т.е.такие, которые можно употреблять в любом жанре и стиле речи (в устной, письменной, в статье, в стихах и т.п.). Это прежде всего слова основного словарного фонда в прямых значениях. По сравнению с такими нейтральными стилистически неокрашенными словами иные слова могут быть или высокого стиля (чело, очи, почивать) или низкого (брюхо, жрать). Здесь оправдывает себя Ломоносовская «теория трех стилей»: она дает важное теоретическое зерно — стили речи соотносительны, любой стиль прежде всего соотнесен с нейтральным, нулевым; прочие стили расходятся от этого нейтрального в противоположные стороны: одни с коэффициентом плюс как «высокие», другие – с коэф. минус как «низкие».

В пределах одного и того же стиля (кроме нейтрального) могут быть свои подразделения: в высоком – поэтический, риторический, патетический, специально-технический; в низком – разговорный, фамильярный, вульгарный.

Источники высокого стиля: славянизмы (уста, почил), международные слова (не мир – а космос, не ввоз — а импорт), источники низкого стиля: просторечие, диалекты, жаргон.

Литературному языку присуща дифференциация функциональных стилей, т. е. способов его использования в разных сферах письменного и устного общения — деловой, научной, публицистической, обыденной разговорной и т. п.

• возвышенный, включая поэтизмы (лик, почить, очи)
• нейтральный, включая межстилевую или общеупотребительную лексику (лицо, умереть, глаза)
• нейтрально- просторечный, включая разговорно-бытовую лексику (физиономия)
• грубо просторечный (морда, рыло, подохнуть, зенки, буркалы).

Литературному языку противостоят:

в социальном плане — внелитературные разновидности национального языка —

• просторечие, свойственное полуобразованным слоям городского населения, не овладевшим нормами литературного языка; оно не имеет никакой территориальной привязки. Просторечие занимает промежуточное положение между литературным языком и диалектом;

• жаргоны — совокупность языковых элементов, лексических и словообразовательных, свойственных определенной возрастной или профессиональной группе людей. Признаки жаргона: социальная ограниченность, спонтанное возникновение, не тайный язык, знак принадлежности к «своим» (к определенной группе или среде). Разновидность жаргона — арго, создается искусственно для целей конспирации. Слова, попавшие из жаргонов в литературный язык, называются жаргонизмами;

в территориальном плане — множество территориальных диалектов, на которых говорят носители языка, проживающие на определенных территориях.

Существуют также полудиалекты — формы языка, образованные в результате сближения (конвергенции) диалектов на территории, прилегающей к крупному центру.

Учение о трех стилях – высоком, среднем и низком – известно было еще в античной риторике – науке о красноречии.

КЛАССИФИКАЦИЯ РАЗЛИЧНЫХ СТИЛЕЙ(ЭПОХА АНТИЧНОСТИ).

За каждым стилем закреплены произведения различного жанра.

1произведения-БУКОЛИКИ-Буколич. произведения повествуют о мирной жизни пастушек и пастухов(НИЗКИЙ СТИЛЬ)

2.произведения-ГЕОРГИКИ-о тяжелой мирной жизни кат. крестьян(СРЕДНИЙ СТИЛЬ)

3.произведения-ЭНЕИДА(жизнь ЭНЕИ после падения(ВЫСОКИЙ СТИЛЬ).

В произведениях особого стиля должно учитываться:1.Кто герой.2.Какие животные фигурируют(конь,мечь-высокий стиль).

Пушкин нарушил правила КОлеса Виргилия(ТАТЬЯНА-не есть имя героини-дворянки)

АРИСТОТЕЛЬ дал полную классификация метафор-в произведениях какого стиля может использоваться та или иная метафора.

На русской почве оно было развито замечательным ученым и поэтом М. В. Ломоносовым. Суть Ломоносовской теории трех штилей (как она называлась) состояла в том, что все средства книжного и разговорного языка были разделены по трем разрядам. Для каждого литературного жанра была указана мера употребления народных и книжных (для того времени – церковно-книжных) слов и выражений.

В рассуждении «О пользе книг церковных в Российском языке» М. Ломоносов писал: «Как материи, которые словом человеческим изображаются, различествуют по мере своей разной важности, так и Российский язык через употребление книг церковных по приличности имеет разные степени: высокий, посредственный и низкий. Сие происходит от трех речений Российского языка».

Синтагматический аспект лексического значения слова : структура и содержание Текст научной статьи по специальности « Языкознание и литературоведение»

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Влавацкая Марина Витальевна

В лексическом значении слова, наряду с денотативным и коннотативным аспектами, выделяется синтагматический аспект , функция которого обеспечивать сочетаемость слов в речи. Сложная структура данного компонента объясняется тем, что кроме предписывающих сочетаемость компонентов, он имеет и ограничительные составляющие как экстралингвистического, так и чисто языкового характера. В статье приводится подробное описание структуры и содержания синтагматического аспекта значения слова.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Влавацкая Марина Витальевна

The lexical meaning of a word besides denotative and connotative aspects has a syntagmatic aspect , the function of which is to provide collocability of words in speech. The complex structure of this aspect can be accounted for different nature of its components. Except for its prescribing components, it has restricting ones of both extralinguistic and purely linguistic character. The article gives a detailed description of the structure and content of the syntagmatic aspect , which is one of the most significant parts in the lexical meaning of the word.

Текст научной работы на тему «Синтагматический аспект лексического значения слова : структура и содержание»

СИНТАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ СЛОВА: СТРУКТУРА И СОДЕРЖАНИЕ

Ключевые слова: лексическое значение, синтагматический аспект, сочетаемость.

Keywords: lexical meaning, syntagmatic aspect, collocability.

Изучение синтагматических характеристик в лексике играет важную роль, так как слово — это особая языковая единица, которая обладает смысловой и комбинаторной значимостью, возникающей на основании индивидуального значения слова при его сочетаниях в линейном ряду.

При изучении смысловой стороны слова в структурном подходе сформировалось три основных направления: 1) микрокомпонентное -исходит из однородности лексического значения, которое членится на предельно малые семантические компоненты (семы); 2) макрокомпонентное — исходит из неоднородности лексического значения, в котором выделяются «семантические блоки», или макрокомпоненты, разного уровня иерархии; 3) аспектное — предполагает вычленение в лексическом значении слова различных аспектов (сторон, слоев, параметров и т.д.), отражающих разные стороны значения или проявления в системе языка и речи [Стернин, 1985, с. 41]. Различные аспекты значения, отражая разные стороны одного и того же объекта, оказываются тесно взаимосвязанными. Денотативный аспект характеризует актуальную соотнесенность слова с предметом (ситуацией), сигнификативный — отражает понятийную соотнесенность, прагматический и коннотативный — включают эмоционально-экспрессивную оценку и разнообразные коннотации, структурный парадигматический — фиксирует место лексической единицы в языковой системе, структурный синтагматический — определяется линейными отношениями лексической единицы в речи и обладает коммуникативной значимостью. Помимо перечисленных, выделяются и другие аспекты значения, однако предметом данной статьи является синтагматический аспект значения слова, который выполняет одну из главных функций речи: он синтезирует и интегрирует содержание других аспектов значения, а те, в свою очередь, реализуются в синтагматике и получают в ней реальное воплощение. Изучение синтагматического аспекта лексического значения слова осуществляется в рамках комбинаторной семасиоло-

гии, которая представляет собой описание соотношения семантики слова и его сочетаемости.

Наличие синтагматического аспекта в составе значения подтверждается исследованиями А. Гудавичуса, В.В. Морковкина, М.В. Никитина, Л.А. Новикова, И.А. Стернина и др. По их мнению, синтагматический аспект играет значимую роль в значении, «разрешая» сочетаться словам, образуя при этом разнообразные и новые смыслы. В данном аспекте слова заложена сама природа сочетаемости, которая соотносится с сознанием человека и его способностью выбирать хранящиеся в памяти языковые единицы, а затем соединять их в речи.

Под синтагматическим аспектом лексического значения понимается как семантическая, так и несемантическая составляющая слова, регламентирующая синтаксическое образование семантически безупречного и нормативно обусловленного сочетания данного слова с другим словом (его распространителем). Однако следует отметить, что иногда, помимо нормативного значения, слово может вступать в нехарактерные для него связи, то есть выступать в окказиональном значении, например, тусклая тоска или эмалевый воздух (обычно такие ненормативные употребления встречаются в художественной литературе и поэзии). Подобные сочетания так же принимаются системой языка, так как соответствуют фонетическим, морфологическим и семантическим нормам.

Лексическое значение слова как целостная структура включает все лексико-семантические варианты (далее ЛСВ) многозначного слова и оттенки его значения. Форма ЛСВ — это не только фонетическое об-личие и морфологическое варьирование, но и совокупность связей данного ЛСВ с окружающими словами в тексте, то есть его синтагматические признаки. Хотя сочетаемость слов в речевой цепи регулируется законом семантического согласования [Гак, 1972], его характер может варьироваться в значительных пределах [Гудавичус, 1987]. Например, слово оказывать сочетается со словами помощь, поддержка, услуга, сопротивление, воздействие, влияние, содержащими как положительные, так и отрицательные коннотации. Отсюда следует, что данный ЛСВ имеет ограниченную сочетаемость, так как в нем содержатся семы «произвести, осуществить что-либо по отношению к кому-либо» и «положительное или отрицательное действие» [Гудавичус, 1987].

Этот пример наглядно демонстрирует, что в лексическом значении слова наряду с синтагматическим аспектом, обеспечивающим его

сочетаемость с определенными лексемами, присутствует некий «анто-нимичный» компонент, ограничивающий или даже запрещающий сочетаемость лексем в определенных пределах: ряда слов, лексико-семантической группы, нескольких слов, только с одним-двумя словами [Морковкин, 1990]. В таких случаях принято говорить о селекционных ограничениях лексемы [Кобозева, 2000, с. 147]. Например, слово черствый может сочетаться с некоторыми существительными класса «общие наименования лиц» (человек, люди, лицо, тип, личность). Допустимыми считаются сочетания черствый человек и черствые люди, иногда ироничное черствый тип. Однако имеющийся в остальных словах так называемый ограничительный компонент не допускает сочетаний черствый со словами лицо или личность. Из этого можно заключить, что синтагматический аспект значения слова имеет сложную неоднородную структуру. С одной стороны, он позволяет словам благополучно соединяться в речи и образовывать нормативные сочетания, с другой, в нем имеются компоненты, которые ограничивают сочетаемость и отсортировывают слова, относя их к допустимым (способным образовывать определенные лексические связи) и недопустимым (не способным образовывать таковые). Следовательно, синтагматический аспект значения слова — это комплексное образование, содержащее в себе более мелкие компоненты, которые выполняют ряд важных функций.

Как показывает анализ языкового материала, селекционные ограничения в сочетаемости лексем проявляются в двух случаях. Во-первых, когда при построении синтагм данная лексема требует избрания, ограничения или даже запрещения сочетания с другими лексемами. В этом случае речь идет о селективном компоненте. Во-вторых, когда происходит «двойное» ограничение в сочетаемости лексем, или дальнейшая конкретизация в рамках определенного семантического класса слов. Тогда уместно говорить о рексриктивном компоненте. Рассмотрим эти компоненты более подробно.

Селективный компонент выделяется Б.А. Косовским, И.А Стерниным, О.А. Михайловой и др. И.А. Стернин считает, что «селективный компонент значения языкового знака — это содержащееся в значении указание на правила употребления данного знака в речевой цепи» [Стернин, 1979, с. 39]. Его сущность отличается от природы остальных семантических компонентов знака: он не отражает окружающую действительность, а имеет ярко выраженную языковую направленность, то есть отражает складывающуюся общественную практику употребления знака и придает ей нормативный, регламентирую-

щий характер [Стернин, 1979, с. 40]. Роль селективного компонента в синтагматическом аспекте — избирать, ограничивать или запрещать сочетаемость. Селективный компонент «подбирает» для конкретного языкового знака определенные структуры синтаксической и лексической сочетаемости, тем самым «разрешая» сочетаться словам друг с другом. Одна из важнейших функций селективного компонента — разграничение ЛСВ, каждый из которых «имеет всегда свой неповторимый селективный компонент» [Стернин, 1979, с. 40].

Сочетаемость слов так или иначе ограничена: эти ограничения носят разнообразный характер (предметно-логический, оценочный, эмотивный, стилистический и т.д.) В связи с этим рассмотрим структуру и содержание селективного компонента.

Ссылаясь на концепцию О.А. Михайловой об ограничениях в семантике слов и лимитирующих семах, ограничивающих предметно-логическое содержание ЛСВ слова [Михайлов, 1998], следует выделить денотативно-селективный компонент. Известно, что функция денотативного компонента — отражать те типовые представления об объектах и явлениях, которые имеют место в реальной действительности. В каждом слове, отражающем реальный мир, имеются селекционные ограничения, накладываемые селективным компонентом. Исходя из этого, можно обозначить роль денотативно-селективного компонента следующим образом — избирать, ограничивать и запрещать сочетаемость слов, опираясь на вещный мир.

Так, денотативная обусловленность значения глагола смотреть, обозначающего продолжительное направленное действие глаз, не позволяет ему сочетаться со словом устойчиво, указывающего на положение «стоять твердо, не качаясь».

Слово дом в значении «здание, строение» может образовывать синтагмы с очень многими словами: большой, маленький, высокий, крепкий, основательный, современный, старый, кирпичный, панельный, многоэтажный, одноэтажный и т.д. Вместе с тем его сочетаемость невозможна со словами *широкий, *обширный, *долгий, *глубокий, *мелкий и др. Здесь сочетаемость обусловлена предметно-логическими связями, которые сосредоточены в денотативном компоненте значения слова. При подобном проявлении денотативно-селективного компонента ограничительным воздействием обладают денотативно-селективные семы.

Этими же семами обладает и глагол копать в значениях 1. «разрыхлять» землю, огород, грядки или 2. «делать углубление в

земле»: яму, канаву, котлован, колодец, погреб, повал, могилу и тому подобное.

Ограничения в денотативном компоненте значения наблюдаются в следующих синтагмах: шелест листвы, ловить рыбу, поливать огород, запах дыма, сияние солнца, жарить мясо (рыбу, овощи), петь песню (романс, частушку) и т.п.

Проявление денотативно-селективного компонента заметно в таких глаголах, как рассыпать, который сочетается только с названиями сыпучих веществ, или заварить — только со словами, обозначающими жидкие вещества, что обусловлено выражаемыми понятиями «разбросать по поверхности» и «приготовить путем варки или заваривания кипятком».

Приведенные сочетания имеют прямое значение, то есть обусловлены экстралингвистическими факторами. Следовательно, денотативно-селективный компонент проявляется в сочетаниях, в которых отражается окружающий нас мир так, как он существует на самом деле.

О влиянии денотативно-селективных сем можно говорить и тогда, когда слова выступают не в прямом, а в переносном значении. Например, сочетаемость производного значения глагола копать «вникать во что-либо, тщательно изучать» в синтаксическом плане идентична его прямому значению: копать материал для статьи, копать дело и т.д. Но в значении «опорочить кого-либо, причинить кому-либо вред» следует указать на особую синтаксическую сочетаемость данного глагола: копать под кого-либо не относится к денотативному значению, а проявляет коннотативные свойства.

Коннотативный компонент содержится в словах, которые обладают семантическими признаками оценки, эмоции, экспрессивности и функционально-стилистической отнесенности. Как и денотативный, коннотативный компонент отражает действительность, но уже в отличной форме — он содержит выражение отношения и / или оценки субъекта.

Коннотативно-селективный компонент соотносится с представлениями, связанными с эмоциями, оценкой об объектах и явлениях, экспрессивностью, а также их функционально-стилистической принадлежностью. Его роль — избирать и ограничивать сочетаемость слов, связанных с чувствами человека, и предписывать требования определенного функционального стиля.

Проявление коннотативно-селективного компонента рассмотрим в следующих примерах: 1) воспеть (старину, свободу, героев и тому подобное) — прославить в песнях, стихах: 1.стилистический компо-

нент — «высокое», 2. эмоциональный — «положительное», 3. оценочный — «одобрительное»; 4. экспрессивный — «усилительное»; 2) закатить (скандал, истерику, дебош и тому подобное) — устроить что-то особенное, из ряда вон выходящее: 1. стилистический компонент — «разговорное», 2. эмоциональный — «отрицательное», 3. оценочный — «неодобрительное», 4. экспрессивный — «усилительное». Как видим, проявление экспрессивной коннотации в данных словах ограничивает круг их распространителей.

Коннотативно-селективный компонент ярко проявляется в официальном стиле. Предложение Химико-фармацевтическое предприятие делает лекарственные препараты и удобрение хотя и возможно, но не безупречно, так как слова предприятие и делать относятся к разным стилям: первое относится к официально-деловому, второе к нейтральному. Употребление глагола производить вместо делать в данном случае было бы более уместным: Химико-фармацевтическое предприятие производит лекарственные препараты и удобрение. В данном случае селективный компонент слова предприятие блокирует использование слова делает.

Определенный стиль речи диктует свои правила употребления слов, например, в плане политкорректности. В словосочетании лица с ограниченными возможностями не допускается замена слова лица словами *личности или *граждане. Стилистическая однородность высказывания является основным правилом функционально-семантической связанности предложения и текста.

Наличие коннотативно-селективного компонента может быть выражено в антонимических сочетаниях, или оксюморонах: великолепный лгун, превосходный негодяй, ничтожный гений и т.п. В словах, сочетающихся с негативно-оценочными языковыми единицами, актуализируются отдельные их компоненты. В данных примерах это усилительный компонент, означающий «в высшей / низшей степени». Слова, относящиеся к полярным или разным стилям, не могут образовывать между собой синтагматических отношений, за исключением целей достижения какого-то специфического эффекта.

Проблема национально-культурной обусловленности сочетаний в полной мере осознается современными языковедами (см. работы Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова, Л.П. Крысина, В.В. Морковкина, О.А. Михайловой, И.А. Стернина, С.Г. Тер-Минасовой и др.) Опыт, накопленный предыдущими поколениями в развитии общества и национальной культуры, закрепляется в формах языка. Слова являются носителями знаний об окружающей действительности и сохраняют

культурное наследие народа. Особенности познавательной деятельности этноса воплощаются в единицах лексического уровня языка, то есть они — «этноцентричны» [Михайлова, 1998, с. 107].

Выделение национально-культурного селективного компонента, или компонента, регулирующего сочетаемость в синтагмах, в которых отражается национально-культурная специфика конкретного языкового сообщества, обусловлено наличием неразрывной связи лексического значения с культурой народа и особенностями его социальной жизни. Национальное своеобразие культур находит выражение в языковой форме — прежде всего в лексике и фразеологии. Характер национально-культурной семантики отражается и в словосочетаниях, роль которых важна как в системе номинативных, так и коммуникативных средств языка.

Национально-культурный селективный компонент ярко проявляется при сопоставлении родного и иностранного языков, так как именно в сочетаемости слов конкретизируется национально-культурная специфика семантики. Каждая нация имеет своеобразную действительность и определенную специфику ее языкового обозначения. Эта специфика носит не индивидуальный, а социальный характер. Поэтому большая часть лексики не может быть переведена «слово в слово» с одного языка на другой [Комлев, 1966, с. 48].

