Типичные ошибки приводящие к возникновению паники

Психологическая библиотека

Назаретян А.П.
Психология стихийного массового поведения
Лекции

М., 1999.

Лекция 3. Массовая паника: факторы и механизмы

Паника так же стара, как история.
А. С. Прангишвили

В критический момент люди, не оказавшиеся на высоте положения, превращают
опасность в катастрофу. Опасность заключается в них самих.

Д. Ллойд-Джордж

Praemonituspraemunitus. (Предупрежденный — вооружен).
Латинская поговорка

Индивидуальная и массовая паника

Согласно приведенной выше классификации, паническая толпа — это подвид
действующей толпы (наряду с другими подвидами: агрессивной, стяжательной и
повстанческой). Из-за чрезвычайной социальной опасности и значимости
массовая паника часто выделяется «в особое производство», и ее изучению
уделено наибольшее внимание.

Слово «паника» происходит от имени Пана, греческого бога пастухов.
Пастухи часто становились свидетелями того, как вследствие самой
незначительной причины, особенно ночью, стада овец или коз, полностью
выйдя из-под контроля, бросались в воду, в огонь, или животные одно за
другим прыгали в пропасть. А. С. Прангишвили ссылался на описание
подобных явлений известным зоопсихологом Д. Брэмом: «Каждый
подозрительный шорох заставляет насторожиться все стадо. Молния, гром,
ураган, плохая погода лишают его возможности нормального поведения;
обезумевшее стадо разбегается по степи, овцы падают в воду, в огонь или
же совершенно неподвижно застывают на одном месте. В это время их
заносит снегом, заливает дождем, они замерзают, гибнут от голода, но не
делают никаких попыток укрыться или найти пищу. Так бессмысленно
погибают не одно и не два, а тысячи животных».

Пастухи объясняли это демоническое явление гневом Пана, во всех
изображениях которого, даже в живописи Нового времени (М. А. Врубель и
др.), присутствуют черты, вызывающие страх.

В последующем «полномочия» Пана значительно расширились: он сделался
богом войны, которому поклонялась вся Греция. Логическая связь между
мирной работой пастуха и военным делом кажется странной, если не
вспомнить об особенностях тогдашних сражений по сравнению с войнами
Нового времени.

Позднейшее развитие техники обеспечило возможность организованного
отступления, когда между отступающими подразделениями и неприятелем
сохраняется дистанция и отход с поля боя (с переходом на запасные
позиции и т. д. ) не обязательно является беспорядочным. В древности же,
как указывают военные историки, воины сражались «на расстоянии копья и
кинжала». Обычно это завершалось тем, что одна из сторон, не выдержав
натиска, бросалась в ужасе бежать, преследуемая и добиваемая
торжествующим противником.

По свидетельству Геродота, признание Пана богом войны и придание ему, так
сказать, «общенационального» статуса связаны с победой греков в
Марафонской битве, когда их врагов персов охватила безумная паника.
Известный гонец Фидопос, посланный в Спарту, рассказал, что по дороге
ему повстречался сам Пан и поручил спросить афинян, почему они
недостаточно ему (Пану) поклоняются, хотя он так милостив к ним и готов
помогать в будущем. После успешного окончания войны афиняне воздвигли
жертвенник Пану у подножия Акрополя и ежегодно совершали
жертвоприношения, сопровождаемые факельными шествиями…

Итак, этимологически термин «паника» предполагает массовый характер явления.
Однако в современных языках этот корень улавливается слабо,. и, во всяком
случае, в психологии принято различать массовую и индивидуальную панику.

Кроме того, массовая паника не обязательно выливается в форму собственно
панической толпы. Преобладающее настроение в обществе способно, не принимая
таких экстремальных форм, обернуться резким ухудшением психического и
соматического самочувствия, экономическим спадом, резким снижением средней
продолжительности жизни и т. д. и как следствие — депопуляционными
процессами.

Так, социолог и врач И. А. Гундаров, сопоставив разнородные статистические
данные, очень убедительно показал, что соответствующие явления в России
начала 90-х годов вызваны не экономическими, как принято считать, а
духовными факторами. Обобщив, далее, сведения также и по другим странам, он
сформулировал «закон духовной детерминации здоровья», помогающий значительно
лучше понять многие однобоко трактуемые феномены социальной жизни.

Панические состояния очень часто бывают вызваны невротическими
страхами, т. е. такими, которые неадекватны объективной опасности и
являются, скорее, признаками внутреннего неблагополучия. Это обстоятельство
настолько характерно, что некоторые авторы так и определяют панику: «ужас,
вызванный кажущейся опасностью». Подобные определения, наверное,
несколько преувеличены — паника может быть вызвана и вполне реальной
угрозой, — но мы далее убедимся, что решающим фактором паники,
действительно, почти всегда становится психическое состояние субъекта
(личности, общества, группы или толпы). С одной стороны, паника может
возникнуть безо всякой внешней опасности и в подавляющем большинстве случаев
оказывается несоразмерна ей. С другой стороны, никакая внешняя опасность
сама по себе недостаточна для возникновения паники. «Даже тогда, когда
паника вызывалась беспредельно большой опасностью, — писал А. С. Прангишвили,
— психологическая природа переживания ужаса принципиально такова, как и в
момент возникновения ее из-за незначительной причины (однако в последнем
случае эти особенности даны более выражено), поскольку в конце концов всякая
реальная и большая опасность может быть пережита и без паники. Так что
сильный ужас, связанный с паникой, и в случае реальной опасности может
считаться вторичным явлением».

В самом общем определении
паника это состояние ужаса,
сопровождающееся резким ослаблением волевого самоконтроля
. Следствием
оказывается либо ступор, либо то, что Э. Кречмер называл «вихрем движения»,
«гипобулической реакцией», т. е. дезорганизацией планомерных действий.
Поведение во внутренне конфликтной ситуации становится антиволевым:
эволюционно примитивные потребности, прямо или косвенно связанные с
физическим самосохранением, подавляют потребности, связанные с личностной
самооценкой.

Приведенное определение охватывает все формы коллективной и индивидуальной
паники, и многое из сказанного далее также применимо к индивидуальным
состояниям наряду с коллективными. Но предмет нашего курса — массовое
поведение поэтому начну с того, что в некоторых, хотя и очень редких случаях
паническая толпа складывалась из простой суммы индивидуально перепуганных
людей.

Так произошло, например, 30 октября 1938 года в Калифорнии при передаче
радиоспектакля по роману Г. Уэллса «Война миров», где, по сюжету,
страшные марсиане-кровопийцы, прилетев на Землю, начинают истреблять
человечество. Главные события, правда, были перенесены из Англии в
Америку.

