© Владимир Зещинский, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Глава 1
Прижав руку к окровавленному боку, я выдохнул сквозь сжатые зубы и плавно перевернулся. Тело на несколько мгновений сковала острая боль. Я замер, а когда боль схлынула, принялся вертеть головой, осматриваясь. То, что предстало перед глазами, несколько удивляло, вызывало недоумение и не вселяло оптимизма.
Очнулся я минут десять назад, словно вынырнул из тёмной, тягучей воды, в которой непонятным образом оказался. Естественно, я слегка растерялся. Во-первых, меня насторожил ударивший в нос отвратительный запах. Во-вторых, тело ощущалось как хорошо отбитый кусок мяса. И, в-третьих, реальность казалась несколько странной.
Правым глазом я видел вроде обычное небо, кусты, крутые склоны, заросшие травой. Эти склоны натолкнули меня на мысль, что я каким-то непостижимым образом оказался в яме. Всё это я видел в естественных цветах. А вот левый глаз показывал несколько иную картину. Когда я смотрел им, то мир вокруг выглядел выцветшим, словно припорошенным то ли пеплом, то ли серым инеем. Думаю, не стоит говорить, что это весьма мешало. Так и хотелось моргнуть или потереть глаза.
Когда я попытался пошевелиться, понял, что сделать это не просто сложно, а почти невозможно: мгновенно заболело всё, что могло заболеть. С силами я собирался минут пять. И вот, когда всё-таки повернулся, то смог полюбоваться интереснейшей картиной, которая ровным счётом ничего не объясняла.
Я лежал не в яме, а в чём-то вроде сильно заросшего оврага. И «отдыхал» тут не один, как оказалось. Овраг был заполнен телами. Судя по запаху, все эти мертвецы находились здесь не первый день.
Нахмурившись, я кое-как сел, стараясь при этом не сильно тревожить бок. Опустив взгляд на себя, замер, пытаясь осмыслить, что такое вижу и что меня смущает. На первый взгляд всё было нормально, но я ощущал некую неправильность – то, чего никак не могло быть.
Подняв к глазам покрытые кровью и землёй руки, я повертел их, рассматривая. Не мои это руки, и это совершенно точно. Мне как бы давно уже перевалило за тридцать, а руки эти принадлежали ребёнку. Да и остальное тело, одетое в грязную, порванную рубаху, больше похожую на распашонку, как бы намекало, что ему (телу) ещё расти и расти.
Решив, что об этом подумаю немного позже, я приподнял своё видавшее лучшие времена одеяние и внимательно принялся рассматривать бок. Резаная рана выглядела весьма странно: небольшая, всё ещё немного кровоточащая, но, если судить по затянувшейся части, ещё недавно она была намного больше. К тому же затянувшаяся непонятно когда часть намекала, что не так давно это тело едва не перерубили пополам. Не могли же ударить повторно в старый шрам? Или могли? Даже если так, то паренёк должен был погибнуть ещё в прошлый раз: уж больно шрам выглядел нехорошо.
Перевязать бы, да только чем? Да и руками трогать рану я не хотел: не хватало ещё занести чего-нибудь к тому, что там уже, скорее всего, есть. Хотя рана не выглядела сильно воспалённой.
Медленно вернув рубашку на место, я ещё раз осмотрелся, на этот раз внимательнее. Овраг как овраг. Судя по насыщенности зелени, сейчас либо поздняя весна, либо раннее лето. Да и травы совершенно обычные, привычные глазу любого моего соотечественника.
А вот мертвецы заинтересовали. Что они вообще тут делают? Нет, понятно, что спокойно лежат и разлагаются, но, насколько мне известно, людей как бы принято хоронить. Или я чего-то не знаю? Ещё меня заинтересовало то, что все они были одеты в длинные рубахи, вроде той, в которой был я сам.
Больше ничего примечательного я не увидел, поэтому прислушался, уловив пение какой-то птицы вдалеке. Соловей? Я не совсем уверен, но что-то похожее.
Думаю, пора отсюда уходить. Или уползать. Как получится. Мне совершенно не нравится такое соседство. Странно ещё, что ночью сюда не нагрянули хищники, желающие полакомиться.
Кое-как поднявшись на ноги, я понял, что чувствую себя заметно лучше, чем сразу после пробуждения. Конечно, бок ныл, голова кружилась, а тело тряслось так, словно готово было немедленно рухнуть без сил, но я хотя бы смог встать. А ведь поначалу даже повернуться на бок казалось проблемой.
Медленно подковыляв к ближайшему телу, я начал осматривать его, надеясь, что это поможет получить хоть какие-то ответы. Очень и очень странно. Было в этом человеке нечто такое, что складывалось впечатление, будто он выходец из прошлого столетия. Грубые черты лица, борода, усы, длинные косматые волосы, руки-лопаты, тело кряжистое, мощное.
Немного посомневавшись, я обошёл тела, выискивая более-менее целую рубаху. Моя распашонка хоть и была длинной, почти до колен, но что-то подсказывало мне, что ещё одна лишней точно не будет. Мародёрствовать не очень хотелось, но кто знает, что меня ждёт за пределами этого оврага. Начало весьма настораживало, так что надо брать хотя бы то, что есть.
В итоге я всё-таки нашёл почти идеальную рубашку. Стащив её с трупа, свернул плотно, перевязав рукавами, и выдохнул. Никогда не думал, что придётся заниматься чем-то подобным. Хотелось бросить получившийся свёрток, но я задавил в себе лишние эмоции: не место и не время строить из себя цивилизованного неженку.
Подъём наверх дался мне с трудом: тело явно потеряло слишком много крови, да и внутренности немного беспокоили. Но я всё-таки выбрался. Правда, в самом конце чуть не свалился обратно, так как перед глазами всё потемнело. Кое-как смог ухватиться за подвернувшийся вовремя куст. Дождавшись, пока чёрные мушки перестанут мелькать перед глазами, поднялся с колен и выпрямился, тут же скривившись от прошившей бок боли.
Слева что-то мелькнуло, отчего я непроизвольно дёрнулся и, не удержавшись на ногах, свалился прямо в кусты. Хотелось материться, но я сдержал свой порыв. И так ничего не понятно, не хватало ещё больше неприятностей на свою голову заработать.
Решив, что оставаться на том же месте, где закончилось моё падение, совершенно не стоит, я осторожно отполз подальше, прислушиваясь. Резаные раны сами по себе не появляются, насколько я знаю, а значит, это тело кто-то пытался убить.