С логической точки зрения вряд ли можно объяснить принцип сочетания таких коллокаций, как разбить парк, рубить избу, поднять вопрос, стрельнуть сигарету, лелеять надежду, рассеивать иллюзии и тому подобное. Эти сочетания обусловлены национально-культурной спецификой семантики. Дополнить список подобных сочетаний не представляет сложности, они мотивируются особыми национально-культурными семантическими признаками слов и отражают своеобразные подробности жизни и быта народа: семейный / домашний очаг, постоялый двор, просторная горница, участковый милиционер, пионерский лагерь, коренной сибиряк, чугунный ухват, зажимистый кулак, забродивший квас, наваристые щи, русская былина и т.д. Подобные сочетания не имеют эквивалентных выражений в других языках, что объясняется расхождением культур и традиций разных народов. Их уникальность и самобытность определяется внелингвистическими причинами и характеризуется динамичностью и линейностью.

Среди внелингвистических факторов, влияющих на сочетаемость слов, можно выделить национально-лингвистическую совместимость / несовместимость лексем, связанную с особенностями грамматической и лексической «традиции» в подаче материала. Например,

английское *weak progress вместо poor progress (ср., русское слабые успехи и слабый человек), *correct features вместо regular features (ср., русское правильные черты лица и правильный ответ). Более того, можно выделить лингвокультурологическую совместимость / несовместимость лексических единиц, обусловленную национально-специфическими различиями в практике освоения действительности и связанную с далеко не всегда совпадающей реализацией лингвокультурных концептов в разных языках. Например, русское крепкий чай — английское strong tea — китайское густой чай; русское черствый хлеб — английское stale bread [Юдина, 2006, с. 14].

Этноцентричность сочетаний слов доказывает этносемантический анализ английских слов для определения их этносемантически релевантных параметров [Сыроватская, 1997]. Материал из британской художественной литературы, описывающий ситуацию «чаепития», позволил выявить составляющие элементы, необходимые для адекватного понимания и использования в речи слова «tea». Каждый компонент ситуации характеризуется набором словосочетаний, которые являются понятийно полноценными и социолингвистически ограниченными. Все компоненты «английского чаепития» обусловливают образование и употребление собственно языковых средств, присущих английскому языку.

Компонентами фрейма «tea» в значении «прием пищи» являются следующие: 1) «социальный обычай», реализующийся в языковых единицах tea-time, tea break, tea party, afternoon tea, high tea, cream tea, tea room, tea shop, to invite to tea, to ask sb to tea, to drop into tea, to come to tea; 2) «угощение», раскрывающееся словосочетаниями tea-cake, tea service / set, tea cup, tea pot, tea trolley, tea tray, tea-things, tea table, tea cosy; 3) «комфорт», конкретизирующийся во фразах tea and sympathy, the warmth of tea, the sweetness of tea, tea-table talks.

Довольно часто словосочетания являются культурно обусловленными. Чай, который пьют до завтрака, называют morning tea, во время утреннего перерыва (11 часов) tea break или elevences. Существуют две разновидности английского чаепития high tea, или full tea (полный чай или чайный обед), и ordinary tea (постный чай), к которому не положено ничего, кроме молока или дольки лимона и печенья. Велика традиция английского чаепития между ланчем и обедом, которая восходит к великосветской моде — 5 o ‘clock tea и т.д. Сочетания strong tea, high tea и louse tea в языковом плане являются связанными морфосинтаксиче-ской сочетаемостью (коллигацией) и лексико-фразеологической сочетаемостью (коллокацией). В то же время они обусловлены внеязыко-

выми факторами социолингвистически и концептуально: словосочетание strong tea связано концептуально, lousy tea — лексико-фразеологически, high tea — социолингвистически. К последнему можно добавить и такие словосочетания, как 5 o ‘clock tea, afternoon tea, meat tea и cream tea, так как ни в одном европейском языке им нет эквивалентов [Сыроватская, 1997].

Таким образом, выделение национально-культурного селективного компонента объясняется социокультурной спецификой семантики слова, которая играет важную роль в определении сочетаемости слов. Национально-специфичные селективные семы регулируют сочетаемость слов в национально-культурных словосочетаниях, которые, в свою очередь, являются материальным воплощением всех понятийных представлений, соотнесенных с предметами и явлениями окружающего мира, и принадлежат конкретному языковому сообществу.

Собственно селективный компонент не входит ни в денотативную, ни в коннотативную часть значения, а отвечает за лексическую и синтаксическую сочетаемость слова и разрешает или запрещает его использование в определенных конструкциях. Можно привести множество примеров ограничения сочетаемости вне какой-либо связи с денотативным или коннотативным его содержанием. Это свидетельствует о самостоятельности селективного элемента в структуре значения: щурить глаза, зажмурить глаза, морщить лоб, скалить зубы, разинуть рот, кивать головой, русые волосы, карие глаза, вороной конь, хриплый голос, скоропостижно скончаться, трескучий мороз, проливной дождь, дождь моросит и т.д. Уникальную сочетаемость предписывает слову так называемая директивная селективная сема. В таких случаях сочетаемость регламентируется не классом или подклассом лексем, а только одной директивной семой [Голодяевская, Стернин, 1994, с. 18]. Перечисленные словосочетания являются уникальными в силу того, что одно из слов обладает единственной для себя сочетаемостью, или имеет единственный распространитель. В них трудно провести грань между селективным компонентом и денотативным.

Собственно селективный компонент прилагательных в синтагмах круглый дурак, кромешный мрак, отъявленный негодяй, заклятый враг, закадычный друг, буланая лошадь и т.д. жестко блокирует сочетаемость и строго предписывает нормативную. Согласно И.А. Стернину, «число дистрибутивных ограничений, вносимых селективным компонентом знака, может быть довольно велико. Иногда легче перечислить слова, с которыми сочетается данный знак, нежели свести их к какому-либо семантическому разряду; часто селективный компонент настоль-

ко «нелогичен», что обобщение разрешенных им случаев сочетаемости вообще невозможно. Подобные явления интерпретируются обычно как фразеологическая сочетаемость» [Стернин, 1979, с. 41].

Как видим, роль селективного компонента значения весьма велика. Большое значение он имеет при сопоставлении семантически идентичных словосочетаний в разных языках: он резко отличает близкие значения. Так, в английском языке можно сказать to make a decision, а в русском только принять решение. Русские предпочитают есть суп, в то время как англичане могут и eat, и drink soup. Англичане могут сказать I take / have tea at 5, в русском же языке эти глаголы не сочетаются со словом чай: Я пью чай, но не *беру или *имею.

Подобное разногласие наблюдается и в следующих синтагмах: разбить парк — to lay out a park; оказывать помощь — to give smb help; принимать участие — to take part; происходить / случаться — to take place; завести разговор — to start a conversation; приводить кого-либо в бешенство — to drive smb mad, спокойствие духа — peace of mind; спитой чай — weak tea; питать слабость к чему-либо — to have a weakness for smth и т.д.

Незнание лексической сочетаемости приводит изучающих иностранные языки к нелепым ошибкам: в начале письма Дорогая Мэри -*Expensive Mary; зарубежная мебель -^international furniture; дорогой автомобиль — *a rich car; приносить пользу — *to bring use и т.д. Причина неправильного перевода заключается именно в собственно селективном компоненте, который содержится в словосочетаниях, подлежащих исключительно заучиванию.

Вслед за И.А. Стерниным, мы считаем, что «селективный компонент значения — это компонент, выводящий значение слова в синтагматику, включающий значение в процесс передачи информации, но не передающий сам в акте коммуникации какой-либо информации слушающему» [Стернин, 1979, с. 42].

Вторым значимым компонентов синтагматического аспекта значения является рестриктивный компонент, представляющий иной угол зрения и выражающийся в «ограничение в ограничении сочетаемости», или дальнейшей конкретизации в рамках семантического класса лексем, в чем проявляется его индивидуальность (ср., селекционные ограничения). В большинстве случаев ограничение сочетаемости происходит под влиянием предметных сем, содержащих семантический признак «предмет номинации», и ограничивающих класс предметов, которые могут быть названы или охарактеризованы данным словом. В пределах семантических классов предметные семы конкретизируют

определенные семантические подклассы слов с сочетающимися словами. Остальные подклассы слов из сочетаемости исключаются. Запрет и конкретизация на сочетаемость обусловлены не предметно-отражательными, а концептуальными факторами, так как подвластны узусу и отражают результат осмысления каких-либо подклассов объектов или явлений с точки зрения языкового сознания народа и выражают специализированную номинацию. Ограничение на семантический подкласс сочетающихся слов под воздействием предметных сем образуется немотивированно и является проявлением чисто языковой традиции [Голодяевская, Стернин, 1994, с. 17]. Рестриктивный компонент может выделяться в структуре значений многих слов, где они накладывают дополнительные ограничения на предметные семы. Подобные семы, являясь весьма узкими по значению, указывают не на подкласс сочетающихся слов, а на отдельные конкретные слова, сочетание с которыми или блокируется, или предписывается в пределах определенного класса или подкласса слов. Рестриктивная сема ограничивает сочетаемость языковой единицы с тем или иным конкретным словом, проявляясь как эксклюзивная сема, и всегда описывается негативно. Так, у слова член в рамках подкласса «учебное подразделение» член звена, член отряда выявляется эксклюзивная сема «не о классе, школе, курсе, группе» [Голодяевская, Стернин, 1994, с. 17].

Рестриктивный компонент может ограничивать почти целый класс, например, «воздушные суда»: парить — о дельтаплане, дирижабле, аэростате, но «не о самолете, вертолете, ракете»; «транспортные средства»: водить — об автомобиле, автобусе, трамвае, троллейбусе, но «не о самолете, мотоцикле, велосипеде» и т.д. Рестриктивная сема может значительно ограничивать класс, например, «чувства»: питать — о надежде, нежности, уважении, доверии, сомнении, ненависти, отвращении, но «не о радости, любви, презрении, злости, страхе» и тому подобное, или класс «душевные переживания»: причинить — о боли, страдании, беспокойстве, но «не о переживаниях, мучениях, волнении». Отсюда следует, что наличие рестриктивного компонента в лексическом значении слова подтверждается фактами, которые нельзя отрицать.

Таким образом, синтагматический аспект значения слова представляет собой сложное образование, предписывающее и проводящее сочетаемость слов в речь. Входящий в него селективный компонент «контролирует» процесс реализации сочетаемости слов и разрешает сочетаться словам в речевой цепи исключительно по принципу избирательности. В зависимости от характера селекционных ограничений в

нем выделяются частные компоненты (денотативно-селективный, кон-нотативно-селективный, национально-культурно селективный и собственно селективный). Рестриктивный компонент регламентирует «двойное» ограничение в сочетаемости лексем путем дальнейшей конкретизации в рамках семантического класса данных лексем. Синтагматический аспект играет одну из значимых ролей в значении слова, так как именно он обеспечивает линейность речи в процессе коммуникации, то есть в полной мере способствует реализации речевой деятельности.

Гак В.Г. К проблеме семантической синтагматики // Проблемы структурной лингвистики. IV. Вопросы грамматики и семантики. М., 1972.

Голодяевская А.М., Стернин И.А. Парадигматические классы слов и ограничения на сочетаемость лексем в русском языке // Структурно-семантические исследования русского языка. Воронеж, 1994.

Гудавичус А.О синтагматическом подходе к анализу значений // KALBOTYRA XXXVIII (2). Языкознание. Проблемы русского и восточнославянского языкознания. Vilnius, 1987.

Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М., 2000.

Комлев Н.Г. О культурном компоненте лексического значения // Вестник Московского университета. 1966. № 5.

Михайлова О.А. Ограничения в лексической семантике. Екатеринбург, 1998.

Морковкин В.В. Основы теории учебной лексикографии : научн. доклад . д-ра филол. наук. М., 1990.

Стернин И.А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж, 1985.

Стернин И.А. Проблемы анализа структуры значения слова. Воронеж, 1979.

Сыроватская Г.И. Этнографическая семантика как лексикографическая проблема : автореф. дис . канд. филол. наук. М., 1997.

Юдина Н.В. Лексическая сочетаемость в когнитивном аспекте (на материале конструкции «прилагательное + существительное») : автореф. дис . д-ра филол. наук. М., 2006.

УДК 81’23 DOI: 10.30982/2077-5911-2-84-98

СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ СБОИ В РУССКОЙ РЕЧИ: ИНТЕРПРЕТАЦИЯ В СВЕТЕ АКТУАЛЬНЫХ МОДЕЛЕЙ МЕНТАЛЬНОГО ЛЕКСИКОНА1

Овчинникова Ирина Германовна

Профессор

Пермского государственного национального исследовательского университета 619000, Пермь, Букирева, 15 Ira.ovchi@gmail.com

В статье обсуждаются речевые сбои в оформлении синтаксической зависимости, обусловленные упрощением последовательного подчинения, а также морфологическим и контекстным праймингом. Синтагматический механизм речевой деятельности обеспечивает синтаксирование, то есть соединение выбранных из ментального лексикона словоформ в синтаксические конструкции. Сбой в оформлении синтаксической конструкции отражает по крайней мере четыре разных дефекта планирования речевого высказывания. Во-первых, дефект парадигматического механизма, приводящий к неверному выбору словоформы из ментального лексикона, то есть долговременной памяти. Во-вторых, сбой механизма подавления побочных ассоциаций, вследствие чего возможна активация неверной словоформы в процессе лексического выбора. В-третьих, дефект синтагматического механизма при оперировании выбранными единицами в рабочей памяти, подверженном взаимодействию и взаимовлиянию словоформ. Наконец, в-четвертых, сбой механизма контроля за выполнением речевой программы. Уязвимы для синтагматических сбоев подчинительные конструкции с дистантным расположением вершины, а также содержащие идиомы и количественно-именные сочетания. Синтагматические сбои не противоречат возможности самостоятельной репрезентации морфем наряду с целостными словоформами в ментальном лексиконе. Для проверки коннекционистской дистрибутивной модели требуется валидная база данных ошибок в русской речи.

Ключевые слова: ошибка, речевой сбой, синтагматика, синтаксическая зависимость, последовательное подчинение, аффикс, ментальный лексикон

1. Введение

1.1. К постановке проблемы

Речевые сбои встречаются часто и возникают закономерно в самых разных ситуациях в качестве модификации речи под воздействием как субъективных, так и объективных факторов [Русакова 2013].

Отклонения от норм рассматриваются в разных арестах: как замкнутый класс явлений; как побочный продукт речевой деятельности; в системе языка и речи, где

1 Автор выражает бесконечную благодарность профессору Стелле Наумовне Цейтлин за идею статьи, плодотворное обсуждение проблемы и предоставленные материалы.

у каждой единицы есть варианты воплощения в зависимости от положения в речевой цепи. В последнем аспекте можно выделить два ракурса. Во-первых, можно изучать соотношение вариантов воплощения языковых единиц в речи, то есть рассматривать сбои парадигматического механизма; во-вторых, можно обратиться к сбоям в оформлении синтаксических зависимостей, за что ответствен синтагматический механизм речевой деятельности. Синтагматические сбои встречаются у всех независимо от знания правил и норм, поскольку обусловлены не отсутствием верного варианта в ментальном лексиконе говорящего / пишущего, а в первую очередь взаимодействием единиц в рабочей памяти в процессе реализации высказывания, на которое влияют различные факторы. В данной статье рассматриваются грамматические оговорки, обусловленные сбоем синтагматического механизма, в публичной речи образованных носителей языка и предпринимается попытка их классификации, а также интерпретации в свете актуальных моделей ментального лексикона.

1.2. О понятиях «ошибка» и «речевой сбой»

Ненамеренные отклонения от нормы обычно обозначают двумя терминами: ошибка и сбой, используя их как синонимы. Термином «ошибка» нередко называют два принципиально разных явления, отмечает С.Н. Цейтлин: любое непреднамеренное нарушение языковой нормы (ошибка в широком смысле) и непреднамеренное нарушение нормы человеком, который нормой (=системой правил) владеет, а нарушает ее в силу ослабления контроля за порождением речи (ошибка в узком смысле)2 [Цейтлин 2015]. Такая многозначность термина «ошибка» приводит к смешению различных явлений и нечеткости определения исходных посылок при решении важных задач.

Меж тем исследователи отдают себе отчет в отличии отклонений, возникших в результате незнания, от оговорок, прокрадывающихся в речь при ослаблении контроля за ходом развертывания высказывания. Исследователи предпочитают последовательно отграничивать разные виды отступлений от правил речевого поведения: ошибки по незнанию норм от неточностей и оговорок. М.В. Русакова вводит понятие речевой сбой как более широкое по сравнению с ошибкой / оговоркой: в речевые сбои попадают все случаи, которые носитель языка воспринимает как неудачное оформление смысла [Русакова 2009: 10]). В таком случае, речевые сбои включают все отклонения от нормы, независимо от вызвавшей их причины, и представлены как плавный переход от недопустимых к нежелательным вариантам.

Сбоем также называют дефект в работе какого-либо из психических механизмов, обеспечивающих речевую деятельность; сбой отражается в высказывании отклонением от нормы на фонетическом, лексическом или грамматическом уровне, как повтором, самокоррекцией и т.п. [Подлесская, Кибрик 2007; Русакова 2013]. В таком случае говорят об отклонениях от нормы из-за затруднения реализации речевой программы, или изменения ее по ходу высказывания; сбои в работе одного или нескольких механизмов речи приводят к ошибкам в узком смысле слова.

Можно сказать, что сбой принадлежит когнитивной сфере (протеканию ментальной деятельности), а ошибка — сфере коммуникативной, то есть сфере соци-

2 В англоязычной традиции ошибки в широком смысле называют errors, в узком — mistakes.

ального взаимодействия посредством речевого общения. В таком случае ошибки и речевые сбои представляют собой не разные объекты, а разные предметы исследования. На наш взгляд, при обсуждении дефектов в работе механизмов речи более корректно говорить о сбоях, поскольку обсуждается операция или этап в реализации речевого высказывания, на котором произошло искажение запланированного сообщения, а также возможные причины, приведшие к такому искажению. Поясним на примере. В предложении

(1) потребовала вернуть ей мобильный телефон ребенка уже давно и не раз3 нарушена семантическая сочетаемость глагола совершенного вида: если действие свершилось (как предполагает глагол потребовать), то его невозможно характеризовать как неоднократно совершаемое (не раз). Пишущий, несомненно, владеет парным глаголом несовершенного вида (требовала), однако в процессе развертывания высказывания, по-видимому, упрощает конструирование синтаксических зависимостей, в результате чего употребляет как однородные обстоятельства времени и кратности действия (уже давно и не раз), которые не могут одновременно подчиняться глаголу совершенного вида. Очевидно, речевой сбой произошел в силу ограниченного объема рабочей памяти: глагол и обстоятельства дистантно расположены в речевой цепи.

2. Материал и методы исследования

Исследование выполнено на материале отклонений в спонтанной устной речи, на письме, а также в компьютерно-опосредованной коммуникации; база данных, включающая любезно предоставленные С.Н. Цейтлин примеры, содержит более 1000 речевых сбоев. Записи спонтанной речи включают радиовещание, выступления на конференциях, а также наблюдения над собственной речью. Устно-письменная речь проанализирована на материале интернет-изданий, спонтанных высказываний на официальных форумах и страницах в социальных сетях. При анализе материала использованы метод дискурсивного анализа и интроспекция, применяемая в психолингвистике [Дебренн 2015].