Передача была оформлена таким образом, что у слушателя создавалось
впечатление прямого репортажа. Мастерски было спланировано и нагнетание
тревоги, упоминалось о том, что панику переживает правительство США и т.
д. В итоге многие приняли спектакль за чистую монету, побросали дома и
имущество и выбежали на улицы, образовав многотысячную паническую толпу.
Такого «успеха» авторы спектакля не ожидали…

Описанный случай произошел накануне Второй мировой войны, когда общая
атмосфера ожидания трагедии распространилась даже до Америки. Это замечание
вплотную подводит к следующему пункту нашего анализа.

Факторы возникновения массовой паники

Удалось выявить четыре комплекса факторов (иначе их называют также условиями,
или предпосылками) превращения более или менее организованной группы в
паническую толпу.

1. Социальные факторы — общая напряженность в обществе, вызванная
происшедшими или ожидаемыми природными, экономическими, политическими
бедствиями. Это могут быть землетрясение, наводнение, резкое изменение
валютного курса, государственный переворот, начало или неудачный ход войны и
т. д. Иногда напряженность обусловлена памятью о трагедии и (или)
предчувствием надвигающейся трагедии, приближение которой ощущается по
предварительным признакам.

Я не случайно обратил внимание на то, что калифорнийская паника случилась
в преддверье мировой войны. Отчасти похожими событиями изобиловала в тот
период и жизнь в Западной Европе. Уже после войны, в качестве довольно
жестокого эксперимента, спектакль повторили в Эквадоре и в Чили. Там
тоже возникли панические толпы, но гораздо меньшего масштаба. Причем в
Эквадоре, когда перепугавшиеся люди узнали, что все было «шуткой»,
паническая толпа превратилась в агрессивную и разгромила радиостанцию.

2. Физиологические факторы: усталость, голод, длительная бессонница,
алкогольное и наркотическое опьянение снижают уровень индивидуального
самоконтроля, что при массовом скоплении людей чревато особенно опасными
последствиями.

Так, типичными ошибками при организации митингов, манифестаций и массовых
зрелищ становятся затягивание процесса, а также безразличное отношение
организаторов к фактам продажи и употребления участниками спиртных напитков.
В условиях социального напряжения, жары или холода и т. д. это повышает
вероятность паники, равно как и прочих нежелательных превращений толпы.

3. Общепсихологические факторы — неожиданность, удивление, испуг,
вызванные недостатком информации о возможных опасностях и способах
противодействия.

В разгар партизанской войны в Никарагуа (середина 70-х годов)
правительственные войска впервые начали применять трассирующие пули. Это
было настолько неожиданно и необычно, что в нескольких столкновениях
закаленные отряды партизан обращались в паническое бегство. Только после
того, как бойцам растолковали механизм действия этого оружия, его
достоинства и недостатки, первоначальный психический шок сошел на нет.

Известны случаи, когда паника среди манифестантов возникала из-за того,
что многие неверно представляли себе политическую обстановку и статус
мероприятия. Например, люди думали, что оно санкционировано властями, и
появление полицейских с дубинками оказывалось шокирующей неожиданностью.
Или, наоборот, некоторые участники не знали, что акция согласована, и
неадекватно реагировали на полицейских. Были эпизоды (далее я об этом
расскажу), когда непредвиденные действия малочисленной, но хорошо
организованной группы политических врагов вносили смятение и панику в
многотысячную демонстрацию.

4. Социально-психологические и идеологические факторы: отсутствие
ясной и высокозначимой общей цели, эффективных, пользующихся общим доверием
лидеров и, соответственно, низкий уровень групповой сплоченности.

Исследователи массовой паники единодушно подчеркивают преимущественное
значение именно этого, последнего фактора по сравнению с предыдущими.
Любопытной иллюстрацией к сказанному может служить лабораторный эксперимент,
в котором использован модифицированный метод гомеостата, хорошо известный в
социальной психологии.

В большую прозрачную бутыль были на веревках опущены одинаковые
конусообразные предметы, другой конец каждой из веревок держали в руках
испытуемые. По размеру каждый конус легко проходил через горлышко, но
два одновременно пройти не могли. У днища бутыли находилось еще одно
отверстие, через которое поступала вода, и уровень ее, естественно,
повышался.

Задача испытуемых — вынуть из бутыли сухие конусы, за что они получали по
20 долларов. Но тот, чей конус намокнет, был обязан сам уплатить 10
долларов. Таким образом, «опасность» измерялась 30 долларами (получить
20 или уплатить 10). Испытуемые имели возможность заранее договориться о
согласованных действиях.

Когда в лабораторию приглашалась сплоченная группа с устоявшейся
структурой, взаимным доверием и эффективным руководством, все легко
справлялись с задачей. В случайно же собранных группах (если не
находилось умелого лидера) и во внутренне конфликтных коллективах
возникали трудности.

Те, кому предстояло действовать последними, нервничали, дергались и
непроизвольно мешали первым (психологи называют это идеомоторным
рефлексом). Их нервозность передавалась остальным, все суетились,
обвиняли друг друга и, вместе с уровнем воды в бутыли, рос страх
(потерять 30 долларов!). Признаки наступающей паники фиксировались
визуально — по возбужденному поведению, возгласам, выражению лиц — и по
объективным показателям: у испытуемых повышалось кровяное давление,
снижался кожно-гальванический рефлекс…

Этот эксперимент, авторам которого не откажешь в чувстве юмора,
демонстрирует, что для возникновения панической дезорганизации в слабо
интегрированной группе довольно даже смехотворной опасности. Далее мы еще не
раз убедимся, что опасность может быть и вовсе мифической или, во всяком
случае, несопоставимой с той, которая создается самим паническим поведением.

Вместе с тем история войн, революций, опасных научных экспедиций и т. д. дает
множество наглядных свидетельств того, как сплоченный коллектив
единомышленников способен даже при смертельной опасности и крайнем истощении
сил сохранять единство действий, не проявляя симптомов паники. А. С.
Прангишвили приводил другой пример. «Специальными исследованиями показано, —
писал он, — что среди членов пожарной, медицинской команд и других
организаций, которым поручается оказание помощи пострадавшим от
землетрясения, никогда не имеет место паника».

Объясняя такую стрессоустойчивость, нельзя, конечно, сбрасывать со счета
индивидуальные качества спасателей, исследователей или бойцов: тип
нервной, эндокринной систем и т. д. Но из литературы, из личного опыта,
из опыта моих друзей и многолетних психологических наблюдений мне
известно, что люди, стойко переносящие самые жестокие опасности, в
отдельности, оказавшись в другой, подчас значительно менее
травматической ситуации, но без актуализованной установки на мобилизацию
и практическое действие, теряют самообладание.