Я замер, старательно не обращая внимания на пульсирующий бок. Кажется, такие приключения ему не по вкусу. Пролежал так минут десять, но никто вроде как не торопился отыскать меня и закончить начатое дело, и это радовало. Прямо сейчас встать я не мог. Подождав для надёжности ещё некоторое время, всё-таки кое-как поднялся и начал выбираться из зарослей. Руки тряслись, ноги тоже, голова кружилась, хотелось лечь и никуда не идти. Но я упрямо брёл вперёд, словно кто-то гнал меня от этого места.
Прежде чем медведем вывалиться из кустарника, я внимательно огляделся по сторонам. Что там было сзади, не скажу, так как обзор закрывали всё те же кусты, некоторые из которых достигали высоты в пару метров. А вот впереди меня ждал лес. Обычный такой хвойно-лиственный лес.
Выбравшись наружу, я доковылял до поваленного ствола, местами утонувшего в буйной траве, и сел на него – передохнуть. Вернее, рухнул, глотая воздух и вытирая выступивший на лбу холодный пот.
Когда тело перестало трястись, а перед глазами больше не плыли тёмные круги, я выдохнул.
Итак, что мы имеем? Овраг, полный трупов, которые одеты крайне странно. Судя по характеру ран, все покинули белый свет далеко не по своей воле. Если бы я жил пару веков назад, то смог бы списать всё это, например, на какую-нибудь войну. Тем более что мужчины своим телосложением вполне походили на древних воинов. Это объяснило бы и то, что людей не похоронили, а будто бы торопливо бросили, лишь избавив от одежды. Мертвецам она всё равно вроде и не нужна. Это могли сделать как свои, так и враги.
А ещё это может быть ограбление. Помнится, раньше всякие там разбойники нападали на обозы и вырезали охрану, прикарманивая чужое добро. Вот грабители совершенно точно забрали бы всё ценное, включая одежду. Но зачем тогда оставили рубашки? Некоторые из них были вполне себе нормальными, целыми и чистыми.
Всё это, конечно, интересно, но как я тут оказался? И где это вообще – «тут»?
Воображение как-то пасовало перед происходящим. Понятно, что это не шутка. Для сна всё слишком реально, особенно боль. Уж она точно не даст усомниться в том, что происходящее более чем реально. Что остаётся?
Прошерстил память, пытаясь понять, не связывался ли я перед всем этим с подозрительными людьми. Нет, а вдруг я подписался на какой-нибудь сомнительный опыт и забыл об этом. Кто знает, что могут изучать во всяких секретных лабораториях. Вдруг люди давно уже научились шастать в прошлое, как к себе домой, только не стали делать это доступным для широких масс? А тело? Перемещение сознания? Да и прошлое ли это? Может, эти, в овраге, – какие-нибудь любители старины, предпочитающие жить, как наши предки, а лес позади – тайга. И всё равно: я тут каким боком, да ещё и не в своём теле?
Сколько бы я ни вспоминал, на ум ничего подозрительного не приходило. Последнее, что помню, – как собрал кое-какие документы, решив доделать всё дома, и вышел из офиса. Выехал ли я со стоянки и доехал ли домой, уже не помню.
Да и перед этим вроде как ничего необычного не было. Обыденные дела, работа, жена, разговоры с сыном о том, куда он хочет поступать, мысли о покупке новой машины. В общем, всё привычное, никаких посторонних раздражителей и неожиданностей.
Я напрягся, пытаясь понять, что же такое упускаю. Казалось, на грани сознания вертелась какая-то мысль, но мне никак не удавалось её поймать: она быстро ускользала. А вскоре я и вовсе о ней забыл.
Встряхнувшись, я вернулся в реальность, опасливо оглядываясь по сторонам. Глупо с моей стороны так глубоко уходить в мысли, когда я толком не знаю, есть ли какая-нибудь опасность поблизости. Да и лес как бы намекал, что он – далеко не лесопосадка вдоль трассы.
Поглядев на ноги, я понял, что босиком далеко не уйду. Примерившись к рубашке, снятой с покойника, принялся по мере сил аккуратно разрывать подол на портянки и ленты. После этого как можно плотнее обмотал ноги. Получилось не идеально, но лучше, чем ничего.
Закончив, с минуту постоял, а потом с сомнением поглядел на кустарник. Пробираться через него не слишком хотелось. Осмотреться бы. Повернувшись к лесу, оценивающе поглядел на дерево. Прислушался к себе. Нет, не осилю. А стоять тут довольно опасно: всё-таки запах разложения может привлечь зверей. Хорошо уже то, что их до сих пор не было (что уже странно), но кто даст гарантии, что так будет и дальше. А значит, шагаем в лес. Тоже опасно, конечно, но куда деваться.
Пройдя немного, я остановился и обернулся. А ведь по ту сторону кустарника вполне может быть дорога. Откуда-то же взялись эти люди в овраге. Конечно, их могли притащить и сбросить, чтобы скрыть следы преступления. А могли сбросить и с дороги, а я просто поднялся не с той стороны. Если припомнить, на другом склоне кустарник был как-то помят.
И что даст мне дорога? Например, я могу наткнуться на людей. Это же хорошо? Не думаю. Кто даст гарантии, что эти самые люди, встретив меня, не закончат начатое? Никто. Судя по всему, с детьми тут не особо церемонятся. Понятное дело, убийцы могли давно уже свинтить, но проверять как-то не хотелось.
Но и в лесу меня может поджидать что угодно. Те же звери, например. Потоптавшись на месте, я махнул рукой и пошёл в лес. Всё-таки страшнее зверя, чем человек, надо ещё поискать.
Самочувствие каким-то подозрительным образом с каждой минутой всё улучшалось, что было весьма странным. Время от времени я поглядывал на рану, и, могу поклясться, она становилась всё меньше! С одной стороны, это радовало, а вот с другой – наоборот, немного напрягало.
Решив, что достаточно углубился в лес, я подумал о воде. Попить бы да смыть с себя кровь и грязь. Промыть рану. Пусть она и ведёт себя неестественно, но всё-таки рисковать не стоило.
Где в лесу можно найти ручей? Первое, что приходит на ум, – это овраг. В том, в котором я очнулся, никакой воды не было, но он ведь не единственный овраг на всю округу. Кроме этого, думаю, нужно следить за зеленью. Там, где вода, как мне кажется, трава будет пышнее и зеленее.
Воду я всё-таки отыскал. Часа через три, но это не так уж и важно. Главное, что в следующий раз буду помнить: стоит не только смотреть, но и слушать.
Ручей не был слишком широким, да мне и такого за глаза. Внимательно оглядевшись по сторонам, я сел на корточки и принялся смывать кровь и грязь с рук. И только после того, как они стали идеально чистыми, сложил их лодочкой и зачерпнул воды. Засомневался, конечно: всё-таки не привык пить воду вот так, прямо из ручья. Но пить хотелось, поэтому, недолго думая, выхлебал всё с жадностью и повторил процедуру. Вода оказалась нереально вкусной.