В базе данных разграничены типы речевых сбоев в соответствии с видами речевой деятельности и каналами коммуникации. В текстах нередко возникают сбои, связанные не со спецификой канала передачи речевого сообщения (оговорки, описки и опечатки), а с планированием его содержания. В комментариях к статье на портале «Сноб» встречаем такой диалог:

(1) … тут же включают пару-тройку электронных приборов, чтоб бормотали и отвлекали… От чего? — Ну, за бормотающие приборы не скажу — я их как раз на дух не переношу.

Ошибочная форма причастия всплыла явно под воздействием контекстного прайминга (бормотать), автор не поправил напечатанное. Подобные примеры вскрывают механизм выбора словоформы / модели для ее конструирования независимо от канала коммуникации, что позволяет нам анализировать их наряду с оговорками.

Вероятность исправления сбоев при порождении речи в письменной и компьютерно-опосредованной коммуникаций выше, чем в устной, в силу возможно-

3 http://izrus.co.i1/obshina/article/2017-02-15/34494.html#ixzz4YlEBv0Sm (Проверено 15.02.2017). Вопросы психолингвистики 2 (36) 2018

стей более целенаправленного контроля и доступности левого контекста. В устной речи произнесенное слово «отзвучало», контроль над правильностью его выбора требует места в рабочей памяти, занятой наблюдением над текущим коммуникативным актом и реализацией последующих единиц высказывания. Например, одна из радиоведущих оговорилась:

(2) Я была потрясена глубине этого спектакля…

и, скорее всего, сама не заметила оговорку. По-видимому, сбой произошел из-за смешения предложно-падежного управления синонимичных предикатов: удивиться, поразиться, быть потрясенной (ср.: я удивилась глубине, я поразилась глубине). Для каждого сбоя можно привести несколько объяснений его причин, любая грамотная интерпретация имеет право на существование. На наш взгляд, корреспондентка в последнюю минуту выбрала предикат наибольшей эмоциональной силы, а синтаксическая конструкция отражает зависимость актанта от более распространенного глагола. Эта оговорка, на наш взгляд, позволяет обнаружить относительную независимость синтаксического программирования высказывания от процедуры выбора словоформы в соответствии с лексическим значением. Синтаксические позиции, соответствующие партиципантам и сирконстантам референтной ситуации, задают направление поиску и выбору словоформ4.

Мы рассматриваем как исправленные, так и неисправленные оговорки.

3. Результаты исследования

3.1. Систематизация и группировка синтагматических сбоев

Сбои, обусловленные дефектом синтагматического механизма, группируются в зависимости от позиции в предложении, типа словосочетаний и расстояния до своей вершины в синтаксической конструкции. Поскольку при порождении речи одновременно активируются все словоформы синтаксической группы, а не только ее вершина [Малко, Слюсарь 2013], постольку возможна грамматическая интерференция как с правым, так и с левым контекстом. В сбоях синтагматики можно выделить собственно синтагматические сбои и прайминг, при котором одна из грамматических форм становится подсказкой для текущего выбора словоформы. Обсудим категории синтагматических сбоев.

3.1.1. Упрощение синтаксических зависимостей дистантно расположенной вершины

Приведем пример сбоя в письменной речи, обусловленного дистантным расположением вершины и зависимой словоформы. Опечатка в научной презентации обусловлена сложностью синтаксической конструкции и влиянием как предшествующих, так и последующих форм:

(3) … за счет слов из первых в списке извлеченных в ответ на запрос документах, содержащих термины первичного запроса [из презентации доклада на конференции].

Между вершиной и неверной зависимой словоформой располагаются пять словоформ. Словосочетание слов из . документов разорвано грамматическими формами родительного множественного с окончанием -ых, что создает условия для контекстного прайминга, то есть уподобления флексии существительного оконча-

4 Ср. этапы порождения речи в модели Т.В. Ахутиной [Ахутина 2017].

ниям порядкового числительного первых, а также предшествующему и последующему причастиям извлеченных и содержащих5.

Заметим, что в обусловленных синтагматикой заменах зачастую низкочастотная словоформа теснит более частотную6. Родительный является самым частотным среди падежных форм существительных во множественном числе, он встречается втрое чаще предложного [Слюсарь, Самойлова 2015: 9]. И все же обратные замены флексии -ов на -ах в устной и письменной речи отнюдь не редки.

В (4) искажено предложное управление:

(4) предоставить сведения о своих научных результатов [приказ Министерства образования № 560 от 18 июня].

Синтаксическая зависимость от предлога о проигнорирована: своих научных результатов без предшествующей вершины-предлога представляет нормативное согласование; на возникновение оговорки влияет омонимия падежных форм прилагательного и дистантное расположение вершины и зависимого существительного. Верная словоформа заменяется более частотной в силу удаленности от вершины и вопреки праймингу.

3.1.2. Упрощение синтаксической зависимости в конструкциях с последовательным подчинением

Упрощение зависимости в спонтанной речи встречается в конструкциях с последовательным подчинением:

(5)рассказать о партии кадетах [журналист, радиопередача].

Глагольное управление рассказать о кадетах нормативно, при оговорке (5) существительные партия и кадеты подчинены непосредственно глаголу, управляющему предложным падежом; промежуточное подчинение одного существительного другому проигнорировано. Две словоформы в предложном падеже (о партии кадетах) вместо субстантивного генитивного сочетания подсказывают возможность активации флексий соответствующего предложному управлению падежа вне зависимости от сопутствующих грамматических значений (рода существительного).

К упрощению синтаксической конструкции приводит также дублирование формы предшествующего существительного в субстантивных генитивных словосочетаниях с родительным определительным:

(6) В Британии существует много испытаний для пилотов, связанных с типами самолетами . самолетов [интервью, радиопередача];

(7) Это не было прокомментировано ни в Министерстве обороне, ни в СМИ [интервью, радиопередача].

Главная словоформа выступает в качестве прайма для зависимой. Вершина субстантивного генитивного словосочетания может быть представлена любым из падежей, продублированным зависимой словоформой. Однако среди примеров с такого рода оговорками преобладают сочетания с предлогом, как (6) и (7). Очевидно, синтаксические конструкции с вершиной-предлогом подвержены не только

5 Взаимозамена родительного и предложного — весьма частотный пример речевого сбоя, который стоит рассмотреть подробнее в отдельной статье наряду с другими парадигматическими сбоями.

6 У словоформы документах в корпусе отмечено 1 612 вхождений, у документов — 8 279. О частотности падежей и их маркеров см. [Слюсарь, Самойлова 2015].

упрощению за счет устранения промежуточной зависимости в цепочке последовательного подчинения, но и за счет «выравнивания» грамматической формы членов цепочки по главному существительному, выступающему праймом для зависимого. В сущности, такой пример можно трактовать как проявление аналитизма, где синтаксическая зависимость выражается порядком слов.

3.1.3. Упрощение управления и согласования в количественно-именных сочетаниях

В количественно-именных сочетаниях оговорки обусловлены смешением правил управления существительным при именительном / винительном падежах числительного и согласования количественного числительного с существительным в остальных косвенных падежах. Говорящие зачастую не различают тип синтаксической связи в зависимости от падежа числительного:

(8) В городе, расположившемся всего в пятидесяти километров от Петербурга [интервью, радиопередача].

Вместо предусмотренного нормами согласования существительного с числительным в (8) проникает родительный множественного, как должно быть при управлении.

И все же отнюдь не всегда говорящий / пишущий сбивается именно на родительный падеж существительного, унифицируя правила оформления количественно-именного сочетания в косвенных и именительном / винительном падежах. Предложный падеж количественно-именного сочетания вместо нормативного родительного употреблен при оформлении синтаксической зависимости от вершины со скоростью:

(9) ехать со скоростью семидесяти километрах в час … [журналист, радиопередача].

Возможно, сбой обусловлен ошибочным подчинением количественно-именного сочетания последующему предлогу в, что, вероятно, отражает хезитацию и неуверенность грамотных носителей языка в правилах словоизменения числительных и зависимых от них имен7.

3.1.4. Прайминг и контекстная интерференция морфологических форм

Чаще всего подсказка контекста приводит к предпочтению созвучного предшествующему алломорфа из доступных в парадигме имени:

(10) Эпоху Елизаветы он назвал закатом великой державой …державы [интервью, радиопередача],

где последнее существительное копирует заударную флексию атрибута. В этом случае прайминг сочетается с упрощением цепочки зависимостей, выраженным в удалении промежуточной синтаксической вершины (назвал державой вместо назвал закатом державы).

Отмеченная выше распространенность оговорок в пользу флексии -ах вместо -ов часто обусловлена контекстным праймингом в атрибутивных сочетаниях, где флексии прилагательного совпадают в разных падежах, а предшествование определения служит триггером оформления существительного созвучным прилагательному окончанием:

7 См. об ошибках в количественно-именных сочетаниях [Цейтлин, Рогожкина 2012].

(11) .сети крупнейших российских клубах . [журналист, радиопередача].

(12) … с учетом основополагающих положений и доказанных фактах [из предварительного заключения диссертационного совета].

Как видим, прайминг с заменой на -ах действует не только в устной речи, но и на письме, даже в официальных документах.

Прайминг в сочетании с упрощением синтаксической зависимости встречается в текстах:

(13) … приобретение двух новых копиях средневековых инструментов: это предок скрипки …8

Флексия существительного копиях уподобляется окончаниям числительного и прилагательных в ближайшем правом и левом контексте. Однако, на наш взгляд, гораздо важнее то обстоятельство, что сбой приводит к упрощению выражения синтаксической зависимости при последовательном подчинении: вместо выражения подчинения посредством падежного управления приобретение (чего?) копий (чего?) инструментов зависимость выражена простым порядком слов приобретение … копиях … инструментов.

3.1.5. Нарушение согласования в синтаксической конструкции

При нарушении согласования в синтаксической конструкции обычно используется немаркированный вариант. Ведущий детской передачи подтверждает:

(14) Катя правильно ответил …ответила, —

ошибаясь в выборе показателя рода глагольной словоформы в пользу формы мужского рода.

3.1.6. Деформация устойчивых сочетаний и идиом

Сбои при воспроизведении устойчивых сочетаний, скорее всего, также обусловлены интерференцией как между сходными идиомами, так и со словоформами контекста. Однако зачастую сбой возникает из-за смены семантической программы во время ее реализации9; в таком случае замена первоначального варианта разрушает сочетаемость, поскольку новый выбор (то есть результат работы парадигматического механизма) противоречит уже реализованной синтагме:

(15) никому не секрет, что… [журналист, радиопередача].

Очевидно, говорящий в ходе реализации высказывания изменил значение на прямо противоположное: с никому не известно на известно многим, если не всем; уже произнесенную отрицательную частицу «удалось» нейтрализовать ссылкой на идиому.

3.2. Итоги анализа синтагматических сбоев

Таким образом, мы выделили сбои в оформлении синтаксических зависимостей, возникающие под влиянием перегруженности синтагматического механизма, а также контекстуальный прайминг как проявление взаимовлияния языковых единиц в процессе их активации при порождении речи и влияние последующих единиц на предшествующие. Синтагматические сбои нередко приводят к замещению частотного варианта менее частотным, что обусловлено:

8 http://mr7.ru/articles/133389/ (Проверено 29.05.2017)

9 Такие сбои возможны не только в идиомах, см. (1)

— интерференцией в ближайшем контексте, под влиянием которой одна из грамматических форм становится праймом для искомой словоформы;

— упрощением правил управления в именных сочетаниях (количественно-именных и субстантивных генитивных);

— упрощением синтаксической зависимости при последовательном подчинении;

— упрощением синтаксической зависимости за счет утраты связей при удаленности зависимой словоформы от вершины (глагола, предлога).

Очевидно, уязвимы для оговорок и описок конструкции с пересечением зависимостей, дистантным расположением элементов вершины от зависимого слова, последовательным подчинением. Появление оговорок типа (3) и (4) может быть обусловлено ограниченным объемом рабочей памяти; по-видимому, удаленность зависимого компонента от синтаксической вершины более чем на 3-4 словоформы чревата речевым сбоем. Интерференция активированной зависимой словоформы с артикулируемыми перед ней промежуточными словоформами приводит к ее уподоблению текущему контексту вопреки грамматическим нормам и выражаемой синтаксической конструкции. Заметна тенденция к упрощению любых цепочек последовательного подчинения, где управление преобразуется в формальное примыкание или соподчинение, а зависимость выражается порядком слов. Частые сбои в словоформах, удаленных от своей синтаксической вершины, дают основания предположить наличие некоторого условного предела устойчивой работы парадигматического механизма без помех, привносимых механизмом синтагматическим и дефектами механизма подавления побочных ассоциаций.

Количественно-именные сочетания упрощаются за счет выравнивания правил их оформления по исходной форме с числительным в номинативе. Упрощение субстантивных словосочетаний с дублированием падежа вписывается в тенденцию к аналитизму, поскольку сводит грамматические показатели синтаксической связи к порядку слов.

Синтагматический сбой в морфологических формах выражается в дублировании соседних, чаще всего предшествующих, форм; повторе на основе фонетического сходства; оформлении зависимости от главной вершины при последовательном подчинении. Последнее касается прежде всего флексии предложного падежа множественного числа, сходной с окончаниями адъективов.

Заметно преобладание речевых сбоев с формами предложного и родительного падежей, вплоть до случаев их взаимозамены. Если появление предложного вместо родительного объяснимо контекстным праймингом под влиянием окончаний адъ-ективов, то замену предложного на родительный сложно объяснить исключительно дефектом синтагматического механизма. Анализ такого рода речевых сбоев представляет собой отдельную исследовательскую задачу.

4. Дискуссия

4.1. Взгляд на актуальные модели ментального лексикона

Основным признаком новых моделей ментального лексикона можно считать отказ от трактовки его как «внутреннего словаря» и претензий на универсальность [Залевская 2015]. С одной стороны, не вызывает сомнения необходимость учитывать вариативность плана выражения лексической единицы при словоизменении, а также принцип соединения и расположения морфем в составе производных слов в

языках разных типов [Baayen 2014]. Мера проницаемости морфемных границ для фонетических чередований, количество словоформ лексемы, линейное расположение морфем или инкорпорирование — эти характеристики предполагают различия в обработке словоформы при восприятии, ее целостном или поэлементном хранении и способах доступа к значению. Соответственно, модели ментального лексикона для носителей аналитических и инкорпорирующих языков различаются достаточно существенно. С другой стороны, противопоставленность порождения восприятию речи, обусловленная направлением от смысла к слову и от слова к смыслу, также предполагает учет различий в активации ментального лексикона в зависимости от входа, подобно тому, как различают ментальную грамматику говорящего и слушающего. Разумеется, психические и нейрофизиологические механизмы обеспечения речевой деятельности едины. Однако мера и процедуры их взаимодействия, по-видимому, существенно варьируют в зависимости от типа используемого языка и вида речевой деятельности.

В силу вариативности подходов к моделированию ментального лексикона и разнообразия экспериментальных данных, полученных от носителей типологически различных языков, в актуальных моделях ментального лексикона представлена переходная зона между двумя полюсами: от признания противопоставления отдельного модуля репрезентации языка в сознании, включающего ментальный лексикон и ментальную грамматику как разные системы, до отрицания наличия специфического модуля и, соответственно, системы «ментальный лексикон» в декларативной памяти индивида, как это принято в коннекционистских дистрибутивных моделях. В переходную зону попадают так называемые односистемные модели, отрицающие необходимость выделения ментальной грамматики и ограничивающие репрезентацию языка в сознании ментальным лексиконом со словоформой как единицей хранения, а также гибридные модели, допускающие как гештальтное, так и поэлементное хранение словоформ и, следовательно, необходимость грамматических правил для конструирования словоформ из морфем.

Полная модель ментального лексикона для флективных языков с богатой морфологией пока не разработана. В качестве фрагментов такой модели для русского языка можно рассматривать схему образования глагольных форм [Черниговская, Гор, Свистунова, Петрова, Храковская 2009] и алгоритмы восприятия орфографически сходных словоформ [Алексеева, Слюсарь 2017]. При исследовании восприятия русской словоформы выявлено, что начальная форма имеет особый статус; формы существительных в косвенном падеже не хранятся гештальтно, а разлагаются на составляющие [Алексеева, Слюсарь 2017]. Глагольные формы также подвергаются декомпозиции. Для носителя русского языка операции с флексиями глагола являются обязательными, хотя заметно различаются у регулярных и нерегулярных форм в зависимости от частотности и продуктивности класса глагола [Черниговская, Гор, Свистунова, Петрова, Храковская 2009: 14-15]. Насколько можно судить по опубликованным исследованиям, для ментального лексикона носителя русского языка, скорее всего, в наибольшей степени подойдет одна из гибридных моделей. Соответственно, при обсуждении выявленных синтагматических сбоев мы будем обсуждать возможность декомпозиции словоформы и хранения отдельных морфем наряду с целостной словоформой.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

4.2. Какие положения современных концепций ментального лексикона позволяют объяснить синтагматические сбои

Синтагматические сбои выявляют влияние ближайшего контекста на процедуру выбора и существенность дистанции между зависимой словоформой и ее вершиной для реализации выбранной словоформы в речи. Сбой может произойти при выборе единицы, обнажая дефект парадигматического механизма. Однако, поскольку активация всех словоформ синтаксической группы происходит одновременно, выбор словоформы как процедура парадигматическая не свободна от влияния синтагматического механизма, ответственного за синтаксирование. Сбои обнажают изменения в выборе, когда сохраняют оформление синтаксической зависимости от отвергнутой говорящим вершины (как в (2) и (16)).

Одновременная активация всех словоформ одной вершины создает условия для интерференции форм, как в (3) и (10) — (13). Такие оговорки подтверждают положение концепции Дж. Байби о взаимосвязи гештальтно хранимых словоформ на основе идентичности лексического значения и сходства фонологических и семантических признаков без необходимости декомпозиции на морфемы [ВуЬее 1995]. Заметим, что речь идет об интерференции флексий прилагательных и существительных, то есть о разных морфемах со сходным, но не совпадающим фонемным составом. Такого рода интерференция возможна без самостоятельной репрезентации морфем в ментальном лексиконе.

Сбои с дублированием флексии вершины зависимым существительным в субстантивных генитивных сочетаниях, как в (6) и (7), вписываются в концепцию Дж. Байби, однако также укладываются в теорию отдельного хранения регулярных флексий и продуктивных аффиксов наряду с целостной словоформой. Активированная флексия оформляет зависимость от предлога не только у непосредственно зависимого существительного, но и у следующего в цепочке зависимостей. Упрощение цепочки зависимостей в (5) объяснима отдельным хранением регулярных морфем: оговорка о партии кадетах подсказывает возможность активации флексий соответствующего предложному управлению падежа вне зависимости от рода существительного. Так же в группе сказуемого (10) назвал закатом великой державой существительные оформлены единообразно, творительным падежом. Если случаи (6), (7) и (10) можно объяснить контекстным праймингом, то в (5) присутствует морфологический прайминг. В аспекте организации ментального лексикона такого рода оговорки и их регулярность в речи образованных носителей языка соответствуют концепции Дж. Байби: активация словоформ происходит на основе частотной сочетаемости с предлогом или глаголом, представляющими вершину синтаксической конструкции (ср.:рассказать о кадетах, назвал державой). Активация всех грамматических показателей соответствующего падежа — то есть всех флексий, которые оформляют зависимость от главной синтаксической вершины, — менее вероятна, поскольку аффиксы не соотносятся напрямую с семантической репрезентацией.