Мы позже вернемся к этому вопросу, но для начала приведу только один
пример из далекого прошлого. Историки не раз высказывали недоумение по
поводу того, что в Варфоломеевскую ночь суровые гугеноты, основа самых
боеспособных частей французской армии, позволили парижским бездельникам
резать себя, как баранов, не попытавшись организоваться, сопротивляться
и, в большинстве случаев, — даже бежать. Психологическая атмосфера резни
парализовала их волю, сформировала настроение обреченности и установку
жертвы.

В такой момент даже сильный человек способен испытать психический ступор,
подобно мощному бизону, настигнутому львицей. Это и имел в виду тот,
упомянутый в прошлой лекции сумгаитский парень, утверждая, что резня
несравненно страшнее войны…

Структура и динамика человеческих потребностей таковы, что люди могут,
потеряв волю и достоинство, впасть в животное состояние. И те же люди, при
появлении высокозначимых целей, способны в буквальном смысле стоять
насмерть, ложиться под танки и бросаться в огонь. При этом внешняя оценка их
поступков в экстремальной ситуации как героических, преступных или просто
глупых сильно зависит от того, насколько собственные ценности наблюдателя
согласуются с ценностными координатами наблюдаемого поступка.

Механизмы развития паники

Наблюдения и описания многочисленных эпизодов коллективной паники позволили
вычленить некий «усредненный» сценарий.

Шокирующий стимул, очень сильный или повторяющийся, вызывает испуг сначала у
одного или нескольких человек. В толпе минимальный порог возбудимости обычно
имеют женщины или дети а в боевой ситуации — молодые и неопытные, не
закаленные в сражениях солдаты. Их испуг проявляется криками — односложными
фразами («Пожар!» «Танки!») или междометиями, — выражением лиц и суетливыми
телодвижениями.

Эти люди становятся источником, от которого страх передается остальным.
Происходит взаимная индукция и нагнетание эмоционального напряжения через
механизм циркулярной реакции. Далее, если не приняты своевременные меры,
масса окончательно деградирует, люди теряют самоконтроль, и начинается
паническое бегство, которое кажется спасительным, хотя в действительности
только усугубляет опасность.

Присутствие в толпе женщин и детей (о приоритетном спасении которых при
массовой панике уже никто не думает) плохо еще и потому, что звук высокой
частоты — женские или детские крики — в стрессовой ситуации оказывает
разрушительное влияние на психику. По той же причине, кстати, для
противодействия панике, коллективной или индивидуальной, лучше служит низкий
мужской голос, чем высокий женский. Напротив, провокации панического
настроения среди неприятеля, вероятно, больше способствует визг атакующей
калмыцкой конницы, чем мужественное «Ура!».

Приведу еще ряд дополнительных замечаний, которые вносят коррективы в
«усредненный» сценарий.

В очень редких случаях, когда шокирующий стимул необыкновенно силен, массовая
паника может возникнуть сразу, без промежуточных стадий. Т. е. толпа
опять-таки, подобно калифорнийскому эпизоду, как бы становится простой
суммой насмерть перепуганных индивидов, но здесь уже срабатывает совсем
другой механизм. В этих, повторю, редчайших случаях, вопреки определению
Прангишвили, паника перестает быть «вторичным» явлением и становится
непосредственной, почти механической реакцией на стимул. Судя по описаниям,
именно так произошло в Хиросиме среди тех, кто находились неподалеку от
места ядерного взрыва, но не были сразу накрыты его волной.

Гораздо типичнее и практически важнее обратная ситуация. Когда люди ожидают
какого-то страшного события, средства избежания которого неизвестны,
стимулом паники может стать словесное обозначение ожидаемого события. Или
какой-либо другой знак, дорисованный воображением до ожидаемого источника
страха.

В Первой мировой войне немцы начали применять на западном фронте газы —
страшное оружие, против которого оказался бесполезен опыт бывалых солдат
и предсмертные мучения от которого превзошли все виденное ранее. Это
вызвало чрезвычайную напряженность в англо-французских войсках. Описан
ряд фронтовых эпизодов, когда газов не применяли, но кому-то что-то
казалось, и испуганный крик: «Газы!» — обращал в бегство целые
батальоны.

П. Н. Симанский рассказывает о панике, возникшей из-за того, что один
испуганный солдат закричал: «Обозы!». И о том, как истощенная в боях
бригада турок подверглась страшной панике, приняв за греческую кавалерию
лошадей собственной же артиллерии, возвращавшихся с водопоя.

Один немецкий генерал признался в своих мемуарах, что сам, вместе с
войсковыми частями и населением, пережил панику, вызванную видом
пленных
русских солдат и распространившуюся глубоко в тыл (это
произошло после ожесточенных сражений у Мюленского озера во время Первой
мировой войны). А на похоронах жертв бомбежки во французском городе
Бреше сильная паника охватила участников процессии, принявших
пролетавшую птицу за вражеский самолет.

В. М. Бехтерев, ссылаясь на конкретные ситуации, отмечал, что «в театрах
или других многолюдных собраниях достаточно кому-нибудь произнести слово
«пожар», чтобы возникла целая эпидемия страха и паники, которая
молниеносно охватит все собрание и вызовет тяжелые последствия».

Столь же трагическими, сколь наглядными иллюстрациями ко многим
приведенным выше положениям изобилует начало Великой Отечественной
войны. Лейтмотивом предвоенной пропаганды служил тезис о том, что
Красная Армия будет вести войну только на чужой территории, так как
капиталистические государства не посмеют на нас напасть: буржуазные
правительства понимают, что их солдаты, дети рабочих и крестьян,
повернут оружие против своих классовых врагов. На этом фоне мощное
наступление фашистских войск в первые недели произвело настоящий шок.

Весьма эффективными были действия танковой армии немецкого генерала X.
Гудериана. Тактика «гудериановского мешка» состояла в том, что траншеи
противника брались в кольцо с последующим полным уничтожением живой
силы, и такая перспектива психологически подавляла обороняющихся бойцов.
Немцы умело пользовались этим обстоятельством. Были эпизоды, когда они,
сняв с мотоциклов глушители, имитировали звук приближающихся танков, что
становилось стимулом паники. Это и послужило поводом для создания на
фронте так называемых заградотрядов из войск НКВД, которые стреляли с
тыла по отступающим без приказа.

(Так мне рассказывали отец и его однополчане. Я умышленно не проверял,
насколько их рассказ соответствует официальной историографии: то, как
запомнили события их участники, само по себе важно и для психолога, и
для историка… )

И последнее замечание, чрезвычайно важное в практическом плане.

Сразу после шокирующего стимула обычно наступает так называемый
психологический момент
. Люди оказываются как бы во взвешенном состоянии
(«оторопь») и готовы следовать первой реакции. Иногда она оказывается
парадоксальной. Например, по фрейдовскому механизму противоположной реакции,
человек может от испуга броситься навстречу опасности, и за ним следуют
остальные.