Напившись, я наклонился, чтобы умыть лицо, да так и замер. Пока шёл сюда, как-то позабыл, что я неким образом оказался не в своём теле, а вот сейчас реальность напомнила о себе.
Сомнений не осталось, я действительно ребёнок. Вернее, подросток лет тринадцати-четырнадцати. Повертел головой из стороны в сторону, разглядывая себя внимательнее. Волосы грязные, чёрные, висящие сосульками; не сказать, что слишком длинные, но шею закрывают. Черты лица вполне обычные: прямой нос, тонкие губы, высокие, острые скулы. Но больше всего меня заинтересовали глаза. Понятно, что в таком «зеркале» не слишком хорошо можно себя рассмотреть, но даже этого хватило, чтобы заметить: правый глаз вполне себе обычный, зелёный вроде, а вот левый выглядит как-то странно. Создавалось впечатление, будто он выцвел, да и вообще смотрится как пусть и подвижный, но стеклянный протез.
Приподняв руку, я аккуратно потрогал веко, понажимал осторожно на глазное яблоко, но никаких особых ощущений не испытал. На ощупь глаз воспринимался как совершенно нормальный.
Ничего путного в голову не приходило, поэтому решил пока не строить теорий, которые вполне могут оказаться всего лишь моими фантазиями. Может быть, глаз у этого тела всегда был таким, а может, это моё вселение так на него повлияло. Нетрудно догадаться, что глаз в любом случае повреждён. Да я и раньше должен был догадаться, ведь вижу им совершенно по-другому. Хотя стоит сказать, что если поначалу это раздражало, то сейчас немного привык. Одна картинка словно накладывалась на другую. Конечно, нагрузка на мозг ещё есть, но я уверен: через некоторое время такое странное зрение перестанет меня беспокоить. Это похоже на то, как мы не видим своего носа. Он вроде как есть, глаза его видят, но не замечают.
Надёргав травы, я скинул рубашку и забрался в ручей. Вода была холодной, но не ледяной. Стараясь не задевать раненый бок, потёр тело намоченной и закрученной в подобие мочалки травой, смывая с себя засохшую кровь и грязь. Сложнее всего пришлось с волосами. С некоторым сомнением всё-таки попробовал «намылить» их песком, отыскавшимся в одном месте на берегу. Замучился потом вымывать, но хотя бы пропало ощущение, что у меня на голове жирный парик.
Пока мылся, время от времени замирал, осматриваясь по сторонам и прислушиваясь. Да, я типичный городской житель, дитя цивилизации, но беспечным глупцом никогда не был, поэтому осознавал, что здесь я не на пикнике, где мне ничего не угрожает. И пусть лес выглядел безобидно, как с картинки каких-нибудь рекламных буклетов для тех, кто желает отдохнуть на дикой природе, но это не означало, что нет никакой опасности. Больше всего меня, конечно, волновали люди и дикие звери.
С одной стороны, надо выбираться к людям, ведь только у них я смогу узнать больше о том, куда попал. С другой стороны, я понимал, что мне их всё-таки стоит опасаться. А вот зверей совершенно точно не хотел видеть. Хотя…
Выбравшись на берег, с сомнением посмотрел на одежду, которая была в моём распоряжении. В любой другой ситуации я бы даже не взглянул в сторону этих тряпок, но сейчас выбор был небольшим. В любом случае с одежды нужно смыть хотя бы кровь, не говоря уже о неприятном запахе. Кажется, их никогда до этого не стирали. К стирке я отнёсся со спокойным пониманием и смирением. Что поделать, у меня нет ни другой одежды, ни прачечной под боком, ни стиральной машины, ни приятеля, на которого можно спихнуть эту обязанность. Так что песок, вода и руки. Закончив, развесил рубашки и портянки на ветвях ближайшего куста и на время забыл о них.
Теперь не помешало бы что-нибудь поесть. А вот с этим проблемы. Я понятия не имею, что тут в лесу можно есть, а что нельзя. Можно было бы поймать зайца или иного мелкого зверька, но как? Да и как его потом разделывать без ножа? Камнем? Ну, можно, конечно, поискать какой-нибудь острый камень, но толку от него, если зайца я вовек не поймаю? Впрочем, камень всё равно не помешает отыскать: какое-никакое, а всё-таки оружие, учитывая, что у меня нет ничего.
Что тут ещё можно есть? Грибы? Мне кажется, сейчас неподходящее для них время, как и для ягод. Всё это будет ближе к середине лета или вообще к осени.
– Проклятье, – пробормотал я, понимая, что попал действительно серьёзно.
С голоду умирать мне точно не хотелось, а значит, придётся всё-таки искать людей. А ведь ещё неизвестно, есть ли они поблизости.
Обратил своё внимание на ручей. А ведь в самом деле, можно наловить рыбы. Правда, в таком ручье вряд ли водится что-то серьёзное, но мне и мелочи хватит сейчас, главное, чтобы хоть что-нибудь съесть. Присев снова на корточки, присмотрелся. Ну, точно! Есть мелкая рыбёшка. Сразу вспомнил далёкое детство. (При этом в голове снова что-то будто сдвинулось, но почти сразу странное ощущение пропало.)
Когда дед был ещё жив, я часто ездил к нему летом. И мы с детворой, бывало, ловили мальков в местном ручье. Вилки у меня сейчас с собой нет, но можно найти подходящую ветку. А что потом? Сырой её есть? Вскочив на ноги, я осторожно, стараясь не поранить ноги о камни и валяющиеся сучья, направился к кустарнику – выбирать будущую острогу. С некоторым трудом, но всё-таки отыскал подходящую ветку. Хорошо бы заострить концы, но нечем: на берегу не нашлось ничего подходящего. Кое-как ободрал ветки, чтобы концы были более острыми.
Как бы там ни было, но рыбу я всё-таки поймал. Вот только что с ней делать дальше, не имел ни малейшего представления. В идеале бы пожарить, но я ведь не древний человек, который с помощью пары веток и пучка засохшей травы может развести костёр. Конечно, попытался, но очень быстро понял, что всё не так просто и тут нужны определённые знания о том, как это делать правильно.
Правда, всё равно не сразу сдался: пытался разжечь огонь почти до самого вечера. Уже даже рубашки высохли, а я всё скакал вокруг нескольких дощечек с сухой травой. В итоге плюнул на всё это и рискнул съесть рыбу в сыром виде. Нет, я и раньше ел сырую рыбу, но то была вроде как проверенная, а тут – мало ли какие паразиты в ней водятся. Впрочем, голод быстро убедил меня, что всё это глупости и рыба просто отличная. Не скажу, что согласился с ним, но деваться было всё равно некуда. Рыбу я съел (показалось мало), запил большим количеством воды и решил, что всё не так уж и плохо.