Меж тем, сбои типа (1) бормотающие проще объяснить раздельным хранением аффиксов. Несуществующая форма возникает при подсказке основы инфинитива в правом контексте и активации продуктивной модели образования причастия настоящего времени, не релевантной данному глаголу.

Искажение предложного управления и реализация неверной падежной словоформы, как в (2), где неверный падеж о … результатов отнюдь не соответствует прайму, обнажает значимость частотности: частотные словоформы активируются быстрее и чаще побеждают в конкуренции при выборе [Baayen, Milin, Ramscar 2016]. Замена словоформы на более частотную характерна для сбоев парадигматического типа. Наиболее аргументированное объяснение роли частотности приводится в коннекционистских моделях, обходящихся без ментального лексикона [там же]. Частотность флексии родительного множественного (-ов) позволяет объяснить частые замены падежных окончаний именно этой флексией и вписывается в концепцию отдельного хранения регулярных и продуктивных аффиксов. Однако для более детального анализа сбоев на фоне коннекционистских моделей необходима репрезентативная база данных.

Необходимое значение может быть выражено разными сегментами речевой цепи, представляющими единицы национального языка или их сочетание [Geeraert, Baayen, Newman 2017]. В частности, в нашем примере искажения идиомы в (15) семантика усиления утверждения (всем известно) выражена не обобщающим местоимением, а частью идиомы. Следовательно, в процессе поиска номинации путь от обобщенного концепта к единицам ментального лексикона10 предполагает активацию целого кластера единиц, включая связанные с ними устойчивые словосочетания с искомой семантикой. Устойчивые сочетания подвержены декомпозиции, а входящие в них словоформы связаны, в соответствии с концепцией Дж. Байби, с гештальтно хранимыми словоформами с идентичным лексическим значением, причем каждая из словоформ может ассоциироваться с идиомой: ср. не для кого не секрет — никому… не секрет.

В декларативной памяти активируются семантически релевантные единицы, сила их активации различна в зависимости от целого ряда факторов. Одним из факторов, усиливающих активацию, является контекст в широком смысле слова, обеспечивающий контекстный прайминг. Ранее активированные словоформы влияют на ход выбора текущей единицы. По-видимому, синтагматический механизм «вмешивается» в работу механизма парадигматического, навязывая нерелевантные для выбора текущей словоформы признаки. Интерференция с результатами предыдущего поиска словоформы естественна, поскольку следы активации не затухают мгновенно. Постоянному проявлению интерференции в речи препятствует механизм подавления интерференции и оттормаживания побочных ассоциаций. Очевидно, дефект механизма подавления ответствен за сбои, возникающие в силу прайминга.

Таким образом, синтагматические сбои объяснимы как с позиций отдельного хранения аффиксов и конструирования неверной словоформы под влиянием прай-минга, так и в свете концепции хранения целостных словоформ; обе возможности представлены в гибридных моделях ментального лексикона.

10 Или напрямую к фонетическому / графическому слову в коннекционистских моделях без ментального лексикона.

Выводы

Синтагматические сбои обнажают тенденцию к упрощению последовательного подчинения и унификации флексий близко расположенных словоформ. Это можно трактовать как проявление тенденции к аналитизму, при которой синтаксическая зависимость выражена порядком слов и примыканием зависимой формы к своей вершине. Синтагматические сбои объяснимы малым объемом рабочей памяти, провоцирующим интерференцию обрабатываемых словоформ, а также дефектами механизма подавления и оттормаживания побочных ассоциаций. Возможность отдельного хранения аффиксов в ментальном лексиконе объясняет сбои с использовании одного и того же падежа при оформлении словоформ в субстантивных сочетаниях.

Литература

Алексеева С.В., Слюсарь Н.А. Орфографические соседи в русском языке: база данных и эксперимент, направленный на изучение морфологической декомпозиции // Вопросы психолингвистики. 2 (32). 2017. C. 12-27.

Ахутина Т. В. Нейролингвистический анализ лексики, семантики и прагматики. М.: Языки славянских культур, 2014. 424 с.

Васильева, М. Д. Ментальный лексикон: где же место морфологии? // Российский журнал когнитивной науки. 2014. 1(4). С. 31 — 57.

Дебренн Мишель. Лингвистическая интроспекция плюрилингва // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2015. Том 13, вып. 3. С. 5 — 14.

Залевская А.А. Ментальный лексикон: конструкт, метафора или миф? // GISAP: Philological Sciences. 2015. 8. С. 42 — 44.

Малько А. А., Слюсарь Н. А. Ошибки при согласовании по роду: экспериментальное исследование на материале русского языка // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2013. 1. С.146 — 154.

Подлесская В. И., Кибрик А. А. Самоисправления говорящего и другие типы речевых сбоев как объект аннотирования в корпусах устной речи // Научно-техническая информация. 2007. Сер. 2, С. 2 — 23.

Русакова М. В. Речевая реализация грамматических элементов русского языка. Автореф. дисс. … докт. филол. наук. СПбГУ, СПб., 2009.

Русакова М. В. Элементы антропоцентрической грамматики русского языка. М.: Языки славянских культур, 2013. 568 с.

Слюсарь Н. А., Самойлова М. В. Частотности различных грамматических характеристик и окончаний у существительных русского языка. URL: http://www.dia-log-21.ru/digests/dialog2015/materials/pdf/SlioussarNASamoilovaMV.pdf (Проверено 13.04.2017)

Цейтлин С. Н. Лексические оговорки: опыт типологии. // Уральский филологический вестник. Серия: Психолингвистика в образовании. 2015. 4. С. 195 — 211.

Цейтлин С. Н., Рогожкина Г. С. Количественно-именные сочетания русского языка в онтолингвистическом аспекте. // Психолшгвютика. 2012. 11. С. 228 — 236.

Черниговская Т. В., Гор К., Свистунова Т. И., Петрова Т. Е., Храковская М. Г. Ментальный лексикон при распаде языковой системы у больных с афазией: экспериментальное исследование глагольной морфологии // Вопросы языкознания. 2009. 5. С. 3 — 17.

Baayen, R. H. (2012). Learning from the Bible: computational modelling of the costs of letter transpositions and letter exchanges in reading classical hebrew and modern english. Lingue e Linguaggio, 11(2):123-146.

Baayen, R. H., Janda, L. A., Nesset, T., Dickey, S., Endresen, A., and Makarova, A. (2013). Making choices in Russian: Pros and cons of statistical methods for rival forms. Russian Linguistics 37, 253-291. doi pdf

Baayen, R. H., Milin, P. andRamscar, M. (2016). Frequency in lexical processing. Aphasiology, 1174 — 1220. URL: http://www.sfs.uni-tuebingen.de/~hbaayen/publica-tions/BaayenMilinRamscar_Aphasiology.pdf (Last accessed 30.12.2017).

Geeraert, K., Baayen, R. H., & Newman, J. (2017). Understanding Idiomatic Variation. In Proceedings of the 13th Workshop on Multiword Expressions (MWE 2017) (pp. 80-90).

SYNTAGMATIC MISTAKES IN RUSSIAN SPEECH IN THE ASPECT OF THE MENTAL LEXICON STRUCTURE

Irina G. Ovchinnikova

Doctor of Philology, Professor Department of Journalism and Mass Media Perm State National Research University 619000, 15 Bukireva St., Perm

Ira.ovchi@gmail.com

The paper deals with the analysis of mistakes in syntactic constructions caused by morphological and contextual priming, as well as by shifts in lexical / morphological choice. The mistakes result in the simplification of the syntactic subordination, misuse of affixes and generation of non-existent word forms. The mistakes reveal a defect in the sequences processing in the working memory during the production of an utterance. The processing is provided by the syntagmatic mechanism of the mental activity. However, shifting in the lexical choice while pronouncing the utterance also determines these mistakes, since all words needed for syntactic position in the syntactic construction are simultaneously active in the working memory. The list of the vulnerable constructions includes sequences of consecutive subordinate dependences, constructions with idioms and numerals. The possibility of syntagmatic mistakes supports the mental lexicon models with a morpheme representation alongside with word gestalts. Meanwhile the connec-tionist distributive models also clarify the possibility of the mistake; however, the models are not worked out yet in the Russian language.

Keywords: mistakes, syntagmatic, syntactic dependency, subordinate construction, affix, mental lexicon

References

Alekseeva S.V, Sljusar’ N.A. (2017) Orfograficheskie sosedi v russkom jazyke: baza dannyh i jeksperiment, napravlennyj na izuchenie morfologicheskoj dekompozicii [Orthographic Neighbors: A Database on Russian Language and Experimental Studies of Morphological Decomposition] // Voprosy psiholingvistiki [Journal of Psycholinguistics] 2(32): 12-27. Print. (In Russian).

Ahutina T. V. (2014) Nejrolingvisticheskij analiz leksiki, semantiki i pragmatiki. [Neurolinguistic Analysis of Lexicon, Semantics and Pragmatics] Moscow: Jazyki slav-janskih kul’tur. 424 P.

Vasil’eva, M. D. (2014) Mental’nyj leksikon: gde zhe mesto morfologii? [Mental lexicon: Where is Morphology Located?]// Rossijskij zhurnal kognitivnoj nauki [The Russian Journal of Cognitive Science] 1(4): 31-57. Print. (In Russian).

DebrennMishel’ (2015) Lingvisticheskaja introspekcija pljurilingva [Multilingual’s linguistic introspection] // Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Lingvistika i mezhkul’turnaja kommunikacija [Novosibirsk University Bulletin. Cross-cultural Communication and Linguistics] Vol. 13, No. 3: 5-14. Print. (In Russian).

Zalevskaja A.A. (2015) Mental’nyj leksikon: konstrukt, metafora ili mif? [Mental Lexicon: A Construct, Metaphor or Myth?] // GISAP: Philological Sciences 8: 42-44. Print. (In Russian).

Mal’ko A. A., Sljusar’ N. A. (2013) Oshibki pri soglasovanii po rodu: jeksperimental’noe issledovanie na materiale russkogo jazyka [Errors in Gender Agreement: An Experimental Study of Russian] // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Serija 9. Filologija. Vostokovedenie. Zhurnalistika [Bulletin of Saint Petersburg University. Philology. Oriental Studies. Journalism] 1: 146-154. Print. (In Russian).

Podlesskaja V. I., KibrikA. A. (2007) Samoispravlenija govorjashhego i drugie tipy rechevyh sboev kak objekt annotirovanija v korpusah ustnoj rechi [Self-repairs and Other Types of Mistakes as an Object of Annotation in Speech Corpuses] // Nauchno-tehniches-kaja informacija [Scientific Information] 2: 2-23. Print. (In Russian).

Rusakova M. V. (2009) Rechevaja realizacija grammaticheskih jelementov russkogo jazyka. Avtoref. diss. … dokt. filol. nauk. [Realization of Russian Language Grammar Elements in Speech] SPbGU, Saint-Petersburg. Print. (In Russian).

Sljusar’N. A., Samojlova M. V. Chastotnosti razlichnyh grammaticheskih harakter-istik i okonchanij u sushhestvitel’nyh russkogo jazyka [Frequency of Different Grammar Markers and Endings in Russian Nouns] Web. URL: http://www.dialog-21.ru/digests/ dialog2015/materials/pdf/SlioussarNASamoilovaMVpdf (retrieval date: 13.04.2017)

Cejtlin S. N. (2015) Leksicheskie ogovorki: opyt tipologii [Lexical Mistakes: An Attempt at a Typology] // Ural’skij filologicheskij vestnik. Serija: Psiholingvistika v ob-razovanii [Ural Philological Bulletin. Psycholinguistics in Education] 4: 195-211. Print. (In Russian).

Chernigovskaja T. V., Gor K., Svistunova T. I., Petrova T. E., Hrakovskaja M. G. (2009) Mental’nyj leksikon pri raspade jazykovoj sistemy u bol’nyh s afaziej: jeksperimental’noe issledovanie glagol’noj morfologii [Mental Lexicon in Aphasia Patients: Experimental Study of Verb Morphology] // Voprosy jazykoznanija [Topics in the Study of Language] 5: 3-17. Print. (In Russian).

Baayen, R. H. (2012). Learning from the Bible: computational modelling of the costs of letter transpositions and letter exchanges in reading classical hebrew and modern english. Lingue e Linguaggio, 11(2):123-146.

Baayen, R. H., Janda, L. A., Nesset, T., Dickey, S., Endresen, A., andMakarova, A. (2013). Making choices in Russian: Pros and cons of statistical methods for rival forms. Russian Linguistics 37, 253-291. Baayen, R. H., Milin, P. and Ramscar, M. (2016). Frequency in lexical processing. Aphasiology: 1174 — 1220. Web. URL: http://www.sfs.uni-tuebingen.de/~hbaayen/publications/BaayenMilinRamscar_Aphasiology (retrieval date: 30.12.2017).

Geeraert, K., Baayen, R. H., & Newman, J. (2017). Understanding Idiomatic Variation. In Proceedings of the 13th Workshop on Multiword Expressions (MWE 2017): 80-90.

Синтагматические отношения в лексике

§
1. Синтагматические отношения в лексике
проявля­ются в правилах сочетаемости
слов, в связях слов с кон­текстными
партнерами в рамках конкретных
высказыва­ний. Эти связи определяются
реальными связями явле­ний
действительности, которые составляют
содержание мысли, выраженной в предложении.
Так, прилагательное большой
может сочетаться с широким кругом
существи­тельных, обозначающих
явления, которые допускают со­ответствующую
количественную характеристику: боль­шой
дом, большой город, большая собака,
большая де­монстрация, большая
смелость, большое движение
и т.д. С другой стороны, прилагательные
типа гнедой,
вороной, каурый
могут сочетаться только с существительными,
обозначающими лошадей.

Однако
сфера синтагматических отношений не
исчер­пывается влиянием внелингвистических
факторов. В ней имеется целый ряд аспектов
чисто лингвистического ха­рактера,
которые мы и рассмотрим ниже. В основе
син­тагматических связей лежат
отношения смежности рядоположенности
слов в линейном, синтагматическом ряду.
В связи с этим следует уточнить статус
слова как члена синтагматического ряда.
Синтагматическими отношения­ми слова
связаны в рамках предложений, в которых
они выступают в качестве составных
элементов, участвую­щих в выражении
общего смысла. Это – слова-синтаг­мы.
Их можно также называть синтаксическими
словами, имея в виду при этом не столько
грамматические функ­ции (эти функции
традиционно обозначаются термином член
предложения), сколько семантические
функции, ко­торые синтаксические
слова выполняют в предложениях, реализуя
свои лексические значения.

Функционирующие
в предложениях или высказыва­ниях
слова-синтагмы могут, быть охарактеризованы
как актуальные (однозначные) и
противопоставлены словам-ономатемам,
которые являются скорее потенциальными
носителями известных значений (одного
или нескольких). Синтагматические
отношения в словах-ономатемах по­тенциально
заложены, но реализуются они только на
уровне слов-синтагм.

Связи
слов в предложении подчиняются
определен­ным закономерностям.
Сочетаться между собой могут только
определенные слова на основе известных
правил. Основной закон лексической
синтагматики – это семан­тическая
согласованность слов, которая проявляется
в том, что слова, образующие состав
предложения, имеют в своих значениях
общие компоненты. «Подобно грамматическому,
семантическое согласование есть
формальное средство организации
высказывания, достигшее, однако,
значительно меньшей формализации»¹.
Общие семы, повторяясь в словах, стоящих
в одном ряду в рам­ках предложений,
как бы поддерживают друг друга,
обе­спечивая взаимную однозначность
слов. Например, во фразе
Шофер поставил машину в гараж
дважды повто­ряется сема ‘помещение’
(в глаголе поставить
и сущест­вительном гараж),
дважды представлена сема ‘вожде­ние’
(в словах шофер
и машина),
трижды – сема ‘транс­портное средство’
(в словах шофер,
гараж, машина).
Во фразе В
садах цвели яблони, ветерок дул с поля
и чуть шевелил в палисадниках ветви
деревьев
(Н. Коняев) сема ‘растение’ присутствует
в значениях слов деревья,
яб­лони, ветви, цвести, палисадник;
сема ‘движение’ имеет­ся в значениях
слов ветерок,
дуть, шевелить;
сема ‘уча­сток земли’ – в словах
сад, палисадник,
поле.

§
2.К словам-синтагмам вполне применимо
понятие позиции вообще и сильной и
слабой позиции, в частно­сти. Сильной
позицией (позиция наименьшей
обусловленности) для слова является
контекст, который поддер­живает в
слове семантические признаки, содержащиеся
в основном, внеконтекстном значении.
Таким контекстом, например, для глагола
брать
будет существительное рука
и существительные, обозначающие предметы,
кото­рые можно взять рукой, потому
что сема ‘рука’ присут­ствует в
основном значении этого глагола: брать
в руки книгу, тарелку, портфель, папиросу,
камень, яблоком вед­ро.
Прилагательное зеленый
хорошо сочетается с существительными
типа лист,
трава, куст,
в значениях кото­рых имеется сема
‘зеленый цвет’. Существительное глаз
часто сочетается с глаголами смотреть,
щурить, наблю­дать,
в значениях которых присутствует сема
‘глаз’, ср.: щурить
– сближая веки, прикрывать глаза (МАС,
т. 4, с. 1018). В этих случаях слова (брать,
зеленый, глаз)
реализуют свои основные значения, а во
фразе в целом на­блюдается некоторая
избыточность средств, обеспечива­ющая
высказыванию определенный запас
«информацион­ной прочности».

В
слабой позиции (позиции наибольшей
обусловлен­ности) контекст не
поддерживает всех компонентов ос­новного
значения слова, напротив, может
противоречить им. Под влиянием такого
контекста отдельные семанти­ческие
компоненты «отходят на второй план
(«погаша­ются») и могут совсем исчезнуть
из семантической струк­туры слова»¹.
И, напротив, могут актуализи­роваться
такие семы, которые для основного
значения были только потенциальными.
В конечном итоге все это приводит к
семантическому варьированию слова,
которое всегда бывает контекстно
обусловлено.

§
3. Синтагматические отношения могут
быть охарак­теризованы с точки зрения
факторов, участвующих в формировании
связей слов. Эти факторы можно свести
к трем основным: словесно-грамматический,
лексический и синтаксический. В основе
своей они семантические, мы разграничиваем
их в зависимости от характера значения
(лексического или грамматического) и
форм проявле­ния.