Это очень ярко описано в романе А. С. Серафимовича. Казачья конница, с
саблями наголо, с тыла пошла в атаку на беззащитный обоз, в котором —
только женщины, дети, старики и раненые; всех их ждала неминуемая
гибель. Люди застыли в оцепенении.

Вдруг «великое молчание, полное глухого топота, пронзил крик матери. Она
схватила ребенка, единственное оставшееся дитя, и, зажав его у груди,
кинулась навстречу нарастающей в топоте лавине.

— Сме-ерть!.. сме-ерть!.. сме-ерть идет!

Как зараза, это полетело, охватывая десятки тысяч людей:

— Сме-ерть!.. сме-ерть!..

Все, сколько их тут ни было, схватив, что попалось под руку, — кто палку,
кто охапку сена, кто дугу, кто кафтан, хворостину, раненые — свои
костыли, все в исступлении ужаса, мотая этим в воздухе, бросились
навстречу своей смерти».

Казаки, не ожидавшие такого, сами перепугались и повернули коней.

Такие случаи, конечно, редки и «не делают погоды» в общем массиве ситуаций
коллективного страха. Тем не менее я не случайно подчеркнул особую
практическую важность последнего замечания. Дело в том, что психологический
момент является самым подходящим для перелома ситуации человеком или
небольшой, но организованной группой лиц готовых взять на себя руководство.
К этому мы далее вернемся…

Предотвращение и ликвидация массовой паники

Меры по предупреждению массовой паники связаны с учетом ее предпосылок
(факторов).

Если речь идет о сформировавшейся группе, нацеленной на работу в стрессовых
ситуациях (политической партии или боевом подразделении, научной экспедиции
или отряде спасателей и т. д.), то прежде всего следует уделять внимание
идейной и организационной подготовке к возможным опасностям, обеспечению
эффективного руководства и воспитанию лидеров, пользующихся высоким
доверием. Повторю, что при отсутствии духовно-психологических предпосылок
паники коллектив способен достойно встретить самые суровые испытания.

Но не всегда такая подготовка в принципе возможна, например, при массовых
уличных мероприятиях, где участвует множество более или менее случайных
людей. В таких ситуациях уже особое значение приобретает учет
физиологических и общепсихологических факторов.

Ранее указывалось на типичные ошибки, состоящие в затягивании мероприятий и
безразличии к физическому. состоянию участников (усталость, алкогольное
опьянение и проч.). При высокой социальной напряженности, некомфортных
климатических условиях или неоднозначном прогнозе синоптиков надо подумать о
динамизме митинга или демонстрации, чтобы свести к минимуму утомление людей
и связанные с ним неожиданности. Службе охраны рекомендуется препятствовать
проникновению в ряды демонстрантов нетрезвых людей и алкогольных напитков,
предвидя возможность иррациональных реакций, особенно при вероятных
провокациях.

Как отмечалось, желательно избегать совпадения по времени с другими
зрелищными событиями в городе (футбольный матч, карнавал и т. д. ). В
противном случае возможно, с одной стороны, переключение внимания,
«перетягивание» значительной части толпы и превращение ее в окказиональную
или экспрессивную (но не тогда, когда это запланировано организаторами). С
другой стороны, вероятное столкновение толп (например, политическая
демонстрация столкнется с возбужденными болельщиками, вышедшими со стадиона)
чревато трудно предсказуемыми последствиями.

Чрезвычайно важен учет общепсихологического фактора паники: прежде всего,
своевременное информирование людей о возможных опасностях и имеющихся
способах противодействия. Последнее касается предупреждения как
коллективной, так и индивидуальной паники.

О зависимости между эмоцией и информацией философами, психологами и биологами
написаны целые тома, и эта проблема заслуживает особого разговора. Мы
коснемся лишь отдельных ее аспектов постольку, поскольку они относятся к
теме лекции. Сразу подчеркну, что все сказанное далее имеет отчетливые
нейрофизиологические объяснения, но, не будучи специалистом в
нейрофизиологии, я ограничусь феноменологической и психологической сторонами
дела.

В трактате одного средневекового мыслителя есть такая байка. Философ
подходит к группе смеющихся женщин и заявляет: «Если бы вы знали
столько, сколько знаю я, ваш плач был бы громче вашего смеха». Вероятно,
этот самодовольный пессимист просто не заметил, что знание всегда
преломляется через призму ценностей и психологических установок.
Порывшись в памяти, любой из нас обнаружит среди своих знакомых и хмурых
дураков, и жизнерадостных мудрецов. Психологам и врачам особенно хорошо
известно, сколь многое зависит от коммуникативной задачи и способа
подачи информации.

Эмоциональное состояние и поведение человека при опасности в огромной
степени определяется субъективным образом ситуации и, главное,
представлением о своей роли в ней. Паника может возникнуть тогда, когда
ситуация для меня необычна и неожиданна, мне неизвестны способы
преодоления опасности, отсутствует план действий и я вижу себя пассивным
объектом событий. Но при наличии знания (сколь бы иллюзорно оно
ни было) и программы действий (пусть и неадекватной) человек чувствует
себя активным субъектом — и ситуация решительно меняется.
Образуется другая доминанта, внимание переключается со страха и боли на
предметную задачу, в итоге же страх уходит совсем, а болевой порог
значительно повышается.

Еще в студенческие годы я познакомился с молодым латиноамериканским
революционером, известным героем, перенесшим пытки в тюремных застенках
и успевшим проявить у себя на родине чудеса храбрости. В Москве парень
простудился, и я отвел его к врачу, а врач прописал горчичники. Узнав о
назначении, этот герой-революционер покрылся испариной, весь сжался от
страха и наотрез отказался от процедуры, считая ее невыносимо
болезненной. Реакция была просто поразительной для
двадцатичетырехлетнего мужчины. «А правда, что тебе ломали кисти рук,
отбили почки?», — пытались мы его урезонить. — «Да, били меня крепко». —
«А как же?.. «. Но парень был простоватый, к рефлексии не склонный и,
кажется, даже не понял причину нашего недоумения. Поставить ему
горчичники медсестра так и не смогла. Позже, когда я уже профессионально
занимался психологией и готовил для подпольщиков специальный учебный
курс сопротивления пыткам (во избежание политических недоразумений курс
был назван туманно — «Психология воли»), мне пришлось проанализировать
большой массив подобных случаев. И убедиться, что мое тогдашнее
изумление было только следствием неопытности.