Вскоре вылезла новая проблема. Вечер подкрался как-то уж больно незаметно. Нужно было искать место для ночёвки. Я решил, что оставаться ночью около ручья – плохая идея. Мне казалось, ночью тут будет не протолкнуться от зверья, хотя следов вроде и не заметил. Но и далеко уходить мне не хотелось, поэтому глубоко в лес забираться не стал. Отошёл ровно настолько, чтобы не слышать шум ручья.
Забравшись на дерево, для начала проверил ещё раз свою рану. От неё почти ничего не осталось, кроме розоватого шрама, с краёв побледневшего так, словно ему было пару месяцев, а не сутки. Почти не удивился, так как к чему-то подобному подсознательно уже был готов. Но всё равно это было более чем странно, и я не мог придумать ничего вразумительного, чтобы оправдать такое быстрое заживление. Единственное, что приходило в голову: либо подобное нормально для места, в которое я попал, либо для тела. Одно знал точно: болтать об этом направо и налево не стоит.
Повозившись, привязал себя к одной из веток рубашкой и затих, расслабляясь. А ведь здесь могут водиться какие-нибудь большие кошки. Тот же тигр или рысь. Сразу стало не по себе. Или они в таких лесах не водятся? Хотя рыси точно могут. Немного подумав, отвязался и пополз выше, выбирая менее толстую ветку.
Наверху слегка качало от ветра, но я решил, что это меньшая из бед. Снова привязавшись, на этот раз более туго, выдохнул. Внизу я бы точно не остался. Если хищники семейства кошачьих ещё под сомнением, то всякие волки тут просто обязаны водиться. Словно в подтверждение моих мыслей вдалеке протяжно завыли. Ну вот, а я о чём говорил? Если это не волки, то кто-то очень похожий, однозначно.
Вскоре на лес опустилась ночь. Ветер подозрительно затих, что мне совершенно не понравилось: было в этом затишье что-то тревожное. Моё зрение и ночью вело себя странно: правый глаз видел только темноту и неясные силуэты, а вот в левом отражался всё тот же серый мир, припорошенный чем-то непонятным. Картинка левого глаза накладывалась на картинку правого – и ночь слегка отступала. Она окрашивалась в серые тона, словно я смотрел на мир через камеру ночного видения. Очень удобно, хотя и непонятно, как такое возможно.
Сейчас, когда было время изучить эту странность, я внимательно присмотрелся к ближайшим листьям, прикрывая при этом правый глаз, чтобы не мешал. Я никогда не слышал, чтобы зрение вело себя вот так. Хотя бывают же дальтоники. Может быть, и здесь что-то такое же? Впрочем, дальтонизм не объясняет странного серого налёта на предметах. Это походило на то, будто всё в мире покрыто тонким слоем древесного пепла.
Странный налёт не исчез даже после того, как я потёр лист пальцами. А вот с ветки я смог немного отковырять. Похоже на какой-то мох, только очень мелкий. Так и не поняв до конца, что это такое, решил подумать об этом, когда у меня будет больше информации. Сейчас, когда день закончен, можно и поразмыслить обо всём, что со мной произошло.
Естественно, я не считал, что произошедшее со мной – нормально. К тому же меня весьма напрягало то, что случилось: всё это не вязалось с привычной реальностью. Всё-таки не каждый день просыпаешься среди трупов в каком-то богом забытом овраге. Но рефлексировать и паниковать я не собирался, несмотря даже на то, что не был приспособлен к жизни в дикой природе. Какой смысл убиваться и кидаться в крайности, если это ровным счётом ничего не изменит, да ещё и может быть опасно? Вот именно, никакого. Конечно, растерянность присутствовала, но это максимум, что я мог себе сейчас позволить.
Я понятия не имел, был ли мой выбор войти в лес правильным, так как действовал в тот момент по наитию. Возможно, сглупил, и нужно было просто перебраться на другую сторону оврага, чтобы узнать, что там. Конечно, я понимал, что вечно скитаться по лесу не могу. Увы, но мои умения далеки от того, чтобы безболезненно жить среди дикой природы, не имея при этом ничего, кроме двух потрёпанных распашонок.
А это возвращает меня к вопросу о том, что мне делать дальше. Понятно, что нужно всё-таки найти людей, но перед тем, как с радостью кинуться им на шеи, надо издалека понаблюдать. Может быть, люди, которых я отыщу подальше от оврага, не будут настолько кровожадными, чтобы бездушно убивать ребёнка?
Прогремевший гром заставил меня вздрогнуть от неожиданности и вынырнуть из своих мыслей. Ещё недавно ветра почти не было, а сейчас он шарил среди ветвей, принося с собой запах дождя и прохладу. Поёжившись, я поднял голову, осматривая своё убежище. Ветви над головой были вполне плотно сплетены, так что я не стал менять местоположение, решив, что этого будет достаточно, чтобы защититься от дождя. Да, знаю, в грозу не стоит подходить к деревьям, но я в лесу, тут кругом деревья. К тому же ну спущусь я вниз, и что мне там делать? Находиться ночью на земле среди дикого леса мне совершенно точно не хотелось. Была бы какая-нибудь пещера или иное укрытие, а так… Смысл менять одну опасность на другую?
Подумав немного, я стащил с себя рубашку и отвязался. Сложив вещи как можно более компактно, зажал их между собой и веткой, обвив её руками: мне совершенно не хотелось, чтобы дождь намочил мою единственную одежду.
Дождь между тем всё набирал обороты. Да и ветер поднялся такой, что дерево, на котором я сидел, гнулось так, что становилось слегка не по себе. Крепче держась за ветку, я мысленно пытался убедить себя в том, что никакой морской болезни у меня нет, и вообще, я не на море, а на дереве. Оставалось лишь надеяться, что гроза не продлится слишком долго. Моё горячее желание явно было услышано: вакханалия длилась от силы час или полтора, а потом гроза ушла дальше.
Расцепив замёрзшие руки, я хмуро тряхнул мокрыми волосами и с ненавистью поглядел в ту сторону, куда ушла гроза. Достав свою рубашку, тщательно вытерся. После этого взял ту, что больше, завязал рукава узлом на вертикально росшей ветке, а сам нырнул внутрь, обхватив себя руками. Надеюсь, не упаду. Иначе, прежде чем разбиться о землю, я себя попросту придушу горловиной рубашки.