Словесно-грамматический,
или морфоло­гический, фактор проявляется
в соотнесенности слова с грамматическими
значениями контекстных партнеров.
На­иболее ярко эта соотнесенность
выражена в глаголах сильного управления,
требующих от именных уточните­лей
определенной грамматической формы,
например: состоять
из чего и состоять в чем, справиться с
чем и справиться о чем.
Степень специализации такого
словес­но-грамматического контекста
может быть различной, так же как степень
обязательности его реализации в каж­дом
отдельном случае употребления слова.
Так, объект­ное дополнение в винительном
падеже, обязательное при переходных
глаголах, представляет собой пример
наи­более сильных синтагматических
связей. Для глаголов определенных
семантических групп существует типовая
сочетаемость как набор определенных,
часто встречаю­щими в контекстах
позиций, обязательность которых, или
частота встречаемости, неодинакова.
Так, глаголы давания характеризуются
почти обязательным двойным управлением
(дать что
кому), но
кроме указанных пози­ций в контексте
этих глаголов могут быть представлены
и другие, факультативные позиции, ср.:
Я передал
книгу для вас со своим товарищем.
И, наконец, существуют уникальные,
семантически не мотивированные виды
управления отдельных глаголов, например
овладеть
чем.

Наиболее
типичным такой контекст оказывается
для глаголов, но не только: отдельные
имена существитель­ные и прилагательные,
в зависимости от своей семантики, также
характеризуются обязательным
морфологическим контекстом, например:
литр чего,
положение о чем, по­мощник чей или
способный на что, склонный к чему,
зависимый от чего
и т. д.

§
4. Лексический фактор проявляется в
со­отнесенности значения слова с
семантическими призна­ками, которые
содержатся в лексических значениях его
контекстных партнеров. Специфика
лексического кон­текста проявляется
в том, что круг слов, с которыми обыч­но
сочетается данное слово, ограничен
словами опреде­ленной семантики. При
глаголе резать
обычны сущест­вительные нож,
ножницы, в
контексте глагола зарабо­тать
– существительные, обозначающие виды
денежных знаков, в контексте глагола
лаять –
существительные собака,
щенок
и т. д.

Лексическая
сочетаемость может иметь количествен­ную
характеристику; в одних случаях она
является очень широкой, почти неисчислимой,
в других – контекстные партнеры того
или иного слова могут быть заданы
спис­ком, например объектные дополнения
при глаголах вды­хать
(воздух, запах, пар), пить (молоко, квас,
лимонад), удить (рыба, щука, сом)
и др. Случаи крайней узости лексической
сочетаемости представлены в явлениях
так называемого «постоянного контекста»,
когда сочетае­мость слов ограничена
их, обязательной связанностью только
с одним-двумя словами: возлагать
надежды, жгу­чий брюнет, кромешная
тьма и др.
Подобного рода со­четания квалифицируются
как устойчивые и относятся к сфере
фразеологии.

§
5. Синтаксический фактор проявляется в
зависимости значения слова от структуры
предложения, точнее, от функции, какую
оно выполняет в этой струк­туре. Такая
функция имеет в конечном итоге
семантиче­скую природу, и ее семантика
влияет на лексическое зна­чение слова.
Так, глагол везти
выражает значение ‘иметь удачу’, только
выступая в качестве главного члена
одно­составного безличного
(преимущественно отрицательно­го)
предложения типа
Ему не везет с этим делом.
Ме­стоимение что имеет вопросительное
значение, функцио­нируя в простом
вопросительном предложении (Что
нуж­да сделать?),
и относительное значение, если оно
выступает в роли союзного слова в
придаточной части сложного предложения
(Мы еще не знали, что произошло).

Разграничивая
при анализе грамматические и лекси­ческие
контекстные факторы, следует учитывать,
что ре­ально контекст всегда имеет
единый лексико-граммати­ческий
характер, поскольку в словах грамматические
и лексические семы существуют в единстве.
Так, для реа­лизации в глаголе брать
значения ‘добиваться успеха’ не­обходимо,
чтобы в его контексте присутствовало
имя су­ществительное в творительном
падеже (морфологиче­ский фактор),
обозначающее определенные качества
людей (лексический фактор), например:
Ом берет
удалью, храбростью, коварством, упорством.

Тем
не менее один из контекстных факторов
может быть ведущим, что дает основания
квалифицировать со­ответствующие
значения слов в зависимости от этого
ве­дущего фактора как конструктивно
обусловленные (при ведущем,
словесно–грамматическом или
морфологическом факторе), фразеологически
связанные (при ведущем лексическом
факторе) и синтаксически обусловленные
(при ведущем синтаксическом факторе)¹.

§
6. Основным методом анализа синтагматических
отношений в лексике является
контекстологический ме­тод. Он
заключается в том, что для каждого слова
путем обобщения достаточно большого
фразового материала может быть выявлена
типовая сочетаемость. Эта соче­таемость
может быть представлена в виде обобщенной
характеристики тех позиций, которые
чаще всего пред­ставлены в контексте
слова. Например, в контексте гла­гола
находиться
в значении ‘пребывать, быть расположенным’
обязательно присутствует позиция места,
ср.: Он
находится в доме отдыха; Дом их находился
на окраине города.
В контексте глагола ссориться обычно
представ­лены два участника ссоры,
ср.: Отец
часто ссорился со своим братом; Николай
и Сергей часто ссорились и бы­стро
мирились.
Существительное вид, как правило, име­ет
при себе определительную позицию:
строгий вид,
здо­ровый вид, лукавый вид
и т. п.

В
основе каждой позиции лежит определенное
семан­тическое содержание, которое
складывается из общих грамматических
и лексических сем слов, которыми могут
замещаться позиции. При этом грамматические
семы мо­гут манифестироваться
различными формальными сред­ствами.
Так, позиция места-источника, типичная
для гла­гола получить,
реализуется в предложно-падежных фор­мах
от кого, у
кого, в чем, на чем, из чего, где,
ср.: по­лучить
письмо от отца, получить у бухгалтера
деньги, получить справку в деканате,
получить бумагу на скла­де (со склада),
получить посылку из дома
и т. д.

Семантика
каждой позиции складывается не только
из грамматических сем, иначе позиции
совпали бы с ка­тегориальными значениями
членов предложения. В се­мантику
входят также самые общие по значению
лекси­ческие семы, присутствующие в
словах, замещающих данную позицию.
Например, позиция орудия разделения,
типовая для глаголов разделения (резать,
рубить, пи­лить, рвать
и т. п.), возникает в результате обобщения
не только грамматического значения
‘орудие’, представ­ленного формой
творительного падежа, но и лексической
семы ‘предназначенный для разделения
объекта’, присут­ствующей в значениях
существительных
топор, нож, пи­ла
и под. Прямое дополнение, обязательное
для всех пе­реходных глаголов, в
качестве контекстной позиции
ха­рактеризуется по-разному, в
зависимости от принадлеж­ности
глаголов к семантической группе. В
глаголах пере­мещения в прямом
дополнении (как члене предложения)
представлена позиция пассивного
участника (вести
сы­на, гнать гусей),
в глаголах разделения – позиция
раз­деляемого объекта (резать
бумагу, рубить полено),
в глаголах созидания – позиция продукта
(шить платье,
построить мост),
при глаголах восприятия – позиция
воспринимаемого объекта (услышать
голос, увидеть небо)

§
7. Потенциальная предопределенность
сочетаемо­сти слов содержанием
значений не означает, однако, обя­зательности
полной реализации в каждом случае
употребления слов. Это может зависеть,
во-первых, от того, насколько релятивным
является значение слова. Ярко выраженный
релятивный характер имеют значения
гла­голов сильного управления, которые
обозначают обычно действия-отношения,
связывающие субъекта-деятеля с объектом
его деятельности. Объектная позиция в
контек­сте таких глаголов является
важнейшей, обязательной и практически
очень редко нереализуемой. То же можно
сказать, например, о существительных,
обозначающих меру чего-либо, при которых
позиция, уточняющая чего
именно,
является обязательной, ср.: литр
молока или
метр ткани.

Во-вторых,
реализация позиции определяется тем,
насколько важной и информативной
является позиция с точки зрения
актуального смысла предложения. Так
на­пример, дополнение рукой,
в руки,
теоретически возмож­ное при любом
употреблении глагола брать
в его основ­ном значении, практически
встречается только во фра­зах, где
позиция орудия акцентируется и получает
до­полнительную характеристику, ср.:
Он взял
записку дро­жащими руками; Он бережно
взял сосуд в обе руки.

В-третьих,
имеет значение и то, в основном или во
вторичном значении употребляется слово.
Вторичные значения всегда
контекстно-обусловлены, и реализация
типовой сочетаемости при них является
более необходи­мой, чем при использовании
слов в основных значениях, независимых
от контекста.

Следует
иметь в виду, что слова в тексте или в
речи соединяются не только с языковым
контекстом, представ­ленным
непосредственно окружающими словами,
но и с широким контекстом, который «может
выступать в виде непосредственной
языковой обстановки, в которой про­исходит
речевой акт, и в виде описания этой
обстановки».¹
Иногда неполная реализация типовой
сочетае­мости слова в его ближайшем
контексте определяется тем, что широкий
контекст помогает однозначно понять
смысл слова. Так мы осмысляем в глаголе
брать значе­ние ‘купить’, если в
ближайшем словесном окружении этого
глагола представлена сема ‘покупка’,
например: Покупатели
(те, кто покупают) охотно берут эти
товары; Хлеб мы берем в ближайшей булочной
(магазин, где по­купают хлеб); Я бы взял
у вас эту вещь за сто рублей (денежная
компенсация покупки).
Наконец, указанное осмысление глагола
брать может быть обусловлено самой
речевой ситуацией или речевым,
нелингвистическим контекстом, например,
когда мы слышим обращение к человеку,
направляющемуся в магазин: Хлеба
не надо, возьми только молока.
Безусловно, фиксирование и ана­лиз
такого контекста значительно сложнее,
чем непосред­ственного, словесного,
но при конкретном рассмотрении речевых
материалов обойтись без учета такого
контек­ста невозможно.

§
8. Рассмотрим методику контекстологического
ана­лиза. Прежде всего следует
разграничить два вида при­менения
такого анализа. С первым мы уже
познакоми­лись при характеристике
методики компонентного анали­за
значений слов-синтагм. Объектом анализа
в этом слу­чае являются значения слов,
реализующиеся в условиях контекста
конкретных фраз и зависящие от этих
усло­вий. Целью анализа является
выявление специфики зна­чений
слов-синтагм, обусловленной влиянием
контекст­ных партнеров и смысла
предложения в целом. Это мак­симально
конкретный, речевой уровень семантического
анализа слов, вернее – словоупотреблений.
Контекстологический анализ в этом
случае органически слит с компо­нентным.

Второй,
основной вид контекстологического
анализа имеет своей целью выявление и
характеристику типовых условий реализации
определенных значений слов. Такой анализ
предполагает не только наблюдение над
особен­ностями конкретных контекстных
окружений слова, но и обобщение окружений.
Компонентный анализ значений слова и
его контекстных партнеров здесь также
необхо­дим как предварительный этап,
основа, опираясь на ко­торую можно
установить типовую сочетаемость слов.

Контекстологический
анализ предполагает: умение определять
значения слов в тексте в терминах
семанти­ческих компонентов; умение
подбирать фразовый мате­риал, в котором
наблюдаемое слово представлено в од­ном
и том же значении; умение обобщать
конкретные позиции и давать им
семантическую интерпретацию, опи­раясь
на знание семной структуры слов,
замещающих по­зиции; знание, таких
категорий, как контекстный фактор, типы
контекстов, контекстная позиция.

В контекстологическом
анализе выделяются следую­щие основные
этапы:

1)
подбор фразового материала,

2)
выявление контекстных позиций,
семантически связанных с анализируемым
словом,

3) обобщение и
семантическая интерпретация пози­ций,

4) определение
контекстных факторов, выделение среди
них ведущих.

Проведем
контекстологический анализ слова
голова. Начать можно с любой фразы, в
которой употреблено это слово, например:
Глеб снял
шлем с головы, положил его на стол
(Ф.Гладков). Слово голова выступает здесь
в значении ‘верхняя часть тела человека’.
Для осущест­вления контекстологического
анализа слова в данном значении необходимо
подобрать ряд фраз, в которых слово
голова
выступает в том же самом значении. Это
можно сделать с помощью иллюстративных
материалов, имеющихся в словарях.

Например,
из словарной статьи голова
(БАС) можно взять: Вошла
она в зал заседаний, высокая, статная,
с тяжелой косой, уложенной венцом на
гордо посаженной голове
(Б. Полевой); Из-за
спин и затылков людей иска­зилась
седая, курчавая, львиная голова графа
Безухова (Л.
Толстой); Сосед
отрицательно мотнул головой
(А. Чехов). Для однозначного понимания
слова не обя­зательно учитывать весь
состав фразы, можно ограни­читься
указательным минимумом контекста,
представ­ленного словосочетанием, в
которое входят только такие слова,
которые непосредственно связаны с
анализируемым словом и достаточны для
однозначного понимания его значения,
например: снять
шлем с головы; коса, уложенная на голове;
седая, курчавая, львиная голова графа;
кивнуть головой
и т. п.

На
втором этапе необходимо выявить слова,
которые семантически согласуются со
словом голова
и поддерживают его значение. Так, следует
отметить, что в значениях контекстных
партнеров слова голова,
представленных в перечисленных выше
фразах, повторяется комплекс сем,
составляющих содержание данного его
значения, что и обеспечивает слову
голова
реализацию именно этого значения, ср.:
шлем
– головной убор; кивать
– делать легкие движения головой; коса
– заплетенные волосы, а волосы
– растительность на голове человека.

Третий
этап контекстологического анализа
сводится к констатации широты, разнообразия
и неспециализированности контекста.
Поскольку в контексте значения слова
голова
отсутствуют какие-либо специфические,
ярко выраженные особенности, анализ
для данного значения слова на этом может
быть закончен.

При
реализации в слове голова
иных значений, в большей мере обусловленных
контекстом, контекстологический анализ
предполагает последовательное
осущест­вление всех четырех этапов.
Рассмотрим это на примере другого
значения слова голова
– ‘передняя часть, перед­ние ряды
чего-либо’ во фразе Он
возвращался на свое обычное место в
голове отряда
(К. Симонов).

Первый
этап – подбор фразового материала.
Выбе­рем фразы: Голова
колонны уже спускалась с горы к селу
(Н. Островский); Голова
войск Нея уже выходила из Большой Ордынки
(Л. Толстой). Можно использовать также
словосочетания голова
поезда, голова каравана, голова
демонстрации.

Второй
этап. На основе фразового материала
уста­навливаем типовые особенности
контекста, характерного для данного
значения слова голова.
Во-первых, обяза­тельное наличие при
слове несогласованного определе­ния,
выраженного существительным в родительном
па­деже (голова
колонны, эскадры
и т. п.). Во-вторых, уста­навливается
семантическая однотипность этих
существительных, которая проявляется
в том, что все эти слова обозначают нечто
движущееся (или способ­ное к движению)
и имеющее продолговатую, вытянутую
форму, ср.: колонна
– ‘группа лиц или предметов, распо­ложенных
или движущихся вытянутой линией, друг
за другом’; поезд
– ‘состав сцепленных вагонов, приводимых
в движение локомотивом’; караван
– ‘движущаяся вере­ница (ряд однородных
предметов или существ, располо­женных
или движущихся одно за другим)’.

Третий
этап – семантическая интерпретация
типового контекста. Форма родительного
падежа существитель­ного, стоящего
при слове голова
в качестве несогласован­ного
определения, выражает здесь значение
целого по отношению к части. Такого рода
морфологический кон­текст усиливает
в слове голова
сему ‘часть’, а семы ‘тело человека’
или ‘тело животного’ в данном контексте
пога­шаются, так как существительные,
называющие целое, обозначают не живые
существа, а совокупность движу­щихся
предметов, людей или животных.

Четвертый
этап – выявление контекстных факторов.
Данное значение слова голова
является контекстно-обусловленным.
Здесь действуют факторы: морфологический
(обязательное наличие в контексте имени
существитель­ного в родительном
падеже) и лексический (в значениях
существительных содержатся семы
‘составное единство’, ‘способное к
движению’, ‘имеющее вытянутую форму’).

Рассмотрим
еще одно значение слова голова,
реали­зованное во фразе Николай
– голова!
Содержание этого значения – ‘умный,
толковый человек’. Сколько бы фраз со
значением голова
мы ни взяли, в каждой оно высту­пает
в роли сказуемого при подлежащем,
выраженном личным существительным,
ср.: О нем [о
Василии Павло­виче] говорят рабочие,
степенные, пожилые: – Ну, брат, Василий
Павлович,– это, брат, голова
(Гусев). Из этого можно сделать вывод,
что значение слова обусловлено его
синтаксической функцией. Сказуемое –
это характе­ризующий член предложения,
определяющий подлежа­щее, атак как в
подлежащем указано название лица, то
слово голова
может обозначать только свойство
чело­века. В слове голова имеется
потенциальная сема ‘мозг, мышление,
ум’, в данном контексте эта сема
актуализи­руется.

Печатается по
кн. Кузнецова Э.В. Лексикология русского
языка . Свердловск, 1982. С.30-58, 71-96.

$ 6. СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ И ПАРАДИГМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ЛЕКСИКЕ

Каждая единица лексической системы входит одновременно в два вида отношений: синтагматические (или линейные) и парадигматические (нелинейные). Благодаря этому она «закрепляется» в системе, характеризуясь определенной сочетаемостью с другими единицами (дистрибуцией) и значимостью («местом» в парадигме семантически однородных единиц).

кошка — черная, бежит. . мяукает, мурлычет

собака — черная, бежит. . лает, визжит

корова — черная, бежит. . мычит, бодается

Синтагматические и парадигматические свойства лексических единиц оказываются соотнесенными: чем «ближе» друг к другу расположены лексические единицы по своему смысловому содержанию в парадигме, тем больше сходства в их употреблении, и наоборот. Поэтому при изучении значения, которое не дано нам непосредственно, а должно моделироваться, исключительно важное значение имеет учет характера употребления лексической единицы, ее связей и отношений с другими словами в тексте.

Определить место языковой единицы в лексической системе — значит выявить ее синтагматические и парадигматические свойства в их взаимосвязи.

Синтагматическая характеристика лексических единиц основывается на понятии позиции. Поскольку лексикология (в отличие от фонологии) имеет дело со значимыми, т. е. двусторонними, единицами, это понятие должно быть истолковано в ней содержательно.

Позиции бывают совместимыми и несовместимыми для той или иной лексической единицы. Позиции кукурузное поле и черноземное поле совместимы для ЛСВ поле2, так как в них реализуется одно и то же значение существительного. Напротив, позиции

кукурузное поле и хоккейное поле несовместимы для одного ЛСВ, поскольку в них выступают разные значения, соответствующие различным ЛСВ слова: поле г и полез, но совместимы для всего слова в целом. Совокупность совместимых позиций лексической единицы дает наглядное представление о ее дистрибуции, «окружении», о смысловых связях с определенными классами других единиц (см. /, 3).

(полег) (поле t) (полез)

С точки зрения дифференциальной функции в лексикологии, как и в фонологии, можно выделить сильные и слабые позиции языковых единиц (ЛСВ). В сильной позиции ЛСВ слова противопоставляются, дифференцируются; реализуется их вполне определенное значение:

посевное поле семантическое поле тетрадь с полями

Подавляющее большинство приведенных контекстов (при рассмотрении смысловой структуры слова поле), представляют собой сильные позиции, в которых значения этого слова дифференцируются. В слабой позиции, которая совместима хотя бы для двух ЛСВ, имеет место нейтрализация (неразличение) значений лексических единиц:

колхозное поле зеленое поле узкие поля

(полЄі, полег, полез) (полез, полез)-

Разграничение сильных и слабых позиций существенно для понимания природы и функционирования единиц различных лексических категорий.