Я стал замечать, как ветеран, имеющий боевые раны, скрывает волнение,
отправляясь в зубоврачебный кабинет. Как опытные офицеры
воздушно-десантных войск вдруг начинают нервничать, оказавшись на
парашютной вышке в парке культуры и отдыха. Медсестры с усмешкой
рассказывали мне, что всегда держат наготове пузырек с нашатырным
спиртом, если предстоит взять кровь из вены у дюжего военного служаки —
по их словам, такие хлопаются в обморок гораздо чаще, чем нежные
дамочки. Вспомнил я и свой собственный опыт, особенно спортивный,
беседовал с профессиональными спортсменами и спортивными психологами.
Волнение боксера перед выходом на ринг против сильного противника сродни
волнению теннисиста в аналогичной ситуации. Тот факт, что на ринге я
почти наверняка получу чувствительные удары, которые на корте не грозят,
не отражается в эмоциональной палитре — внимание сосредоточено совсем на
другом. А на тренировках в фехтовальном зале мы «для закалки» выходили
на дорожку без кирасы или нагрудника: на голове стальная маска, на
правой руке специальная перчатка до локтя, а туловище почти не защищено.
Удары клинком сабли очень болезненны, на теле появлялись ушибы,
кровоподтеки и долго не заживавшие красные полосы. Но я готов ручаться,
что никто, взяв в руку эспадрон, не испытывал страха перед неминуемой
болью — того страха, какой мы испытывали при виде бормашинки, шприца или
хирургического скальпеля.

Все это примеры из одного ряда. Парашютист перед опасным прыжком, боксер
на ринге, опытный солдат в бою и даже революционер в пыточной камере —
это все субъекты деятельности, решающие предметные задачи с
соответствующей направленностью внимания и эмоциональным наполнением (в
крайнем случае, ненависть к палачам). Тот же парашютист на вышке (где
наличие противовеса и прочих страховок дает полную гарантию физической
безопасности), боксер, солдат или революционер в ожидании неприятной
медицинской процедуры могут стать совсем другими существами. Они
чувствуют себя беспомощными объектами чужой деятельности, и это
гнетущее ощущение бессубъектности — самодостаточная предпосылка страха и
боли.

Я упомянул о боли и еще раз подчеркну, что, вопреки расхожему
предрассудку, будто физическая боль есть «чистая» физиология, в
действительности это все тот же субъективный образ. Он является
элементом совокупного образа мира, и потому болевые ощущения очень
существенно зависят от актуализованной картины ситуации.

Во время Второй мировой войны американские врачи заметили, что двое из
трех солдат и офицеров, получивших тяжелые телесные ранения и
находящихся в полном сознании в госпитале, не жалуются на сильную боль и
отказываются от обезболивающих лекарств, избегая привыкания. Гражданские
лица с похожими повреждениями вследствие аварии или хирургического
вмешательства испытывают гораздо более сильные мучения. Представитель
так называемой психосоматической медицины Д. Бэйкал (D. Bykal), в книге
которого подробно изложены эти факты, заключил их довольно
парадоксальным, на первый взгляд, комментарием: военнослужащие «не
интерпретируют» ощущения, испытываемые от боевой раны, как болевые.

А старый советский солдат рассказал мне, как после очередного боя с
удивлением заметил, что порванный сапог весь мокрый, хотя никаких луж
вокруг не было. Сняв сапог, он обнаружил, что нога вся в крови.
Оказывается, в пылу сражения человек не заметил (!), что его икроножная
мышца навылет пробита осколком.

И последний пример, из довольно неожиданной области, иллюстрирующий
зависимость между болью, страхом и информационным образом.

Среди моих слушателей в Институте общественных наук преобладали мужчины,
но изредка встречались и женщины. Обсуждая вместе со всеми приемы
сопротивления пыткам, они обратили мое внимание на такой факт. К концу
70-х годов в Европе и в Америке стала входить в моду «естественность», и
среди интеллигентных дам сделалось хорошим тоном отказываться от
обезболивающих препаратов при родах: настоящая женщина должна рожать
«сама». Широко распространились предродовые психологические
консультации, тренинга и пособия для рожениц.

Из пособий я с удивлением узнал, что страшные родовые боли — это
особенность женщин, принадлежащих к западной культуре, в которой роды
традиционно принято считать мучительным процессом. Женщины других
культур (например, китаянки), якобы, испытывают не боль, а лишь что-то
вроде «тягучего ощущения». Европейские же дамы настолько зациклены на
страхе перед неминуемой болью, что только так «интерпретируют» (опять
это странное слово!) любое физическое ощущение.

Человеку, который «никогда не рожал», неловко об этом судить, и я надеюсь
на снисходительность читательниц, ибо, как говорится, за что купил, за
то и продаю. Но главное здесь — не культурологические экскурсы, а суть
тренинговых процедур. Состоит же она в том, чтобы превратить роды в
действие
, когда роженица начинает чувствовать себя не пассивным
физиологическим телом, а субъектом деятельности. К ситуации должен быть
применим вопрос: «Что делаешь?» — и ответ: «Рожаю!». Когда удается
сменить психологическую установку, с ней изменяются все ощущения и их
эмоциональная валентность. И роды превращаются из драматической
неизбежности в трудный, но радостный процесс…

Конечно, все сказанное относится и к массовым страхам, и, в частности, к
предотвращению массовой паники. Часто организаторы избегают
предупреждать о возможных опасностях, ссылаясь на то, что часть
участников демонстрации (митинга и т. д. ) покинет ее ряды. Но,
во-первых, здесь многое зависит от формы подачи информации — с акцентом
на угрозах или на способах противодействия. Во-вторых, вопрос в том,
стоит ли в погоне за массовостью повышать вероятность последующей
паники, подвергая риску психическое состояние, здоровье, а иногда и
жизни людей.

Как правило, реальная опасность обратно пропорциональна осведомленности,
а точнее, оперативной готовности к ней. Мне на всю жизнь запомнился
такой факт.

В 1970 году, когда в Чили проходила очень острая и драматичная
избирательная кампания, правые боевики придумали эффективный способ
разгрома левых демонстраций. Представьте, многотысячная колонна
сторонников С. Альенде шествует во главе с популярными политическими
лидерами. Когда голова колонны минует очередной перекресток, из-за угла
выскакивает группа парней, вооруженных дубинками и кастетами,
численностью около сорока человек. Они отсекают руководителей («голову»)
от остальной массы и энергично врезаются в толпу, нанося удары. Охрана
демонстрации не успевает сориентироваться и своевременно вступить в бой,
задние ряды не видят и не понимают, что произошло, но им передается
испуг первых рядов — и через пять минут тысячи людей, опрокидывая друг
друга, бегут врассыпную. (Обходится без жертв благодаря тому, что, слава
богу, улица широка и из нее много выходов).

Но не век коту масленица. После двух или трех провалов левые нашли
контригру, и она оказалась на удивление простой. С приближением колонны
к каждому перекрестку по бокам выстраивались, сцепившись локтями, ребята
из охраны. Или параллельно демонстрантам, рядом с передними рядами,
двигались два длинных грузовика. Можно было придумать и другие приемы,
главное обстоятельство состояло в том, что демонстранты были теперь
вооружены знанием о возможной опасности и психологически готовы
ей противостоять.