Так и уснул, тревожно вздрагивая и находясь на грани сна и реальности. Правда, перед самым рассветом всё-таки смог на некоторое время полностью расслабиться. И, конечно же, мне приснилась какая-то муть. Незнакомые люди, яркий свет, не совсем понятные слова и смазанные картины, будто я видел реальность, которая проносилась мимо меня на огромной, сверхзвуковой скорости.
Проснулся резко. Голова ощущалась тяжёлой, а окружающий мир по-прежнему «радовал» отвратительно ярким и свежим после дождя лесом. Я уж было надеялся, что, уснув, смогу проснуться дома. Видимо, это всё-таки реальность, от которой так просто не скрыться и не убежать.
Выскользнув из рубашки, я подивился тому, как всё-таки не свалился с ветки. В следующий раз нужно найти менее экстремальное место для сна: боюсь, два раза в одном и том же мне не повезёт. Попытался оглядеться по сторонам, но ветки мешали обзору, а выше лезть я опасался.
Спустившись вниз, помахал руками и ногами, разгоняя застоявшуюся кровь. Бок совершенно не болел, а шрам уже начал белеть. Магия не магия, но это явно что-то ненормальное.
Удостоверившись, что никто меня вот прямо сейчас употреблять на завтрак не собирается, я бодро пошёл в сторону ручья. Всё-таки есть хотелось зверски. Что там пара рыбёшек для молодого, недавно раненного тела?
Естественно, гроза и прошедший дождь добавили проблем. От влажной земли и травы мои самодельные носки намокли, и ходить в них стало не очень приятно. Ручей немного взбух и ускорился, ловить рыбу в нём стало сложнее, так что пришлось потратить намного больше времени.
Кое-как набив брюхо безвкусной сырой рыбой, я осмотрелся, выбирая сторону, в которую направлюсь. Для меня не было никакой разницы, куда идти, но так ведь нельзя: нужно выбрать цель, хоть какое-то направление, иначе я так и буду кружить на одном месте. Можно было пойти вдоль ручья вниз в надежде где-нибудь там всё-таки встретить людей. Но я почему-то выбрал иное направление – овраг.
Утром вчерашние страхи показались слишком преувеличенными. Скорее всего, те, кто перебил людей, давно уже далеко. Ну не станут же они, на самом деле, сидеть рядом с трупами. Так что надо обследовать другую сторону оврага: вдруг там деревня какая-нибудь отыщется или ещё что-нибудь примечательное и для меня полезное. Например, дорога – тоже весьма полезная вещь.
Я помнил лишь общее направление, но не путь. В любом случае, решил я, всё равно куда-нибудь да приду, даже если это будет и не овраг.
Ходить по лесу в намотанных на ноги тряпках – это чистой воды мазохизм. Приходилось тщательно смотреть, куда наступаешь, чтобы не распороть ногу сучьями, которые иногда ещё и скрывались под слоем опавших листьев. В общем, вчера я как-то не обратил на всё это внимания: видимо, был слишком растерян и встревожен происходящим. Сегодня же я проклял тех, кто обобрал мёртвые тела почти до нитки. Хорошо хоть рубахи оставили. Надо было взять больше, мне сейчас точно пригодились бы.
Ближе к обеду я выдохся совершенно. Ноги дрожали и сигнализировали, что им просто необходим отдых. Всё-таки тело ещё полностью не поправилось. И это неудивительно, учитывая, что буквально вчера у меня на боку зиял порез, лечение которого должно было бы занять по меньшей мере недели три, если не больше: не стоит забывать о всяких нагноениях и прочих не слишком хороших вещах.
Остановившись у кривого, росшего почти параллельно земле ствола (как его так загнуло?), я вскарабкался на него и, оперевшись на обломанную ветку, выдохнул.
Ноги гудели, тело потряхивало, немного тошнило, и слегка кружилась голова. А уж как есть хотелось – не передать словами. Живот издавал жалобные рулады, уже не намекая, а прямым текстом заявляя мне, что неплохо бы хоть что-нибудь закинуть в топку. Да я как бы и не против, вот только что?
Открыв глаза (не совсем понял, когда вообще успел закрыть их), я огляделся. На самом деле место было весьма красивое, вот только мне сейчас как-то не до красот природы.
Может, попробовать птицу камнем сбить? Подняв голову, я принялся высматривать пернатых, но спустя пару мгновений понял, что это пустая трата времени: птиц не было. И как-то подозрительно не было. Я напрягся.
Вполне может быть, что это я их напугал, и они или замолчали или разлетелись. Или же не я, и их изначально тут по какой-то причине не водилось, в чём я сильно сомневаюсь.
Медленно спустившись, я подхватил валяющуюся ветку. Мельком оглядев её, удовлетворенно кивнул: не слишком тонкая или толстая, в руке держать удобно, к тому же немного заострённая, да и прямая.
Прислушавшись, сжал кулак: кругом стояла слишком подозрительная тишина. Интуиция орала дуром, заставляя меня вертеться и высматривать опасность. Я чуял её: она словно вибрировала в воздухе, забиралась под кожу, стискивала горло и сжимала моё сердце в своих когтистых руках.
Резко обернувшись к дереву, на котором ещё недавно спокойно сидел, я успел заметить лишь смазанное движение. Всё, что произошло дальше, слилось для меня в такой клубок, что я толком не успел ничего понять.
Отчётливо помню сильный толчок, удар спиной о землю, выбивший из меня весь дух, вспыхнувшую огнём боль в левом плече и в груди, навалившуюся тяжесть. Ещё, кажется, был какой-то хрип, но я не уверен. Затем некто задёргался на мне, явно пытаясь что-то сделать. Счастья это мне не добавляло, так как время от времени то тут, то там вспыхивала боль.
Аннотация
Третья книга из серии «Цена ошибки». Альтернативная история.
Карибский кризис перерос в Третью мировую войну. СССР и США обменялись ядерными ударами, погибли десятки миллионов людей. Разрушениям подверглись почти вся европейская часть территории СССР и многие города на Кавказе, в Средней Азии и Сибири. Уничтожено больше половины территории США. В Западной Европе танковые армии Варшавского договора рвутся к Рейну. Франция, благодаря удачному дипломатическому маневру своего президента, в последний момент вышла из НАТО и объявила себя нейтральным государством, вместе с Австрией и Швейцарией. Война идет по всему земному шару, даже в самых забытых людьми и богом местах, таких как Камчатка.
Цена ошибки
— Привет, — произношу с трудом.
Он несколько секунд смотрит на меня, без каких либо эмоций. У него даже глаза не улыбаются, они сейчас холодные и равнодушные.
— Добрый день, что будете заказывать? – произносит дежурную фразу, разбивая тем самым мое заполошное сердце.