Парадигматические свойства лексических единиц рассматриваются в их оппозициях. Оппозиция — это содержательное противопоставление единицы другим семантически однородным лексическим единицам внутри определенной парадигмы.

Синтагматические и парадигматические свойства лексических единиц, как уже отмечалось, являются их взаимно дополняющими характеристиками. Поэтому оппозиции таких единиц необходимо рассматривать в тесной связи с их дистрибуцией (сочетаемостью). Это дает основание выделить основные типы отношений лексических единиц.

Рассмотрим оппозиции элементарных лексических единиц (ЛСВ), обозначив их буквами Л и В. Значения этих единиц (структуры сем) представим в виде заштрихованных, а их дистрибуцию — обычных кругов.

Оказываются возможными четыре основных типа отношения лексических единиц (табл. 11) [37].

1. тип. Лексические единицы Л и В совпадают по употреблению и значению. Они обладают эквивалентной (совпадающей) дистрибуцией и нулевой, т. е. практически отсутствующей, оппозицией. Такие отношения могут быть проиллюстрированы абсолютными синонимами: языкознание и лингвистика.
2. тип. Дистрибуция лексической единицы Л включается в дистрибуцию единицы В, а значение первой как более сложное, содержательное, наоборот, включает в себя значение второй. Это широко представленные в лексике отношения вида и рода: квас и напиток. Широта сочетаемости языковых единиц оказывается обратно пропорциональной объему их значения.

Дистрибуция таких единиц называется включенной (в ином направлении: включающей), а оппозиция — привативной, где один член (маркированный, отмеченный) имеет какой-то семантический признак, а второй его лишен — Л — не-А: лингвистика и наука.

тип. Дистрибуция и значения лексических единиц Л и В частично совпадают, перекрещиваются.

Синтагматические и парадигматические отношения единиц языка

Парадигматические отношения — это те отношения, которые объединяют единицы языка в группы, разряды, категории. На парадигматические отношения опираются, например, система согласных, система склонения, синонимический ряд. При использовании языка парадигматические отношения позволяют выбрать нужную единицу, а также образовывать формы и слова по аналогии.

Парадигмой называют отношения между единицами, которые могут занять место друг друга в одной позиции. Например, Роста он был высокого (среднего, низкого), слов-о, слов-а, слов-у и т.д. В этих примерах лексем высокий, низкий, средний и флексии -о, -а, -у сводят в один парадигматический ряд.

Синтагматические отношения объединяют единицы языка в их одновременной последовательности. На синтагматиче­ских отношениях строятся слова как совокупность морфем и слогов, словосочетания и аналитические наименования, предложения (как совокупности членов предложения) и сложные предложения. При использовании языка синтагматические отношения позволяют одновременно использовать две и более единицы языка.

Синтагма — это интонационно-смысловое единство, которое выражает в данном контексте и в данной ситуации одно понятие и может состоять из одного слова, группы слов и целого предложения.

Синтагматика включает в себя языковые правила сочетаемости одноуровневых единиц языка и их реализаций в речи. элементарное синтагматическое отношение двучленно: например, согласный + гласный в слоге, словообразовательная основа + словообразовательный аффикс, подлежащее + сказуемое и др.

Различие синтагматики и парадигматики можно разъяснить на таком примере. Форма слова дорогу (вин. п. ед. ч.), с одной стороны, вызывает в памяти другие формы данного слова (дорога, дорогой, дорогами и т. п.) и близкие по значению слова (путь, стезя, шлях). Названные формы слова являются падежными; они относят существительное дорога к определенному типу и парадигме склонения. Слово дорога и близкие ему по значению существительные образуют синонимическую группу, которая построена на парадигматических отношениях лексических значений.

С другой стороны, форма дорогу может сочетаться с глаголами, прилагательными и существительными: вижу (переходит, строят и т.п.) дорогу; широкая (лесная, летняя и т.п.) дорога; дорога полем, дорога в поселке, дорога товарища и т.п. Приведенные словосочетания обнаруживают формальные и смысловые связи слов, построенные на синтагматических отношениях.

парадигматика — система форм одного и того же слова — (например, существительное изменяется по падежам, числам — вместе это парадигма — то есть это формы одного и того же слова). Синтагматика — сочетаемость слов друг с другом — н-р, сущ. может сочетаться с прилагательным, местоимением и т.д., то есть линейные отношения — это синтагматические.

Грамматические единицы языка находятся в определенных отношениях друг с другом. Эти отношения двойственны: во-первых, это отношения соседствующих единиц, которые выстраиваются в последовательно развертывающийся ряд, в цепочку, т.е. линейные отношения; во-вторых, это отношения единиц, тесно связанных друг с другом в границах данного грамматического класса и представляющих собой системные видоизменения (модификации) какой-то одной единицы, т.е. нелинейные отношения. Линейные отношения называются синтагматическими, нелинейные — парадигматическими. В синтагматические отношения вступают в слове его значимые части — корень и аффиксы, основа и окончание (при-ход-н-ый, у-мой-ся). Синтагматическими являются отношения между словами и словоформами в составе словосочетания (новая книга, дорога к дому, петь песню), в союзных соединениях слов (отец и мать, читать и писать), между членами предложения, между простыми предложениями в составе сложного, в бессоюзных соединениях предложений. При синтагматической связи между сочетающимися единицами возникают разнообразные отношения, но это отношения между разными единицами: между разными частями слова, между разными словами или словоформами, между разными предложениями (исключение составляют все случаи повторов, где в синтагматические отношения вступают формы одного и того же слова). В синтагматические отношения могут вступать несколько единиц: две и более. На основе этих отношений строятся все мотивированные (производные) слова и все виды синтаксических соединений — от минимального сочетания слов до сложного предложения и развернутых текстовых последовательностей.

Парадигматические отношения — это отношения между разными выявлениями в языке одной и той же единицы: между морфемой и морфом, между формами одного и того же слова, между формами одного и того же предложения. В парадигматических отношениях форм слов или синтаксических конструкций выявляются разные грамматические значения одной и той же единицы. Так, например, в падежной парадигме имени существительного выявляются разные значения его форм (абстрактные падежные значения); в спряжении глагола в настоящем и будущем времени выявляются его разные личные и числовые значения, в прошедшем времени — разные родовые и числовые значения, а в парадигме форм наклонения — разные модальные значения (изъявительности, сослагательности, побудительности); в парадигме предложения выявляются его разные объективно-модальные значения.

Как синтагматические, так и парадигматические отношения принадлежат системе языка, организуют ее.

Синтагматические и парадигматические отношения в языке

Дай мне белый бумагу» — так сказать нельзя. Надо: белую бумагу. Словоформа бумагу требует, чтобы с ней была связана словоформа белую. Значит, есть законы связи грамматических единиц. Нельзя сказать «темно-коричневые глаза», говорят карие. Здесь законы связи уже не грамматические, а лексические: одно слово не хочет быть соседом «неположенного» слова.

Есть законы синтаксических связей. Нельзя сказать: «Танцуя, музыка была слышна во всех концах зала». Здесь синтаксически неверно употреблено деепричастие.

Есть законы фонетических связей. В русском языке не могут быть рядом [з] + [к]. А перевозка? Нагрузка? Морозко? Везде сочетание [ск], а [зк] нигде нет.

Итак, в тексте единицы могут быть связаны правильно или неправильно. Следовательно, есть языковые законы связи единиц в тексте. Эти законы называются синтагматическими (от греч. syntagma—«вместе построенное»). Сочетания словоформ (т.е. грамматических форм слов), сочетания морфем, сочетания частей предложения, сочетания слов — это синтагмы.

Но связи между единицами языка могут быть не только синтагматическими. Словоформа дом связана со словоформами дома, дому, домом. Эта связь основана не на том, что единицы «соседствуют», образуют в одном контексте единство. А на чем?

В одних случаях друг с другом связаны единицы, которые встречаются в одинаковой, в одной и той же позиции — в одном окружении.

Например, падежные формы:

посылаю хлеб вин. п.

посылаю хлеба род. п.

посылаю отцу дат. п.

посылаю почтой тв. п.

посылаю на самолете предл. п.

Обратите внимание: все падежные формы отличаются друг от друга и по звучанию, и по значению. Например, послал хлеб — в значении «весь»; послал хлеба — в значении «часть»; и та и другая форма называет объект действия; посылаю отцу — форма падежа называет адресат.

Все формы косвенных падежей, как видно, могут быть при одном глаголе — в одной позиции. Потому они и выступают как разные падежные формы, что мы можем их сравнить и противопоставить при одном и том же окружении — в одной позиции. Это — парадигма (от греч. paradigma—«образец»).

В других случаях единицы связаны потому, что они не могут быть в одной позиции. Например: я иду — ты идешь — он идет. Формы иду — идешь — идет требуют разных подлежащих, разного окружения, т. е. разных позиций. В одной позиции, при одном подлежащем они невозможны. И это тоже парадигма. В этом понимании парадигма — это совокупность единиц, которые меняются в зависимости от позиций (см. Дистрибутивный анализ).

В чем различие между этими парадигмами? Одинаково ли их отношение к синтагмам? Единого мнения на этот счет сейчас у лингвистов нет. Дело требует изучения.

Издавна принято парадигмой называть серии падежных форм или личных форм у глагола. Современное языкознание распространило это понятие на другие единицы языка. Например, возможны парадигмы звуков, предложений и т. д.

Противопоставление парадигматических и синтагматических связей было введено в науку Ф. де Соссюром; оно многое объяснило в строении языков, но и само пока еще нуждается в дальнейшем уточнении.

Один студент-филолог так объяснял другому, что такое синтагма и парадигма: «Все, что хочется написать в строку,— синтагма. Все, что хочется написать столбиком или в виде таблицы,— парадигма». Смешное и простодушное объяснение, но для самого первого знакомства с синтагмой и парадигмой оно годится.

Синтагматические и парадигматические отношения единиц языка

Парадигматические отношения — это те отно­шения, которые объединяют единицы языка в группы, разряды, категории. На парадигматические отношения опираются, напри­мер, система согласных, система склонения, синонимический ряд. При использовании языка парадигматические отношения позво­ляют выбрать нужную единицу, а также образовывать формы и слова по аналогии.

Парадигмой называют отношения между единицами, которые могут занять место друг друга в одной позиции. Например, Роста он был высокого (среднего, низкого), слов-о, слов-а, слов-у и т.д. В этих примерах лексемы высокий, низкий, средний и флексии -о, -а, -у сводят в один парадигматический ряд.

Синтагматические отношения объединяют единицы языка в их одновременной последовательности. На синтагматиче­ских отношениях строятся слова как совокупность морфем и сло­гов, словосочетания и аналитические наименования, предложения (как совокупности членов предложения) и сложные предложения. При использовании языка синтагматические отношения позволяют одновременно использовать две и более единицы языка.

Синтагма – это интонационно-смысловое единство, которое выражает в данном контексте и в данной ситуации одно понятие и может состоять из одного слова, группы слов и целого предложения.

Синтагматика включает в себя языковые правила сочетаемости одноуровневых единиц языка и их реализаций в речи. элементарное синтагматическое отношение двучленно: например, согласный + гласный в слоге, словообразовательная основа + словообразовательный аффикс, подлежащее + сказуемое и др.

Различие синтагматики и парадигматики можно разъяснить на таком примере. Форма слова дорогу (вин. п. ед. ч.), с одной стороны, вызывает в памяти другие формы данного слова (дорога, дорогой, дорогами и т. п.) и близкие по значению слова (путь, стезя, шлях). Названные формы слова являются падежными; они относят существительное дорога к определенному типу и парадигме склонения. Слово дорога и близкие ему по значению существитель­ные образуют синонимическую группу, которая построена на пара­дигматических отношениях лексических значений.

С другой стороны, форма дорогу может сочетаться с глаголами, прилагательными и существительными: вижу (переходит, строят и т.п.) дорогу; широкая (лесная, летняя и т.п.) дорога; дорога полем, дорога в поселке, дорога товарища и т.п. Приведенные словосочетания обнаруживают формальные и смысло­вые связи слов, построенные на синтагматических отношениях.

парадигматика — система форм одного и того же слова — (например, существительное изменяется по падежам, числам — вместе это парадигма — то есть это формы одного и того же слова). Синтагматика — сочетаемость слов друг с другом — н-р, сущ. может сочетаться с прилагательным, местоимением и т.д., то есть линейные отношения — это синтагматические.

№9. Консонантное и слоговое письмо

Консонантное письмо

Алфавит, которым мы пользуемся (а также латинский алфавит), включает как буквы, соответствующие согласным звукам (например, п, т, к), так и буквы, соответствующие гласным звукам (например, а, и, у). Системы письма, основывающиеся на подобных алфавитах, принято называть консонантно-вокалическими, т. е. согласно-гласными. Наряду с консонант-но-вокалическим существуют и другие виды письма, в частности консонантное письмо, т. е. письмо, в котором есть буквы для всех согласных звуков и обычно нет специальных букв для гласных звуков, хотя, как известно, они имеются во всех языках.

Некоторое представление о консонантном письме мы можем получить, если из предложения Книга лежит на столе исключим все буквы, обозначающие гласные звуки. В результате возникает очень странное, непроизносимое предложение Кнг лжт н стл, которое мы скорее всего воспринимаем как зашифрованное высказывание. Чтобы прочесть это высказывание, нужно, воспользовавшись ключом к шифру, восстановить все пропущенные буквы Таким образом, чтение текстов, написанных консонантным письмом, всегда включает элемент дешифровки. Из сказанного ясно, что консо-нантно-вокалическое письмо, в котором ничего не нужно дешифровывать, более удобно, чем консонантное письмо.

Вместе с тем в истории письменности консонантному письму принадлежит выдающаяся роль. Это древнейшая разновидность буквен-но-звукового письма. Впервые отдельные кон-соиантно-звуковые знаки появились еще в египетском идеографическом письме, а в чистом виде консонантное письмо возникло со второй половины II тысячелетия до н. э. у западносе-митских народов: финикийцев, угаритян и хана-неев, населявших восточное побережье Средиземного моря. Одновременно или чуть позже консонантное письмо появилось у южносемитских народов, проживавших на Аравийском полуострове в царствах Майн, Катабан, Хад-рамаут

Довольно широко консонантное письмо распространено и в современном мире. Им пользуется примерно 10% населения Земли, в частности арабские народы, живущие в странах Азии и Африки (Ирак, Сирия, Ливан, Палестина, Саудовская Аравия, Йемен, Египет, Ливия, Алжир, Тунис, Марокко и др.), а также евреи, живущие в государстве Израиль

Насколько можно судить, консонантное письмо не случайно возникло именно у семитских народов. Этому способствовало специфическое звуковое своеобразие семитских языков.

Во-первых, в семитских языках относительно много согласных и мало гласных. Например, в арабском языке 28 согласных и 6 гласных. Во-вторых, семитское слово, как правило, начинается с согласного, а не с гласного. В-третьих, корень семитского слова обычно состоит из согласных, преимущественно из трех, и, следовательно, лексическое значение любого знаменательного слова выражается только согласными, тогда как грамматические значения выражаются гласными и немногими согласными Рассмотрим трехсогласный корень на примере арабского корня К Т Б, имеющего лексическое значение «писать». Этот корень является общим для многих слов и словоформ, в том числе для таких, как КаТаБа — «он написал», КуТиБа — «он написан», йаКТуБу —

«он пишет», йуКТаБУ — «он_пишется», КаТи-Бун — «пишущий», маКТу Бун — «написанный», >аКТаБа — «он заставил написать», КиТаБун — «книга», КуТуБун — «книги».

В-четвертых, для семитских языков мало характерна омонимия корней типа арабских РиДЖЛун — «нога» и «стая», т. е. каждый корень имеет обычно одно значение, что определяется широкими возможностями образования различных корней, состоящих из согласных. Если, например, принять, что арабские корни состоят только из трех согласных, то тогда теоретически в арабском языке может быть столько корней, сколько существует различных комбинаций из 28 согласных, взятых по три.

На основе консонантного письма возникли и развились все известные консонантно-вокали-ческие системы письма, и в частности греческое письмо, от которого ведут происхождение все системы письма европейских народов.

Слоговое письмо

Слоговое письмо состоит из таких знаков (слоговых букв), которые соответствуют целому слогу, т. е. чаще всего нескольким звукам сразу. Если, пользуясь каким-либо слоговым письмом, написать слово мама, то оно будет состоять из двух одинаковых букв, каждая из которых обозначает слог ма.

Первые слоговые знаки возникают в процессе развития идеографического письма, в котором каждый знак соответствует значению слова. Постепенно отдельные идеографические знаки начинают утрачивать связь со значением слова, сохраняя лишь свое звучание (чтение), и превращаются тем самым в фонетические (звуковые) знаки. Такой процесс обычно возникает, если в языке, который обслуживается идеографическим письмом, довольно много односложных слов. Именно таким был, например, шумерский язык, и поэтому в шумерском идеографическом письме активно начинают возникать слоговые знаки. Как это происходило, можно понять из следующего примера. В шумерском письме был знак ^ для слова стрела, которое по-шумерски произносилось [ti], т. е. было односложным. Со временем этот знак стал обозначать слог ti в разных словах. Слоговые знаки преимущественно использовались для обозначения грамматических показателей и служебных слов, т. е. наиболее часто повторяющихся элементов текста, тогда как основы слов, как и ранее, продолжали обозначаться с помощью идеографических знаков.

Появление слоговых знаков можно рассматривать как качественный и количественный скачок в истории развития письма. Качественный — потому, что слоговые знаки — это первые знаки, связанные только со звучанием и свидетельствующие тем самым, что уже начало осознаваться членение слов на слоги. Количественный — потому, что слогов в любом языке значительно меньше, чем слов и даже морфем, и, соответственно, в письме на смену очень большому числу идеографических знаков приходит ограниченное количество слоговых знаков.

Идеографическое письмо со слоговыми знаками в свое время было довольно широко распространено. Им пользовались, в частности, в Шумере, Вавилоне, Ассирии, Хеттском государстве, царстве Урарту (III— конец I тысячелетия до н. э.).

Однако идеографическое письмо не превратилось в чисто слоговое или хотя бы в преимущественно слоговое письмо. Существующее в наши дни слоговое письмо возникло иначе, а именно путем вокализации консонантного письма, т. е. тогда, когда уже осознавалось деление слов не только на слоги, но и на звуки.

Наиболее характерные черты слогового письма заключаются в следующем: 1) каждый письменный знак соответствует слогу, 2) основу слогового знака составляет графический элемент, обозначающий согласный звук, 3) гласные обозначаются графическими элементами, добавляемыми к основе слогового знака, причем одинаковые гласные обычно обозначаются одним и тем же графическим элементом.

Известны две разновидности слогового письма: эфиопское и деванагари, используемое в Индии. Мы рассмотрим более подробно эфиопское письмо, которое появилось на базе южноаравийского консонантного письма у семитских племен, переселившихся в начале н. э. из Южной Аравии на территорию современной Эфиопии. Это письмо обслуживает эфиопский язык, иначе — геэз — язык эпиграфических и литературных памятников IV—XX вв. Разговорным эфиопский язык перестал быть уже к X—XI вв. В настоящее время этим языком пользуется только церковь. В XVII в. эфиопское письмо было приспособлено для амхарского языка, ныне государственного языка Социалистической Республики Эфиопии.