Только что упомянутая сцепка локтями — одна из хорошо известных мер
противодействия паническим настроениям. С одной стороны, ощущение физической
близости товарищей повышает психологическую устойчивость. С другой стороны,
такая позиция мешает противнику (провокаторам или полиции) расчленить ряды,
после чего растерянность, ощущение беспомощности и паника станут почти
неизбежными.

Еще один многократно апробированный прием — коллективное пение хорошо всем
известной ритмической песни. В прошлой лекции говорилось о том, что
действующая толпа аритмична и поэтому ритмический звук стимулирует
превращение ее в экспрессивную или, в данном случае, препятствует
превращению экспрессивной толпы в действующую (паническую). Но если для
блокирования массовой агрессии применяются быстрые ритмы, то фактором
противодействия панике служит более медленный размеренный ритм марша или
гимна.

Такой ритм может сыграть позитивную роль и после того, как паника уже
началась. Во всех случаях, конечно, желательно наличие соответствующей
музыки и динамиков, но и при отсутствии таковых не следует терять голову.

Вот хрестоматийный случай из предвоенной жизни Европы. В 1938 году на
трибунах парижского национального велодрома по окончании соревнования
возник небольшой пожар. Сотрудникам удалось быстро локализовать огонь,
но уже десять тысяч зрителей с чрезмерной энергичностью двинулись к
единственному выходу. Ситуация грозила стать смертельно опасной. По
счастливой случайности в толпе оказались двое психологов, которые смогли
вовремя сориентироваться и принялись громко скандировать: «Ne-pousse-pas!»
(Не-пус-па — Не-тол-кай). Ритм подхватили окружающие, он волной прошел
по толпе. Через несколько минут тысячи людей дружно скандировали эту
фразу; толпа превратилась в экспрессивную, страх и суета сменились общим
задором и все благополучно покинули трибуны…

В преддверье и на ранней стадии развития паники может быть очень продуктивно
использован юмор. Мне известны яркие случаи в разных странах, когда
своевременная шутка снимала паническое напряжение, а выступление популярного
юмориста решающим образом изменяло настрой массы. Часто это бывает связано с
игрой слов и прочими языковыми двусмысленностями, которые трудно
пересказывать на другом языке. Поэтому приведу только один пример из
недавней российской истории.

20 августа 1991 года, в самый напряженный момент у Белого Дома, когда ожидали
штурма чуть ли не с участием танков, перед собравшимися «живьем» предстал
популярнейший сатирик Геннадий Хазанов. Имитируя голос М. С. Горбачева, еще
находившегося в Форосе, он медленно произнес: «Политику нельзя делать
грязными трясущимися руками… «. Это был парафраз известного мотива,
который часто звучал в выступлениях Президента СССР (про грязные руки в
политике) — он был дополнен упоминанием о трясущихся руках самозванного
председателя ГКЧП, показанного по телевидению днем ранее. Речь Хазанова —
«Горбачева» была встречена общим смехом облегчения и бурными аплодисментами.
Многие из участников события считают тот момент психологически переломным в
эпопее неудавшегося переворота…

Обсуждая способы ликвидации возникшей паники, полезно вспомнить о том, что
ранее говорилось про психологический момент. Известны приемы
возвращения этого момента, который, повторю, является наиболее подходящим
для начала эффективного руководства.

Например, используется привычное стимулирование. Люди привыкли неподвижно
застывать при исполнении национального гимна, и этот условный рефлекс может
актуализоваться при громком включении первых же актов.

Другой прием — применение более сильного шокового воздействия. Например,
выстрел в закрытом помещении способен произвести новую «оторопь», люди на
секунду застывают — и становятся доступны для организующего воздействия.

Во время боя, в шуме канонады, выстрел едва ли произведет желаемый эффект.
Его могла бы заменить внезапная стрельба в упор по своим убегающим солдатам,
но я даже не хочу комментировать такую рекомендацию. Из литературы, правда,
известны удивительные случаи прекращения паники на поле боя неожиданным
приказом.

Командир дивизии увидел, что один из его полков в ужасе побежал от
несуществующего противника. Встав на пути убегающих, он громко крикнул:
«Стойте! Снимайте сапоги!». Окрик и вправду возымел действие. Солдаты
принялись снимать сапоги, их внимание было переключено с мифической
опасности на конкретное действие, после чего удалось привести полк в
боеспособное состояние.

Если эта история достоверна (а по-моему, она из числа тех, которые, как
говорится, нарочно не придумаешь), то, вероятно, роль шокирующего
стимула в нем сыграла смысловая неожиданность действий комдива.

Еще более остроумное решение принял наполеоновский маршал М. Ней. Когда
его войска в панике побежали с поля боя, он послал адъютантов передать
приказ, что солдаты должны пробежать без остановки ровно 10 километров.
По получении такого приказа войска пробежали еще примерно 3 километра,
затем остановились, пришли в себя и восстановили состояние
боеспособности.

Последний случай чрезвычайно поучителен, психологически интересен и
заслуживает специального анализа. Здесь ограничимся коротким
комментарием. Антиволевым действиям солдат было умело возвращено
субъективное качество произвольной планомерности, и это оказалось
фактором отрезвления. Такой прием хорошо применим и во «внештатных»
ситуациях мирной жизни.

Разумеется, все эти приемы предполагают наличие людей, не поддавшихся общему
состоянию и готовых взять руководство на себя, а если таковых нет, то не о
чем и говорить. Поэтому при правильной организации массовых мероприятий,
кроме службы охраны, работает специально подготовленная команда (по-русски,
кажется, даже нет специального термина, в Латинской Америке же ее называют
el equipo antipanico — «противопаниковая команда»). Она находится
поодаль от массы, не принимая участия в общих действиях, чтобы избежать
эмоционального кружения, и вооружена не дубинками, кастетами и прочими
орудиями уличного боя, а музыкальными записями, динамиками и мегафонами. И,
главное, — знаниями, опытом и интуицией, которая есть дочь информации…

* * *

… Отставной офицер одной из латиноамериканских спецслужб (а в последующем
член революционной партии) изложил мне три полушутливых правила
индивидуальной безопасности в толпе, которым его самого обучали инструкторы.
Хотя правила предназначены для профессионалов, знакомство с ними может быть
полезно всем.

Первое. Не лезь в толпу бесплатно (т. е. когда не находишься на работе
и не выполняешь задание; в общем случае: не лезь зря, держись от толпы
подальше).

Второе. Проникая в толпу, думай, как будешь из нее выбираться (т. е.,
не зная броду, не лезь в воду. Еще я вспоминаю анекдот из той поры, когда в
автобусах писали: «Не высовываться», — а в Одессе водитель обращался к
нарушителям: «Высовывай, высовывай, посмотрим, что назад всунешь»… ).