Как можно быть таким безразличным и чужим. Мы же с ним целовались. Мы с ним … не только целовались, в конце концов.
— Капучино, — с трудом выжимаю из себя, потом обрубая любую возможность остаться в этом кафе, добавляю, — с собой.
Я молча оплачиваю покупку картой, но когда выхожу за двери торгового центра, мое лицо уже все залито слезами.
— Может им нельзя разговаривать с клиентами, — успокаивает меня Вика.
— Просто закрыли тему, больше не слова о нем. Пожалуйста.
Ознакомительная версия.
Роман Грибанов
Цена ошибки
Вступление
Наверное, некоторым читателям будет интересно узнать, как вообще появилась эта книга. Всё началось полтора года назад, когда Владимир Ильич Контровский начал писать свой новый роман «Конец света на бис», одновременно выкладывая его на «Самиздате» для обсуждения. Тема противостояния двух великих держав в Карибском кризисе, неоднократно поднималась в литературе, как в исторической, так и в художественной. Никогда прежде, и никогда после октября 1962 года мир не стоял так близко к атомной войне. Можно сказать, планета Земля прошла по тонкому волоску над пропастью того ужаса, по сравнению с которым все прежние войны выглядят безобидными драками мальчишек в песочнице. Тем более, что военные уставы и доктрины всех стран, обладающих к 1962 году атомным оружием, совершенно не рассматривали это оружие, как что-то особенное или запретное. Военные этих стран относили к нему, как к просто еще одной, более мощной бомбе, которая позволяет решать обычные задачи гораздо быстрее и с гораздо меньшими силами. Обсуждение было бурным, мнения были зачастую противоположны, я сначала принимал участие в дискуссиях с чисто технической точки зрения. Переписывался с Владимиром по электронной почте. Потом появился небольшой мой отрывок в произведении Владимира Ильича, который постепенно превратился в три главы в его книге. А потом Владимир Ильич Контровский скончался, не успев увидеть свою книгу в печати. Будет ли издан «Конец света на бис», неизвестно, это решать наследникам Владимира Ильича и издателям. А передо мною встал вопрос, а что дальше? И я решил дописать эти главы до полноразмерного произведения. И, скорее всего, не единственного.
Пролог
02 августа 1943 года, Соломоновы острова, 10 миль к северо-востоку от острова Коломбангара, эсминец Императорского флота «Сигурэ»
История не знает сослагательного наклонения. В этой реальности. Но иногда у людей возникают вопросы: «а что было бы, если?..». В ночь на 02 августа 1943 года эсминец Императорского флота «Сигурэ» прошел мимо горящих половинок американского торпедного катера «РТ-109», протараненного минутой ранее эсминцем «Амагири» из того же отряда. А как повернулась бы история, если бы капитан Тамеичи Хара, командовавший отрядом или капитан-лейтенант Кимио Ямагами, командир эсминца «Сигурэ», дали бы приказ добить эти обломки? Командира торпедного катера «РТ-109» US NAVY, цеплявшегося за один из обломков, звали Джон Фицжеральд Кеннеди.
В 1960 президентские выборы в США выиграл кандидат от республиканской партии, сенатор от штата Аризона Барри Морис Голдуотер. 14 октября 1962 американцам стало известно об операции «Анадырь» и о том, что на Кубе уже находятся советские ракеты. А 22 октября 1962 Президент США Голдуотер, «Бешеный Барри», как его успели окрестить репортеры, обратился к американскому народу. Он сообщил ему в своей речи о наличии на Кубе советских атомных ракет, потребовал от СССР их немедленного вывода — угрожая в противном случае прибегнуть к силе — и объявил военную блокаду Кубы, требуя от всех направляющихся на Кубу судов остановки и предъявления груза к досмотру. В случае отказа капитана корабля допустить на борт осмотровую команду, ВМС США предписывалось арестовать корабль и отконвоировать его в американский порт. 22 октября на подходе к острову и в зоне блокады находилось двадцать два советских судна. Министр морского флота СССР Бакаев предложил руководству страны находящиеся на подходе к Кубе шесть судов ввести в кубинские порты. Решение было принято, и шесть судов (включая судно «Александровск», перевозившее ядерные боеприпасы — двадцать четыре боеголовки для ракет «Р-14» и сорок четыре боеголовки для оперативно-тактических ракет, — и два судна, загруженные ракетами «Р-14», оборудованием и личным составом РВСН), 22–23 октября прибыли в порты Кубы. Остальные суда повернули назад, в порты СССР. 25 октября 1960 года президент США Барри Голдуотер отдал приказ американским военно-морским силам в Карибском море в зоне блокады «не останавливаться перед применением оружия против советских подводных лодок, не желающих всплыть».
Глава 1. Интерлюдия
1 июля 1962 года, УССР, город Кременчуг. Территория 159 ракетной бригады.
Полковник Устинов смотрел на лежащий перед ним документ с откровенной неприязнью.
— Они там наверху, что, охренели? За два месяца сформировать третий дивизион! Да еще с переформированием всей бригады с армейских на фронтовые штаты! Мы с переходом всей бригады на новую технику только-только расхлебались! И офицеров кадровых некомплект. А где их взять? Ракетные войска бурно растут, весь выпуск этого года военно-воздушной инженерной академии Можайского, «кузницы» офицеров-ракетчиков, уйдет в новые полки РВСН, второй год подряд. Из артиллерийской академии имени Калинина нет никого, и вообще там чехарда с переформированиями и переездами никак не закончится. Хорошо хоть из артиллерийской инженерной академии Дзержинского, где тоже начали готовить ракетчиков, дали только одного, но отличного, фронтовика, Героя. Так что хоть должность комдива-три закрыта безусловно. Комбаты тоже есть из кадровых. А вот на должности СО* и НСО* придется в стартовые батареи ставить офицеров, призванных из запаса.
________________________________________________________________________________
* НСО — начальник стартового отделения (пусковой установки) ракетного комплекса 9К72 (Scud, по классификации НАТО). Обычно лейтенант, старший лейтенант. Командует стартовым расчетом (1-й — 8-й номера, 1, 4 номера обслуживают пусковую установку при подготовке к старту, 5, 6 номера- механики водители пусковой установки), СО и НРНР пусковой установки 2П19, обмывочно-нейтрализационной машиной 8Т311 (на базе ЗиЛ-157, водитель — 7-й номер), бортовым ЗиЛ-157, водитель — 8-й номер. СО — старший оператор пусковой установки. Тоже лейтенант, старший лейтенант. НРНР — начальник расчета наведения ракеты, старшина (прапорщик), командует расчетом наведения (входящим в состав стартового отделения, 2-й и 3-й номера).