Эфиопский алфавит состоит из 26 основных слоговых букв, соответствующих 26 согласным эфиопского языка. Каждая буква реализуется в виде семи вариантов (типа С + Г) — по числу эфиопских гласных (о, и, I, о, е, е, о). Всего, таким образом, эфиопский алфавит содержит 26×7 = 182 знака.

По сравнению с консонантным южноаравийским алфавитом эфиопский слоговой является значительно более удобным, ибо в процессе чтения не нужно заниматься дешифровкой написанного. Однако он имеет свои недостатки. Во-первых, в нем нет знаков, обозначающих удвоение согласных, которое достаточно широко распространено в эфиопском языке, а во-вторых, нет специальных знаков для обозначения согласного, закрывающего слог. В последнем случае выходят из положения следующим образом: используется вариант буквы С + е, который, таким образом, альтернативно выполняет две функции: обозначает С—е и отсутствие гласного после согласного. Например, слово medr — «земля» пишется тремя буквами типа С + е: me-de-re.

Будучи более совершенным, чем консонантное, слоговое письмо в свою очередь уступает в удобстве консонантно-вокалическому письму.

Метки:История, Словообразование, Словоформы, Слоги, Языкознание

№10. Понятие языковой и литературной нормы. проблема кодификации литературной нормы.
Норма-это правила.Существуют орфографические правила,морфологические правила,синтаксические правила.КОДИФИКАЦИЯ-фиксация нормы в различного рода справочниках,нормативных изданиях.Литературная норма всегда КОДИФИЦИРОВАНА. То есть,литературный язык всегда кодифицирован.Но не только литературный язык.Это относится к любой форме национального языка.Правда,никто и никогда не занимался созданием для них нормы.Специально занимались только нормами литературного языка.
НОРМА ИЗВЛЕКАЕТСЯ ИЗ НАИБОЛЕЕ РАСПРОСТРАНЕННЫХ РЕЧЕВЫХ ПРИВЫЧЕК ОБРАЗОВАННЫХ ЛЮДЕЙ.
Частотность употребления не всегда делает этот вариант нормативным-«Кто крайний?»-не нормативный вариант. Опираемся мы на речь ТОЛЬКО ОБРАЗОВАННОЙ ЧАСТИ НАСЕЛЕНИЯ.
Создание нормы-дело тонкое.Требует учета не только наибольшего распространения,но и ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ЯЗЫКА.
Сейчас не говорят:»г-г-город»(мягкое «г»),в начале 20-х годов говорили.Это было нормой.
ВТОРОЙ МОМЕНТ.СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА ТОГО ИЛИ ИНОГО ЯЗЫКА.
В донациональную эпоху образованной была только верхушка аристократии.Когда пришла национальная эпоха,началось образование.Общедоступным стало среднее,высшее образование.Социальная база значительно увеличилась.Кроме того,СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ,которые несут нормы литературного языка.Доступность средств массовой информации.
ТРЕТИЙ МОМЕНТ.В функциональном отношении литературный язык был ограничен.ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ НЕОГРАНИЧЕННОСТЬ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ.И как язык науки,и как публицистический,и как разговорный.
До середины 20-го века понятие литературного языка было МОНОЛИТНЫМ.Дальше-все больше различий между книжно-письменным и устно-разговорным.Эти различия затрагивают различные функциональные структуры.
Для книжно-письменного совершенно не характерен ЗВАТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ-«Маш,мам,Ген. Устная речь характеризуется СПОНТАННОСТЬЮ.Отсюда и проистекают различия.Для устно-разговорного языка характерны ЭЛЛИПТИЧЕСКИЕ КОНСТРУКЦИИ.Для книжно-письменного языка характерны БОЛЬШИЕ ПЕРИОДЫ,ПРИЧАСТНЫЕ ОБОРОТЫ,ДЕЕПРИЧАСТНЫЕ ОБОРОТЫ,ПРИДАТОЧНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ.
В разговорной речи глаголы непереходные используются ,как переходные глаголы:»ПОСТУПИТЬ РЕБЕНКА В ВУЗ»,
Существует 2 варианта:
1.Кодифицированный литературный язык.
2.Разговорный литературный язык.(1)-книжно-письменный.
НОРМЫ БЫВАЮТ:
1.Императивными или строго-обязательными.Всякое нарушение этой нормы свидетельствует о том,что человек недостаточно владеет этим языком(правила согласования,правила спряжения глаголов,правила склонения существительных).
2.Факультативными,не строго обязательными.Несколько нормативных вариантов.Для понятия «нормы» эта ситуация нетипична.Значит,НОРМА ОКОНЧАТЕЛЬНО НЕ СФОРМИРОВАЛАСЬ. Не устоялась.Кофе-по ряду признаков подходит к среднему роду.»В отпуске» или «В отпуску»
Наличие 2-х нормативных вариантов-НЕ ПОРЯДОК. Либо -оттенки в значении будут разными,либо- стилистически один будет относится к книжно-письменному варианту,а другой-к литературному.
НОРМА присуща любой форме национального языка. Если бы этого не было-люди бы не понимали друг друга.
НОРМА ДИАЛЕКТОВ складывается стихийно.Ею никто не занимается.Не кодифицирована.Не существует словарей,грамматик.(Нелитературные формы-наречия,говоры,жаргоны).Они существуют только в устной разговорной речи.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК=Литературный язык+внелитературные разновидности(арго,говоры,жаргоны,наречия,ремесленные языки)Наиболее употребительными являются ДИАЛЕКТЫ.ГОВОР-более мелкая форма,чем диалект.Внутри диалекта-несколько говоров.
НАРЕЧИЕ.В понятие наречия входит несколько диалектов.
В чем заключаются противопоставления:
1.Функциональные. За диалектом закреплена функция бытового общения(В фольклоре,произведениях народного эпоса).
2.Диалект является территориально ограниченным.Литературный язык распространен по всей территории государства..
3.Носителями диалекта являются ТОЛЬКО жители сельской местности.
Мы строим свою речь в соответствии с правилами.Те,кто недостаточно владеют литературным языком,говорят на ПРОСТОРЕЧИИ.
Люди постоянно мигрируют.Чаще-из сельской местности-в город.
Различия литературного языка и диалекта проявляется на всех уровнях.(фонетический,синтаксический и т.д.)
Немецкий литературный язык формировался на базе скрещивания нескольких диалектов.Земли в Германии обладают гораздо большей автономностью.
СЛОЖНОСТЬ В ИЗУЧЕНИИ ДИАЛЕКТА-ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГРАНИЦ РАСПРОСТРАНЕНИЯ того или иного диалекта.Для Германии очень характерна диалектическая раздробленность.
Французы считала,что диалект-история этой страны.При распространении литературного языка идет вытеснение диалектов.
Методы изучения:ЖУЛЬЕРОН(француз)-метод непосредственного общения с носителями диалекта.У немцев-метод анкетирования.
Проблема изучения диалекта-определение границ распространения диалекта.Например.Данный диалект обладает 10-ю признаками.А если в местности-только 5 признаков??Включать в диалект. Лингвист ПИКТЭ назвал это явлением диалектической непрерывности.Все языки находятся в постоянном взаимодействии,в постоянных контактах.Диалект А контактирует с диалектом В.Диалект А характерен набором признаков-a,b,c,d.Диалект В обладает набором-c,d,e,f.Диалект С имеет признаки и А,и В.
Все языки,все диалекты взаимодействуют-это есть ЯВЛЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ НЕПРЕРЫВНОСТИ.
Поэтому изучают диалекты НЕ ПО СОВОКУПНОСТИ ПРИЗНАКОВ,А ПО ОТДЕЛЬНЫМ ПРИЗНАКАМ.Эта линия на карте,которая соединяет места распространения диалекта называется ИЗОГЛОССОЙ.ИЗОГЛОССА-ГРАНИЦА РАСПРОСТРАНЕНИЯ ОДНОГО ПРИЗНАКА ДИАЛЕКТА.
На карте изоглоссы лежат плотно,очень кучно.На другой карте-редко.
В ТОЙ МЕСТНОСТИ,ГДЕ ПУЧКИ ИЗОГЛОСС-ЦЕНТР РАСПРОСТРАНЕНИЯ КАКОГО-ЛИБО ДИАЛЕКТА.Где редко-периферия.Это имеет отношенияе к диалектам территориальным.СУЩЕСТВУЮТ И СОЦИАЛЬНЫЕ ДИАЛЕКТЫ.
ЖАРГОНЫ.Это такая разновидность языка,которая проявляется в сфере лексики.Они не образуют подсистемы.Жаргоны не имеют даже намека на сокращение.Количество жаргонов увеличивается.(жаргоны школьников,студентов,жаргоны болельщиков,жаргоны деклассированных элементов-жаргоны АРГО.
АРГО-тайный жаргон.Для него характерны не только специфическая лексика,но и морфология.
РЕМЕСЛЕННЫЕ ТАЙНЫЕ ЯЗЫКИ-тоже АРГО.Язык розничной торговли-ОФЕЙНИ.НИЩИЕ-профессионалы тоже имеют свой профессиональный тайный язык.Зафиксирован в 14веке в Германии.
Ремесленные языки возникли в эпоху средневековья,цеховой замкнутости,для сохранения своих профессиональных секретов.В России возник сначала в Суздальском княжестве.Еще в 60-е годы обнаруживали отголоски этого языка.ОФЕЙНЯМ нужно было сохранять в тайне траектории своих перемещений.

№ 11. Фонетика как раздел языкознания.

Фонетика — наука, изучающая звуки речи и звуковое строение языка (слоги, звукосочетания, закономерности соединения звуков в речевую цепочку).

Разделы фонетики: общая фонетика, описательная фонетика, историческая фонетика, сопоставительная фонетика, орфоэпия и т.д.

Общая (сопоставительная)фонетика позволяет выделить звуковые особенности, которые присущи всем языкам (универсалии). Например, во всех языках мира есть гласные и согласные и т.д.

Описательная фонетика изучает звуковой строй.

Историческая фонетика изучает, как изменялся звуковой состав языка.

Сравнительная фонетика изучает звуковой состав в родственных языках.

Орфоэпия — наука (раздел фонетики), занимающаяся нормами произношения, их изучением, обоснованием и установлением (одно из определений данного понятия в интернете).

Основным объектом фонетики является звук — акустическая фонетика изучает высоту, долготу, диапазон колебаний. Артикуляционная фонетика изучает, как произносятся те или иные звуки.

Наряду с артикуляционным и акустическим подходами к изучению звуков существует функциональный подход. Этим аспектом в 30-е годы 20 в. занимался Трубецкой. Ученый, который основал раздел фонетики – фонология. Фонология изучает, какие функции выполняет звук. Фонология определяет то, чем является фонема и дает понимание того, как надо произносить звуки. Отечественный лингвист Бодуэн Де Куртене впервые разграничил звук и фонему (психический эквивалент звука). Психический эквивалент звука – потому что заложен в сознании.

(Фонема — (от греч . phonema — звук), единица языка, которая служит для различения слов или морфем.Морфема– это минимальная значимая часть слова (корень, приставка, суффикс, окончание).

Фонетика изучает просодические явления: интонация, ударение, аспирация, слог.

Кроме того, фонетика изучает фонетические процессы: редукцию, оглушение, ассимиляцию, диссимиляцию и т.д.

Звуки.

Например, при произнесении гласного звука нет преграды. Речевой аппарат напряжен равномерно. При произнесении согласного – неравномерно. Нужно применять усилие при произнесении.

Гласные звуки произносятся с голосом. Согласные – шумом. Гласные – слогообразующие, согласные – неслогообразующие.

Исключение – сонорные согласные. Могут быть слогообразующими: м, н, л, р (Хорватия, Чехия, Сербия). В литературном языке этих народов сонанты являются слогообразующими, а в русском литературном языке сонанты не являются слогообразующими.

12. Грамматическое значение и грамматические способы (средства) его выражения.

Грамматика — конкретный грамматический строй языка, который включает и средства словообразования и т.д.

• грамматическое значение
• грамматическая форма
• грамматические способы (средства)
• грамматическая категория

Почти любое слово содержит два значения: лексическое и грамматическое. Если лексическое значение слово индивидуально, конкретно, то грамматическое значение неиндивидуально, оно абстрактно, оно будет общим для целого ряда однотипных слов, всегда имеет формальные средства своего выражения. Грамматическое значение всегда определенным образом формально выражено. Оно связано с грамматическими формами, через которые оно выражается.

Средства (способы) языка:

Грамматические средства функционально равнозначные аффиксам:

• внутренняя флексия – значимые чередования согласных, гласных внутри корня (внешняя флексия – окончания) – например, man – men, foot – feet, read – read, сон – сна, есть языки, в которых все значения передаются только внутренней флексией, например арабский.
• супплетивизм – средство, когда грамматическое значение передается с помощью другого корня (ребенок – дети, человек – люди, брать – взять, я – мы, я – ты – он, хороший — лучший)
• редупликация – повторение либо целого, либо корня, либо части слова: куни (страна) – гунигуни (страны) (япон.), у прилагательных: добрый – предобрый.
• сложение – способ словообразовательный, способ образования новых слов: паровоз, водовоз. Есть языки у которых все словообразование сводится к сложению.
• служебные слова – грамматическое значение передается не внутри слова, а за его пределами: артикли (число), предлоги (подчинительные отношения между словами в предложении), послелоги (в тех языках, где нет префиксов): Бога ради, союзы (сочинительные отношения, между словами), частицы (наклонение), вспомогательные глаголы (время).
• порядок слов– может использоваться как словообразовательное средство, так и грамматическое значение, например, мама любит дочь.
• интонация – изменение модуляции голоса (в языке индейцев ХИЛ с нисходящей интонацией – песня, ХИЛ с восходящей – пой, используется для выражения отношения говорящего к предмету речи.
• ударение– средство, которое может использоваться как словообразовательное (замок – замок) и словоизменяющиеся (руки – руки)

Самый распространенный способ – аффиксация (выражение грамматического значения с помощью аффиксов), например, у глаголов: вид, время, лицо, число; у существительных: род, падеж.

В зависимости от выражаемого значения постфиксы подразделяются на суффиксы (имеющие деривационное, то есть словообразовательное значение) и флексии (имеющие реляционное, то есть указывающее на связь с другими членами предложения, значение).

Суффикс передаёт и лексическое, и (чаще) грамматическое значение; может перевести слово из одной части речи в другую (транспонирующая функция).

Флексии — словоизменяющие аффиксы. Традиционное название флексий русского языка — окончания, так как они в основном располагаются в самом конце слов (внешняя флексия), foot-feet – внутренняя флексия.

Грамматические значения могут выражаться изменениями звукового состава самого корня. Или иначе – внутренней флексией. Но не все изменения корня внутренняя флексия. Для этого надо уметь различать разные типы чередований звуков.

Типы:

Фонетические – когда изменение звучания обусловлено позицией (воды-вода, друг-друга, лоб-лобный);

Нефонетические – изменение звучания не зависит от позиции, а чередуются разные фонемы (друга-друзей-дружный);

Морфологическое чередование обязательно по традиции (пень-пня, лоб-лба). Все эти чередования есть явление внутр. флексии; о Граммат. способы для всех языков одинаковы, но языки могут пользоваться и всеми и только некоторыми из них.

1. Аффиксация. Аффиксы – это морфемы с грамматическим значением. Они не служат вне слов, они сопровождают корень, служа для словообразования и словоизменения. П р е ф и к с ы — перед корнем, п о с т ф и к с ы — после корня. Постфиксы делятся на суффиксы и флексии, деление по принципу грамматического значения; суффиксы – это словообразовательные аффиксы, а флексии — словоизменительные. Во многих языках большую роль играют нулевые аффиксы — отсутствие аффикса в одной форме парадигмы и наличие в другой (рог-рога-рогу).

2. Агглютинация (приклеивание) ( вязать –развязать – развязка) и ф у з и я — (сплав) (богатство, резчик), т.е. при фузии аффиксы и внешне и внутренне тесно спаиваются с корнями и др. с другом и в составе этих сплавов как бы затухают.

3. Чередования и внутренняя флексия.

Грамматич. значения могут выражаться изменениями звукового состава самого корня, или, иначе, внутренней флексией. Чередования звуков (т.е. взаимная замена на тех же местах, в тех же морфемах) могут быть :

— Фонетические — чередуются варианты одной и той же фонемы без изменения состава фонем в морфемах;

— Нефонетические — чередуются разные фонемы (друга-друзей-дружеский). Среди нефонетич.: морфологический — чередование обязательно по традиции, но не для выразительности (Пень-пня, пеку-печешь, простой-упрощение); грамматические — такое чередование само может быть достаточным для образования словоформы (сушь-сух, дик-дичь, избежать-прибежать). Это и есть внутренняя флексия.

4. Повторы — состоят в полном или частичном повторении корня, основы или целого слова без изменения звукового состава или с частичным изменением его. В некоторых языках для выражения множеств. числа, как средство усиления данного сообщения (Ни-ни, давно-давно), звукоподражательные повторы.

5. Способ сложения — в одной лексеме соединяются корень с корнем, как полные так и усеченные (спаси бог-спасибо, прячь нос фр. –кашне), может быть через соединит. гласную (землемер, пароходство) и без соединит. гласной (колхоз, наркомат).

6. Способ служебных слов — они освобождают знаменательные слова от выражения грамматики:

— предлоги — выражают подчинительные отношения между членами предложения (еду в метро, смотрю на тебя);

— артикли — не во всех языках; признак имени, различение определенности и неопред., различение рода (в немецком), различение числа ( во фр.).

7. Способ ударения: в русском — разные слова от различного ударения: высыпать-высыпать; для различения кратких прилагательных и наречий: узко- узко.

Обнаружено на материале индоевропейских языков.

13. Стилистическая дифференциация литературных языков. Стили функциональные, стили исторические и т.д. Учение о трёх стилях.

В каждом выработанном литературном языке словарный состав распределяется стилистически (лит. язык – см в.7). Есть слова нейтральные, т.е.такие, которые можно употреблять в любом жанре и стиле речи (в устной, письменной, в статье, в стихах и т.п.). Это прежде всего слова основного словарного фонда в прямых значениях. По сравнению с такими нейтральными стилистически неокрашенными словами иные слова могут быть или высокого стиля (чело, очи, почивать) или низкого (брюхо, жрать). Здесь оправдывает себя Ломоносовская «теория трех стилей»: она дает важное теоретическое зерно — стили речи соотносительны, любой стиль прежде всего соотнесен с нейтральным, нулевым; прочие стили расходятся от этого нейтрального в противоположные стороны: одни с коэффициентом плюс как «высокие», другие – с коэф. минус как «низкие».

В пределах одного и того же стиля (кроме нейтрального) могут быть свои подразделения: в высоком – поэтический, риторический, патетический, специально-технический; в низком – разговорный, фамильярный, вульгарный.

Источники высокого стиля: славянизмы (уста, почил), международные слова (не мир – а космос, не ввоз — а импорт), источники низкого стиля: просторечие, диалекты, жаргон.

Литературному языку присуща дифференциация функциональных стилей, т. е. способов его использования в разных сферах письменного и устного общения — деловой, научной, публицистической, обыденной разговорной и т. п.