Третье. Оказавшись в толпе случайно, представь, что находишься на работе
(т. е. сосредоточься, не теряй голову, не поддавайся эмоциональному
кружению и вспомни о том, чему обучен).

И еще одно, заключительное замечание. В народе говорят: против лома нет
приема. На самом деле приемы, конечно, есть и против лома, только не всем
они доступны. Коллектив бойцов способен героически выстоять при смертельной
опасности, но порог сопротивляемости уличной массы невысок. Все ранее
сказанное рассчитано на то, чтобы оптимизировать управляемость ситуации и
минимизировать риски. Но далее вопросы технологии уступают место вопросам
политического разума и морали: следует ли взывать к помощи массы, если
опасность очень велика.

Для таких случаев разработаны приемы «летучей демонстрации». Это уже не масса
и тем более не толпа, а организованная и сравнительно немногочисленная
(несравнимая с массовой манифестацией) группа единомышленников с четкой
ролевой структурой. Она движется по определенному маршруту и в точках особой
опасности, по заранее условленному сигналу, рассеивается, чтобы вновь
сойтись в следующей точке сбора. Такие действия могут быть достаточно
эффективны, но они, конечно, не принадлежат сфере стихийного поведения…





НАВЕРХ

Факторы возникновения массовой паники

Удалось
выявить четыре комплекса факторов
(иначе их называют также условиями, или
предпосылками) превращения более или
менее организованной группы в паническую
толпу.

1.            
Социальные факторы напряженность
в обществе, вызванная происшедшими или
ожидаемыми природными, экономическими,
политическими бедствиями. Это могут
быть землетрясение, наводнение, эпидемия,
реальный или мнимый недостаток
продовольствия, резкое изменение
валютного курса, государственный
переворот, начало или неудачный ход
войны и т.д. Иногда напряженность
обусловлена памятью о трагедии и (или)
предчувствием надвигающейся трагедии,
приближение которой ощущается по
предварительным признакам.

Не случайно
акцент был сделан на то, что калифорнийская
паника случилась в преддверии мировой
войны. Отчасти похожими событиями
изобиловала в тот период и жизнь в
Западной Европе. Уже после войны в
качестве довольно жестокого эксперимента
радиоспектакль повторили в Эквадоре
и Чили. Там тоже возникли панические
толпы, но гораздо меньшего масштаба.
Причем в Эквадоре, когда перепугавшиеся
люди узнали, что все было «шуткой»,
паническая толпа превратилась в
агрессивную и разгромила радиостанцию.

Мемуары
современников переломных исторических
событий полны рассказами о панике,
возникающей как будто «из ничего» в
периоды общей социальной напряженности.
Так, французские историки О. Кабанис и
Л. Насс в книге «Революционный невроз»
приводят множество характерных
свидетельств, относящихся к периоду
«Великого страха», который объял города
и деревни страны в годы Великой французской
революции. «Достаточно было какой-нибудь
девушке, возвращавшейся вечером с поля,
встретить пару незнакомых лиц, чтобы
весь приход бросался искать спасения
в ближайшем лесу, покидая дома и имущество
на произвол судьбы. В ином случае поводом
для всеобщего бегства бывал подчас
простой столб пыли, поднятый проезжим
дилижансом».

Социальное
напряжение как предпосылка паники
иногда умело используется аферистами.
Один индийский политик упоминал почти
забавный эпизод из своей карьеры. В
городке, где он жил и работал, периодически
случались наводнения из-за того, что
разлившаяся река прорывала искусственную
дамбу; это, конечно, каждый раз влекло
за собой серьезные неприятности для
горожан и порождало нервозное состояние.
Вскоре после очередного бедствия по
городку разнесся слух, будто дамбу опять
прорвало. Началась паника: люди, оставив
дома, бросились в сторону возвышенной
окраины, куда вода обычно не достигала
и где как раз находился его дом. Узнав
о причине страха, он сумел успокоить
народ, рассказав, что часом ранее вернулся
из той самой точки, где, по слухам,
произошел прорыв.

Избавившись
от недавнего страха, тысячи людей
остановились, многие зашли к хозяину в
гости, заполнив дом, двор и пространство
вокруг. Завязалась бесконечная индийская
беседа о Боге, о душе и ни о чем, а закон
восточного гостеприимства не позволял
выказать неудовольствие таким вторжением.
Наконец, хозяина осенило. «А вы хоть
заперли двери, покинув дома? – спросил
он. – Нет? А вы представляете, что теперь
делают в городе те, кто распустил этот
ложный слух?»

Новый слух
о том, что в оставленных без присмотра
домах орудуют воры, за минуту облетел
собравшихся – и вновь возникшая
паническая толпа ринулась в обратную
сторону.

Будущий
политик и не предполагал, что его догадка
и рожденный ею слух достоверны. Группу
хитроумных воров удалось поймать с
поличным, а политик приобрел среди
сограждан реноме очень умного человека.
Что весьма пригодилось на ближайших
выборах…

2.            
Физиологические факторы: усталость,
голод, длительная бессонница, алкогольное
и наркотическое опьянение снижают
уровень индивидуального самоконтроля,
что при массовом скоплении людей чревато
особенно опасными последствиями.

Так, типичными
ошибками при организации митингов,
манифестаций и массовых зрелищ становятся
затягивание процесса, а также безразличное
отношение организаторов к фактам продажи
и употребления участниками спиртных
напитков. В условиях социального
напряжения, жары или холода и т.д. это
повышает вероятность паники, равно как
и прочих нежелательных превращений
толпы.

3.            
Общепсихологические факторы
неожиданность, удивление, испуг,
вызванные недостатком информации о
возможных опасностях и способах
противодействия.

В разгар
партизанской войны в Никарагуа (середина
70-х годов) правительственные войска
впервые начали применять трассирующие
пули. Это было настолько неожиданно и
необычно, что в нескольких столкновениях
закаленные отряды партизан обращались
в паническое бегство. Только после того,
как бойцам растолковали механизм
действия этого оружия, его достоинства
и недостатки, первоначальный психический
шок сошел на нет.

Известны
случаи, когда паника среди манифестантов
возникала из-за того, что многие неверно
представляли себе политическую обстановку
и статус мероприятия. Например, люди
думали, что оно санкционировано властями,
и появление полицейских с дубинками
оказывалось шокирующей неожиданностью.
Или, наоборот, некоторые участники не
знали, что акция согласована, и неадекватно
реагировали на полицейских. Были эпизоды,
когда непредвиденные действия
малочисленной, но хорошо организованной
группы политических врагов вносили
смятение и панику в многотысячную
демонстрацию.

4.            
Социально-психологические и
идеологические факторы:
отсутствие
ясной и высокозначимой общей цели,
эффективных, пользующихся общим доверием
лидеров и соответственно низкий уровень
групповой сплоченности.