Надо отправить в кадры Минобороны запрос на прошлогодних курсантов, которые уже должны окончить Тульский механический, они хоть произвели хорошее впечатление, да военная кафедра в этом институте одна из самых оснащенных. Во всяком случае, там есть ангар со всей техникой стартовой и технических батарей комплекса с ракетами Р-11М. Офицеры кафедры, прибывшие с курсантами, докладывали, что за время обучения все курсанты по десятку раз отработали упражнение перевода пусковой установки из готовности номер три в номер один и проводили учения по заправке, стыковке и перегрузке ракет.
Он снял трубку телефона.
— Дежурный! Майор Остащенко прибыл в расположение? Отлично! Давай его сразу ко мне! Через пару минут в кабинет вошел плотный высокий майор со звездой Героя Советского Союза на груди.
— Товарищ полковник! Майор Остащенко по вашему приказанию прибыл.
— Проходи майор, садись. И давай сразу без официальщины, работы нам сейчас предстоит выше крыши. Сформировать твой новый, третий дивизион, да еще вдобавок дополнительные стартовые батареи в два существующих. На новой технике, только полгода как ее бригада получила! Хорошо хоть техники уже полный комплект дали. Знаю, что ты только что академию окончил и о новом комплексе имеешь только общее представление. Но он от Р-11 не сильно отличается, только новая ракета и гусеничная самоходная пусковая 2П19 вместо 8К11 и стартового агрегата 8У218. И я тебе даю опытного зам. командира дивизиона по вооружению, Павлова. Он с самого начала участвовал в переходе бригады на новую технику. И еще одного фронтовика, капитан Живодеров, с весны сорок третьего воевал. Остальные офицеры пороху не нюхали, а двух вообще еще нет, вдобавок эти будут из запаса призваны. Я постараюсь, чтоб это были те, кто у нас сборы проходил, их хоть чуть-чуть учить легче будет. Сам решишь, кого куда.
Ознакомительная версия.
Игоря Платонова,младшего лейтенанта взвода разведки в полку
очень ценили.До него уже убило двух стоящих разведчиков: Ивана Кузьмина
и Федора Прокопчука.Первого сразила пуля снайпера,когда он,только
воротившись с задания,выходил с тремя уставшими после ночной вылазки
бойцами из осеннего редкого подлеска.Вот тут и угодила ему злая пуля
в живот.Ранение оказалось смертельным,промучился бедняга немного
и отдал богу душу.Тем более и врача толкового в полку так же не было,
а фельдшер седой сутуловатый старик с рябым от оспы лицом лишь устало
разводил длинными худыми руками в стороны.Мол,ничего поделать нельзя,
даже если академика из Москвы самолетом пригнать.
А Федора Прокопчука ожидала иная судьба,Лучше сказать — судьбина.
Уже все беды казались позади: он и его напарник тащили ценного,с трудом
добытого (языка),беспрестанно что — то лопотавшего по своему,почитай как
с полкилометра с немецкой передовой,вдруг случайная сигнальная ракета
высветила их среди темного поля,где ни одного даже голого кустика
рядом не оказалось на их беду;немцы их засекли и подняли такой шквальный
огонь из чего попало,что и разведчиков,и пленного немца спасти не удалось,
хоть и подмогу спешно выслали,больно (язык) генералу нужен был.
Прямо позарез.Ан нет,вышло,как вышло.
Хотели утром забрать,захоронить по человечески,да нечего было: минометным
огнем разорвало в куски всех троих.Вот такая судьба выпала геройскому
разведчику старшине Федору Прокопчуку.Тут — то и пригодился лейтенант Платонов,
давно рвавшийся в разведку,до ранения он и был разведчиком,а вот теперь
отсиживался на писарской должности при штабе.Пока не окреп.Теперь и усидеть
с его неугомонным характером было бы очень нелегко.А ведь парень грамотный,
два курса института в Харькове успел закончить до призыва.Война началась
и стало не до тихой и мирной жизни в студенческом общежитии и не до учебы.
Есть дала поважнее,родину защищать.
Жаль,конечно,что институт не удалось закончить и пожить бы еще неплохо
лет эдак…Война,как думается,сама по себе ошибка в этом мире.просто глупость,
невообразимая глупость убивать друг друга.
Отпускать его заведующий сектором майор Егоров сильно не желал,тот за него
почти всю черную работу на своих лейтенантских худых плечах выволакивал.
Но пришлось отпустить,скрепя сердце.Где еще посреди войны грамотного писаря
сыщешь?Разве что днем с огнем!
Вернулся к своему любимому делу,словно другим человеком стал,как заново
родился.Пусть и не в свой родимый взвод,куда послали,туда и послали.
На войне не спрашивают твоего желания.Как решило вышестоящее начальство,
значит,так тому и быть.Как на роду писано.Кому суждено быть повешенным,
тот не утонет.Не зря поговорку народ сложил в незапамятные времена.
Это ему,лейтенанту Платонову в госпитале говорил старенький врач,вечно
ходивший ссутулясь и что — то бормоча себе под длинный нос.Но,выпив спирту,
сразу веселел и нередко шутил с больными и ранеными солдатами.
Офицеров побаивался,как бы чего не выкинули сгоряча.Братва в военных
госпиталях еще та попадает,как известно!Один безрукий старшина даже чуть было
не пристрелил его из трофейного нагана,спрятанного в чемоданчик.
После того,как ему руку ампутировали по самый локоть.С обиды.
Многого насмотрелся молоденький лейтенант в военном госпитале,аж на душе
тошно стало.Потому и рвался поскорей на фронт,даже не долечившись.
Впрочем и знакомство с медсестричкой амурное завел,и адресок взял,так
на всякий случай,может пригодится.Но не довелось победно завершить начатый
так лихо роман,а то бы мало ли чего…Может и женился бы.Свадьбу фронтовую
сыграли?!Но и это было бы ошибкой.
Вот и сейчас сидел возле вырытой и на скорую руку покрытой сырыми бревнами
землянки лейтенант и вспоминал Ольгу Петровну,маленького роста рыжеволосую
с темными загадочными глазами медсестру.И беседу могла поддержать на любую
конкретно тему.Училась до войны на врача,недоучилась,как и он.Всех война
расставила,как шахматные фигуры на доске,по своим,только ей ведомым местам.
Не учитывая их индивидуальные интересы или склонности.Сколько судеб
расстроила,не счесть!
Лейтенант Платонов сидел на сыром,не пригодившимся для работы толстом
неошкуренном бревне и задумчиво дымил папироской.Затишье!
А там опять пойдет трескотня,беготня солдат,порученцев,грубые окрики и ночная
стрельба с обеих сторон.Такие редкие передышки ценить надо!