• возвышенный, включая поэтизмы (лик, почить, очи)
• нейтральный, включая межстилевую или общеупотребительную лексику (лицо, умереть, глаза)
• нейтрально- просторечный, включая разговорно-бытовую лексику (физиономия)
• грубо просторечный (морда, рыло, подохнуть, зенки, буркалы).

Литературному языку противостоят:

в социальном плане — внелитературные разновидности национального языка —

• просторечие, свойственное полуобразованным слоям городского населения, не овладевшим нормами литературного языка; оно не имеет никакой территориальной привязки. Просторечие занимает промежуточное положение между литературным языком и диалектом;

• жаргоны — совокупность языковых элементов, лексических и словообразовательных, свойственных определенной возрастной или профессиональной группе людей. Признаки жаргона: социальная ограниченность, спонтанное возникновение, не тайный язык, знак принадлежности к «своим» (к определенной группе или среде). Разновидность жаргона — арго, создается искусственно для целей конспирации. Слова, попавшие из жаргонов в литературный язык, называются жаргонизмами;

в территориальном плане — множество территориальных диалектов, на которых говорят носители языка, проживающие на определенных территориях.

Существуют также полудиалекты — формы языка, образованные в результате сближения (конвергенции) диалектов на территории, прилегающей к крупному центру.

Учение о трех стилях – высоком, среднем и низком – известно было еще в античной риторике – науке о красноречии.

КЛАССИФИКАЦИЯ РАЗЛИЧНЫХ СТИЛЕЙ(ЭПОХА АНТИЧНОСТИ).

За каждым стилем закреплены произведения различного жанра.

1произведения-БУКОЛИКИ-Буколич. произведения повествуют о мирной жизни пастушек и пастухов(НИЗКИЙ СТИЛЬ)

2.произведения-ГЕОРГИКИ-о тяжелой мирной жизни кат. крестьян(СРЕДНИЙ СТИЛЬ)

3.произведения-ЭНЕИДА(жизнь ЭНЕИ после падения(ВЫСОКИЙ СТИЛЬ).

В произведениях особого стиля должно учитываться:1.Кто герой.2.Какие животные фигурируют(конь,мечь-высокий стиль).

Пушкин нарушил правила КОлеса Виргилия(ТАТЬЯНА-не есть имя героини-дворянки)

АРИСТОТЕЛЬ дал полную классификация метафор-в произведениях какого стиля может использоваться та или иная метафора.

На русской почве оно было развито замечательным ученым и поэтом М. В. Ломоносовым. Суть Ломоносовской теории трех штилей (как она называлась) состояла в том, что все средства книжного и разговорного языка были разделены по трем разрядам. Для каждого литературного жанра была указана мера употребления народных и книжных (для того времени – церковно-книжных) слов и выражений.

В рассуждении «О пользе книг церковных в Российском языке» М. Ломоносов писал: «Как материи, которые словом человеческим изображаются, различествуют по мере своей разной важности, так и Российский язык через употребление книг церковных по приличности имеет разные степени: высокий, посредственный и низкий. Сие происходит от трех речений Российского языка».

6.2. Синтагматика полнозначных слов в простом предложении

6.2.1. Комбинаторика полнозначных слов в простом предложении.

6.2.1.1. Понятие синтаксемы и синтагмы предложения. Комбинаторика полнозначных слов в простом предложении заключается в их группировке в пределах предложения. Такая группировка образует весь лексико-синтаксический состав простого предложения, который при сопровождении определенной интонации выступает в функции минимальной коммуникативной единицы. Общая группировка полнозначных слов состоит из одной или нескольких связанных между собой группировок – синтагм, отражающих непосредственные смысловые связи полнозначных слов в предложении и расчлененно обозначающих фрагменты выражаемого события. В свою очередь, синтагмы образуются из синтаксем – словоформ, вступающих в отношения друг с другом в предложении и обозначающих отдельные компоненты событий.

Синтаксемы включают частеречные и лексические значения слов, значения их грамматических форм и синтаксическую позицию по отношению к другим синтаксемам. Обобщенные по синтаксическим значениям синтаксемы, обозначающие наиболее общие структурные компоненты событий, принято называть членами предложения. Таким образом, комбинаторика полнозначных слов в простом предложении не сводится только к суммированию их значений, а приобретает в предложении семантоко-синтаксические функции, что свидетельствует о ее особом семантическом характере. Например, предложение Он пошел в университет состоит из синтаксем Он в функции субъекта предложения, пошел в функции предиката предложения и в университет в функции локативного обстоятельства. Они образуют синтагмы он пошел, пошел в университет, объединенные в предложении общей синтаксемой пошел.

В русском языке встречаются предложения, состоящие только из одной синтаксемы или включающие одиночную синтаксему, не имеющую «своей» синтагмы. Таковы, например, предложения Зима!; Окрашено (надпись на скамейке); Его вызвали в Москву. Последнее предложение состоит из синтагм Его вызвали, вызвали в Москву, но сама синтаксема вызвали не относится к другой синтаксеме – она одиночна. В таких случаях можно говорить о нулевых синтаксемах, либо выражаемых значимым отсутствием словесной формы (подобно нулевой морфеме) и формой глагола (в предложениях Зима! Его вызвали Москву), либо представленных ситуативно (в предложении Окрашено).

6.2.1.2. Типы и средства выражения комбинаторики полнозначных слов в простом предложении. К типам комбинаторики полнозначных слов в простом предложении относятся: 1) комбинаторика присловных синтаксем, образующих отдельные синтагмы, 2) комбинаторика самих синтагм внутри предложения, 3) комбинаторика синтаксем и синтагм с субъектно-предикатным составом предложения, 4) комбинаторика синтаксем и синтагм с основным составом предложения.

I. Среди типов отношений синтаксем в синтагмах выделяются 1) сочинительный (социативный), 2) подчинительный и 3) координационный типы, и соответственно выделяются синтагмы с сочинительной, подчинительной и координационной связью.

1) Синтагмы с сочинительной связью синтаксем состоят из формально независимых между собой и функционально однородных синтаксем, объединенных друг с другом синтаксической зависимостью от общей синтаксемы: например, В одной избе мелькнул огонек, но скоро погас (Чехов). Он подошел к нему и снял шляпу. Летом мы побывали в разных странах – в Испании, Франции, Италии. Синтагмы с сочинительной связью могут выражать соединительные, противительные, разделительные и другие отношения между синтаксемами. Средствами выражения этих отношений являются соответствующие соединительные (и, ни… ни), противительные (но, а), разделительные (или, либо… либо) и др. союзы, а также интонация (ср. Наступили темные, сырые, холодные вечера).

Функциональная однородность сочинительных синтаксем может быть семантико-синтаксической и смысловой. В большинстве случаев сочинительные синтаксемы выступают в качестве однофункциональных семантико-синтаксических компонентов предложения, которые принято называть однородными членами предложения. Смысловая однородность сочинительных синтаксем заключается в том, что неоднородные семантико-синтаксические компоненты предложения объединяются смысловой общностью: ср. Никто и никогда этого не забудет (никто и. никогда объединяются общим значением усилительной отрицательности); Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь (Пушкин) – чему-нибудь и как-нибудь объединяются общим значением неопределенности; Точка зрения докладчика была принята всеми и сразу (всеми и сразу объединяются общим значением единодушия).

Союзные и бессоюзные синтагмы с сочинительной связью могут комбинироваться между собой и подразделяются на открытые, допускающие потенциально неограниченное количество синтаксем, и закрытые, не допускающие пополнения новыми синтаксемами: ср. В нашем саду растут яблони, груши, сливы, вишни… и В нашем саду растут яблони, груши и сливы. В закрытых рядах порядок следования синтаксем часто не имеет свободного характера и зависит от их лексических значений, выражающих сложный фрагмент события, ср. Он подошел к нему и спросил (но не: спросил и подошел к нему); Она сидела и молчала (но не: молчала и сидела). Эта зависимость следования синтаксем от их лексических значений наблюдается и при отрытых сочинительных связях: ср. Пришел, увидел, победил. Но в закрытых рядах она встречается чаще.

Общая функция синтагм с сочинительной связью заключается в расширении структуры простого предложения для объединения событий, объективно содержащих однородные компоненты, в одно конструируемое собирательное событие: например, предложение Она сидела и молчала выражает два объединенных события, содержащих один и тот же субъект действия Она сидела и Она молчала.

2) Синтагмы с подчинительной связью синтаксем состоят из подчиняющей синтаксемы и подчиненной ей по смыслу и формально синтаксемы (типа мой отец, читаю книгу, бежать быстро). В зависимости от способов выражения подчинительной связи различаются синтагмы с согласованием, управлением и примыканием подчиненной синтаксемы. Согласование – это уподобление форм подчиненной синтаксемы формам подчиняющей синтаксемы: белая бумага, белой бумаги, о белой бумаге и т.д. При согласовании выражаются определительные (атрибутивные) отношения между предметом и его признаком. Управление – это постановка подчиненной синтаксемы в форме косвенного падежа без предлогов или с предлогом при подчиняющей синтаксеме во всех формах ее употребления: увлекаться музыкой, приезд отца, способный к математике и под. При управлении выражаются объектные, определительные и обстоятельственные отношения между тем, что обозначают синтаксемы: лечить больных, ножка стола, ехать на большой скорости. Примыкание – это присоединение грамматически неизменяемого слова к подчиняющей синтаксеме: люди постарше, приказ наступать, медленно говорить. При примыкании выражаются определительные и обстоятельственные отношения между тем, что обозначают синтаксемы.

В русском языкознании синтагмы с подчинительными связями синтаксем принято называть словосочетаниями. Их функциональная специфика состоит в том, что они обозначают конкретизированные компоненты выражаемого события с их признаками и отношениями. Подчинительные связи в словосочетаниях определяются валентными свойствами подчиняющих и подчиненных синтаксем, т.е. их смысловыми возможностями, и могут быть обязательными или факультативными.

Обязательная связь синтаксем в словосочетаниях проявляется в том, что подчиняющая синтаксема не употребляется в данном лексическом значении без зависимых синтаксем: ср. служить Родине (дат. пад.) – «служить на благо Родины», служить в армии (предл. пад.) – «исполнять воинские обязанности», служить примером (твор. пад.) – «быть образцом», дать совет другу (вин. пад. + дат. пад.), бояться холода (род. пад.). Обязательная связь синтаксем иначе называется сильным управлением по отношению к падежным и предложно-падежным формам подчиненных синтаксем и может быть одиночной (поймать рыбу), двойной (вручить подарок юбиляру), тройной (перевести слово с русского языка на немецкий). Обязательное согласование и примыкание встречается редко: ср. человек высокого роста, бумага первого сорта, поступить необдуманно, относиться к нему хорошо.

Обязательная подчинительная связь синтаксем может быть фиксированной (невариативной) и нефиксированной (вариативной). Обязательная фиксированная подчинительная связь – это обязательное употребление зависимой синтаксемы только в одной грамматической форме без выбора: ср. встречать + только вин. пад. (сына), любоваться + только твор. пад. (природой), завидовать + только дат. пад. (другу). Обязательная нефиксированная подчинительная связь – это обязательное употребление зависимой синтаксемы с выбором из ряда словоформ с однотипным синтаксическим значением. Например, глагол жить в значении «постоянно пребывать в каком-либо месте» требует обязательного употребления словоформ со значением места, но с выбором различных словоформ: жить в деревне, на Кавказе, у реки, далеко; эта книга стоит дорого, много денег, около ста рублей.

При факультативной подчинительной связи подчиняющая синтаксема допускает в необходимых случаях зависимую синтаксему, но последняя необязательна для выражения лексического значения подчиняющей синтаксемы: ср. новый дом, лаборатория института, яйцо всмятку, говорить громко. Факультативная подчинительная связь синтаксем также может быть фиксированной (невариативной) и нефиксированной (вариативной). Например, для обозначения орудия действия при глаголах писать, рубить, колоть, брать, схватить употребляется только твор. пад. (писать ручкой, колоть булавкой, рубить топором, брать вилкой, схватить рукой). Но если надо указать, на каком месте совершается, например, действие писать, то можно употребить разные словоформы с однотипным синтаксическим значением: писать на доске, под строчкой, перед буквой.

Подчиняющая синтаксема с обязательной связью может употребляться и без зависимой от нее синтаксемы, но это не означает, что она изменила характер синтаксической связи. В таких случаях подчиняющая синтаксема либо приобретает дополнительное значение, либо предполагает зависимую синтаксему в условиях контекста или ситуации. Например, глаголы читать и писать имеют обязательную связь с вин. пад. сущ., но в предложении Мой маленький сын уже читает и пишет имеют значение «уметь читать или писать что-либо»; в диалоге Ты брал мою книгу?– Нет, не брал обязательный вин. пад. сущ. при глаголе брать в ответном предложении опущен и предполагается контекстом.

В зависимости от того, к какой части речи относятся подчиняющие синтаксемы, все словосочетания подразделяются на глагольные, субстантивные, адъективные, адвербиальные. Конкретные словосочетания строятся по определенным семантико-синтаксическим моделям (схемам), состоящим из формальных и семантических структур. Формальная структура словосочетания – это определенное соотношение словоформ в словосочетании: например, глагол + твор. пад. сущ., глагол + вин. пад сущ., прилагательное + существительное в определенных грамматических формах. Семантическая структура словосочетания – это определенное соотношение типичных для данной формальной структуры смысловых компонентов, отвлеченных от лексических значений. Например, формальная структура глагол + твор. пад сущ. имеет следующие смысловые структуры: «действие + объект управления» (править страной, заведовать кафедрой, командовать полком); «действие движения + часть тела как средство осуществления данного действия» (качать головой, махать рукой, пожать плечами); «возвратное действие наделения + предмет наделения» (вооружиться винтовками, укрыться одеялом, запастись дровами); «действие + объект действия + орудие действия» (рыть яму лопатой, писать записку карандашом); «проявление запаха + содержание запаха» (хлеб пахнет тмином, вода отдает керосином). Таким образом, одна и та же формальная структура словосочетания может иметь различные семантические структуры. Значения словосочетаний охватывают различный объем лексических единиц: одни из них характерны для большого количества лексических единиц, другие имеют ограниченный круг лексических единиц.

Синтаксема, находящаяся в подчинительной связи, может быть связана дополнительно со своей подчиняющей синтаксемой при помощи сочинительной связи: ср. Дело движется, но медленно. Совместность подчинительной и сочинительной связи синтаксем служит для выражения смыслового выделения подчиненной синтаксемы: ср. Мы готовы, и давно, сесть за стол переговоров. Он лег, но не на диван, а на пол. Она, хотя и неохотно, согласилась с нашим предложением.

3) Синтагмы с координационной связью синтаксем состоят из формально и семантически взаимосогласуемых синтаксем. К таким синтагмам относятся субъектно-предикатные синтагмы, в которых взаимно согласуются общие или разные формы синтаксем. Например, синтагма Я иду в предложении Я иду в библиотеку состоит из одинаковых словоформ – ед. ч. и 1 -го лица, по отношению к которым трудно сказать, какая из них является подчиняющей и подчиненной, поскольку форма иду предполагает употребление формы я, а форма я – употребление формы иду. Подобным же образом взаимно согласуются формы рода субъекта и предиката предложения, когда имеется в виду реальный пол субъекта, а не его грамматическая форма в предложениях типа Врач/я/ты пришел/пришла. Второй ребенок в семье был мальчик /была девочка. В них форма рода предиката зависит от реального пола субъекта, в то же время реальный пол субъекта в своем выражении зависит от формы рода предиката. В предложениях типа Мне было холодно субъектно-предикатная синтагма также состоит из формально и семантически взаимосогласуемых синтаксем: мне (дат. пад.) в функции испытывающего субъекта и наречного предиката было холодно в функции испытываемого состояния. Считать здесь дат. пад. субъекта управляемым со стороны предикативного наречия нет оснований, поскольку предикативное наречие связано с дат пад. субъекта при помощи связки быть, опускаемой в русском языке в форме наст, вр., а не подчиняет себе падежную форму в объектной или определительной функции.

II. В предложении синтагмы входят в более сложные синтаксические комплексы, представляющие собой общую синтаксическую цепь двучленных синтагм. Связь между ними подразделяется на два типа: 1) совместную и 2) включенную.

1) Совместная связь синтагм заключается в том, что подчиняющая синтаксема одновременно является общей для двух синтаксем: ср. новая квартира с удобствами, вытереть стол тряпкой, взять книгу со стола, приготовить еду к обеду. При этом может совмещаться обязательная и факультативная связь синтаксем (кормить птенца из клюва, купить игрушку для сына), факультативная и факультативная связь синтаксем (высокий каменный дом, беспрестанно громко говорить). В функциональном отношении факультативная связь уточняет или характеризует первичную синтагму.

2) Включенная связь синтагм заключается в том, что зависимая синтаксема синтагмы включает свою зависимую синтаксему: ср. интересная книга и очень интересная книга,, известный артист и известный в городе артист, удобный стол и удобный для работы стол. Тем самым при включенной связи общей для синтагм становится зависимая синтаксема. В функциональном отношении включенная связь синтагм конкретизирует зависимую синтаксему первичной синтагмы.

Указанные виды связи синтагм могут комбинироваться, что приводит к образованию сложных синтагматических цепей: ср. исследовать из космоса состав земной коры, широко известный в городе артист оперного театра, тщательно вытереть стол сухой тряпкой, аккуратно завернуть купленные книги в чистую бумагу.

В простом предложении все синтагмы с подчинительной связью синтаксем группируются вокруг субъектно-предикатной синтагмы, образуя два состава предложения – состав субъекта и состав предиката.

III. От присловных связей синтаксем и синтагм следует отличать их присоставные связи, когда они препозитивно присоединяются ко всему субъектно-предикатному составу предложения: ср. С возвращением отца / мы стали жить лучше; Теперь/ он редко встречается с друзьями; По сигналу ракеты/танки двинулись вперед. Такая связь синтаксем и синтагм напоминает присловное факультативное управление или примыкание, ориентирована на предикатную синтаксему или синтагму и служит для образования присоставных распространителей (детерминантов) .

IV. Связь синтаксем и синтагм с основным составом предложения характерна для обращений, вводных слов, словосочетаний и предложений, образующих с основным составом полный состав предложения. В отличие от детерминантов они грамматически автономны и выполняют в предложениях особые семантико-синтаксические функции.

Обращение выполняет в простом предложении две совмещенные функции: контактно-речевую (апеллятивную, призывную, адресатно-речевую) и субъектно-экспрессив-ную, выражающую оценочное отношение говорящего к адресату своей речи. Поэтому обращение может иметь элементы скрытой предикации: ср. Что ж он велел передать тебе, раб? – Я не раб. Я его ученик (М. Булгаков). Добрый человек! Поверь мне… – Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься (М. Булгаков). Обращение входит в полный состав предложения в качестве особого обособленного члена, поскольку оно семантически соотносится с субъектом или дополнением основного состава предложения: ср. Миша, ты прочитал уже эту книгу? Миша, к тебе пришли твои друзья.

Вводные слова, словосочетания и предложения выражают субъективную интерпретацию говорящим того, что сообщается им в основном составе предложения (о чем см. в разделе, посвященном прагматике языковых знаков).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.