В мирное время дни летят,а на войне каждая секунда дорога.
Потом Платонову почему — то вспомнился его родной поселок на Смоленщине,
отец и старенькая,добродушное существо,за свою долгую жизнь не обидевшее
даже мухи,его мать.Как они с отцом,Иваном Петровичем пилили березовые дрова
на зиму во дворе.Стояла вот такая же поздняя осень,по утрам легко припорашивал
двор и соседнее поле снежок.Воздух ядреный,здоровый,деревенский.Как все было
тогда поистине здорово!Только начинавшаяся молодость,силы бурлили
в двадцатилетнем теле,ища себе выхода.Вся жизнь казалась впереди с ее
бесконечными радостями и открытиями.Если б не война…
Вспомнилась Игорю и школа,последние деньки перед окончанием,напутствия учителей,
уже седых и умудренных жизнью.Вспомнилась и Настя,соседская девчонка,внезапно
сильно повзрослевшая и сразу ставшая напоминать невесту.Только чью?
Думалось и мечталось,что его,Игоря.На выпускном он только с ней и танцевал.
И за столом сидели совсем рядом.Шампанское,сладкое вино для девчонок,
мальчики уходили гурьбой в туалет,курили и пили водку,припрятанную для такого
исключительного случая,пронесенную под полой,прямо из горлышка небольшими,
неумелыми глотками,обжигаясь.Даже закуски не припасли ни крошки.Но всем
было тепло и весело.
Потом он,Игорь,его друг Колька,Настя и ее подруга гуляли за поселком до самого утра.
Розовый тихий рассвет встречали на реке.Сидели,тесно прижавшись к друг дружке
на скамейке и глядели на медленно наползающие на желтый песок синие волны.
Стоял тихий теплый месяц июнь.Целовались,обнимались,но так почти по школьному.
Еще не взматерели.Хотелось хоть немножко романтики в эти юные года.
На душе было светло и тихо,как в природе.
Эх,надо было бы вернуться к Настьке,в поселок,продолжить… — грустно подумал
лейтенант.Если б не война…А может стоило остаться писарем при штабе?
Не рисковать напрасно жизнью?И тут же Игорь Платонов устыдился своих мыслей.
Что струсил?А забыл сколько раз приходилось (языка) брать?Как товарищей убивало,
такое нельзя этим гадам фрицам взять и простить за здорово живешь!
Но жизнь,молодую,горячую,еще не набравшуюся опыта было жаль,конечно.
Не совершил ли он ошибку сам напросившись в разведроту?Ведь был же выбор.
Артиллерийское училище,там безопасней?!А он полез в самое пекло,на рожон.
А за ошибки приходится дорого расплачиваться в этой жизни.Кто — то вернется
домой с фронта,кто — то нет.Пройдет время и все забудется,быльем порастет.
Сколько войн было в мире,не сосчитать.Сосед,молодой парень Сидоров Колька
бронь на заводе получил.А кто говорит,отец ему выхлопотал по своим связям,
секретарь райкома или что — то в этом роде.Кто пытался откосить,по болезни
или еще как.Вот такие обычно и остаются в живых и невредимых и живут долго,
обзаводятся семьями,детишек растят,внучков нянчат на коленках.
А то и медалями и орденами потрясают,неизвестно где и за что полученными.
Рассказывают,что писаря при штабах и штабные нечистые на руку офицеры
не стеснялись присваивать себе чужие подвиги погибших героев.Среди таких негодяев
и герои Союза встречались,разоблачали изредка подонков.Но это после войны.
А пока до мирных дней еще ох как далеко!
А простые,бесхитростные люди гибнут,не имея связей,высокопоставленных
отцов или еще каких — то родственников,или не желая воспользоваться льготами,
лезущими сами в руки.Ладно,если убьют сразу и наповал,а если калекой вернешься
без рук,без ног?Сколько таких после Гражданской по пивным слонялось,
опускались,попрошайничали,лезли в драку,хватая себя за грудки,раздирая рубаху:
— За что я воевал?Отец рассказывал,а ему дед,почти полный георгиевский кавалер.
Израненный дед рано умер,долго мучаясь,лежал на постели,стонал и лишь
крестился.Отцу в Гражданскую досталось меньше,служил в тылу,в обозе.
Но несколько раз под бомбежку попадал,когда хлеб и продукты возили
передовым частям Красной Армии на Восточном фронте.Много рассказывал
еще маленькому сыну,но разве все упомнишь?
Говорят,ходили слухи,что это сам Сталин приказал убрать всех калек с улиц городов.
И сослали их куда — то,куда никто не знает.Подчистили улицы,значит.
Вот так относятся к искалеченным солдатам правители,используют,как пушечное
мясо и выкинут.Иди куда хочешь,а ног нет,ползи.
Невеселые думы охватили под это осеннее утро,когда было на линии фронта так тихо,
как в далекие мирные дни,кажущиеся теперь сном,лейтенанта Игоря Платонова.
Да и один ли он думал хоть о чем — то?Взвешивал,как на точных весах,свою молодую
жизнь с ее нередко не до конца хорошо продуманными поступками?
Посмотришь на бывалых,хлебнувших всего на линии огня солдат и такое от них
глупое,может,первое впечатление,что они совсем ни о чем и не думают,
просто воюют,налаживают нелегкий солдатский быт,курят,говорят о чем — то…
Вот оно — отрицательное свойство образования и воспитания в культурной среде:
думать!Еще у Шекспира сказано,что мысли ведут к трусости,храбрость порой
безрассудна!Но так ли это на самом деле?
Убьют,так убьют! — решил про себя Игорь Платонов,докурил бычок,припасенный
специально на худой конец от табачного голода,который мучает еще почище,чем
настоящий продуктовый;затоптал заботливо сапогом,на случай чего,чтобы
примера разгильдяйства не подавать солдатам,он же командир,все — таки,
пусть и молодой по годам и прошел в низенькую,но уютную с железной печуркой,
жарко натопленной по случаю морозной погоды,землянку спать.До побудки оставалось
всего — то ничего,с гулькин нос.
В конце концов вся наша жизнь в определенном понимании ошибка!
С этой,невесть откуда пришедшей на уже затуманенный слегка дремотой ум,удачной,
по мнению лейтенанта Игоря Платонова,мыслью,он и лег спать и сон мгновенно
сморил его и опять кинул в далекие как будто времена:к отцу,старенькой,добродушной,
несловоохотливой матери и к школьной подруге Настьке,за какие — нибудь месяц — два
вдруг сильно повзрослевшей,поумневшей,с высокой упругой грудью,
так и выпирающей из нарядной цветастой кофточки.