Исследователи
массовой паники единодушно подчеркивают
преимущественное значение именно этого
фактора по сравнению с предыдущими.
Любопытной иллюстрацией к сказанному
может служить лабораторный эксперимент,
в котором использован модифицированный
метод гомеостата, хорошо известный
социальным психологам.

В большую
прозрачную бутыль были на веревках
опущены одинаковые конусообразные
предметы; другой конец каждой из веревок
держали в руках испытуемые. По размеру
каждый конус легко проходил через
горлышко, но два одновременно пройти
не могли. У днища бутыли находилось еще
одно отверстие, через которое поступала
вода, и уровень ее, естественно, повышался.

Задача
испытуемых – вынуть из бутыли сухие
конусы, за что они получали по 20 долларов.
Но тот, чей конус намокнет, был обязан
сам уплатить 10 долларов. Таким образом,
«опасность» измерялась 30 долларами
(получить 20 или уплатить 10). Испытуемые
имели возможность заранее договориться
о согласованных действиях.

Когда в
лабораторию приглашалась сплоченная
группа с устоявшейся структурой, взаимным
доверием и эффективным руководством,
все легко справлялись с задачей. В
случайно же собранных группах (если не
находилось умелого лидера) и во внутренне
конфликтных коллективах возникали
трудности.

Те, кому
предстояло действовать последними,
нервничали, дергались и непроизвольно
мешали первым (психологи называют это
идеомоторным рефлексом). Их нервозность
передавалась остальным, все суетились,
обвиняли друг друга, и вместе с уровнем
воды в бутыли рос страх (потерять 30
долларов!). Признаки наступающей паники
фиксировались визуально – по возбужденному
поведению, возгласам, выражению лиц –
и по объективным показателям: у испытуемых
повышалось кровяное давление, снижался
кожно-гальванический рефлекс…

Этот
эксперимент, авторам которого не откажешь
в чувстве юмора, демонстрирует, что для
возникновения панической дезорганизации
в слабо интегрированной группе довольно
даже смехотворной опасности. Далее мы
еще не раз убедимся, что опасность может
быть и вовсе мифической или во всяком
случае несопоставимой с той, которая
создается самим паническим поведением.

Вместе с тем
история войн, революций, опасных научных
экспедиций и т.д. дает множество наглядных
свидетельств того, как сплоченный
коллектив единомышленников способен
даже при смертельной опасности и крайнем
истощении сил сохранять единство
действий, не проявляя симптомов паники.
А.С. Прангишвили приводил другой пример.
«Специальными исследованиями показано,
– писал он, – что среди членов пожарной,
медицинской команд и других организаций,
которым поручается оказание помощи
пострадавшим от землетрясения, никогда
не имеет место паника».

Объясняя
такую стрессоустойчивость, нельзя,
конечно, сбрасывать со счета индивидуальные
качества спасателей, исследователей
или бойцов: тип нервной, эндокринной
систем и т.д. Но из литературы известно,
что люди, стойко переносящие самые
жестокие опасности, в отдельности,
оказавшись в другой подчас значительно
менее травматической ситуации, но без
актуализованной установки на мобилизацию
и практическое действие, теряют
самообладание.

Мы позже
вернемся к этому вопросу, но для начала
приведём примеры из далекого прошлого.
Историки не раз высказывали недоумение
по поводу того, что в Варфоломеевскую
ночь суровые гугеноты, основа самых
боеспособных частей французской армии,
позволили парижским бездельникам резать
себя, как баранов, не попытавшись
организоваться, сопротивляться и в
большинстве случаев – даже бежать.
Психологическая атмосфера резни
парализовала их волю, сформировала
настроение обреченности и установку
жертвы.

Авторы книги
«Революционный невроз» рассказывают
о странном безволии, проявленном
французскими революционерами, прежде
смелыми и решительными, – жирондистами,
дантонистами, Робеспьером – в ситуациях,
когда они вдруг сами становились
объектами революционного террора.
«Когда перечитываешь страницы истории
революции, то кажется, что этими людьми,
созданными для борьбы, овладевал внезапно
какой-то упадок сил, и как раз в те
моменты, когда им нужно было бы
удесятериться: с такой удивительной
покорностью они бессильно давали вести
себя на бойню».

Разве не то
же самое происходило со многими
большевиками, героями революции и
Гражданской войны, в атмосфере общего
страха и массовых репрессий, сопровождаемых
«всенародным осуждением»?

В такой момент
даже сильный человек способен испытать
психический ступор, подобно мощному
бизону, настигнутому львицей.

Структура и
динамика человеческих потребностей
таковы, что люди могут, потеряв волю и
достоинство, впасть в животное состояние.
И те же люди при появлении высокозначимых
целей способны в буквальном смысле
стоять насмерть, ложиться под танки и
бросаться в огонь. При этом внешняя
оценка их поступков в экстремальной
ситуации – как героических, преступных
или просто глупых – сильно зависит от
того, насколько собственные ценности
наблюдателя согласуются с ценностными
координатами наблюдаемого поступка.

Паника

Карнавал в Дюссельдорфе в 2010 году

Паника

Прежде чем попытаться определить сущность паники и объяснить это явление, следует описать и точно установить само явление. Необходимо знать, какое явление в жизни индивида или массы называется паникой, каковы его чисто описательные черты, каковы изменения в психической жизни массы или индивида, имеющие место при панике. 

Паника (от греческого panikon – безотчетный ужас), психологическое состояние, вызванное угрожающим воздействием внешних условий, и выраженное в чувстве острого страха, охватывающего человека или группу людей, неудержимого и неконтролируемого стремления избежать опасной ситуации.

Паника – крайний, неудержимый страх, сразу охватывающий человека или многих людей.

Панические состояния очень часто бывают вызваны невротическими страхами, т. е. такими, которые неадекватны объективной опасности и являются, скорее, признаками внутреннего неблагополучия.

Индивидуальная паника. Этот термин не употребляется по отношению к конкретно определенным случаям. В одном случае, согласно старому мифу, им обозначается безотчетный страх в предчувствии неизвестной опасности, который охватывает, скажем, заблудившегося в горах или лесу путника. В другом случае этим термином обозначается страх, вызванный воображаемой причиной; напримёр, когда в ожидании опасности человек принимает шуршание листьев за шум шагов и убегает, т. е. в таких случаях сила страха не оправдывается причиной, вызвавшей его. Этим термином обозначается также сильный ужас — безграничный страх, который овладевает индивидом.

Массовая паника. Под массовой паникой подразумевают панику, которая овладевает большой массой людей (толпой, войсковой частью и т.д.).

Паника массовая — один из видов поведения толпы. Психологически характеризуется состоянием массового, страха перед реальной или воображаемой опасностью, нарастающего в процессе взаимного заражения и блокирующего способность рациональной оценки ситуации, мобилизацию волевых ресурсов и организацию совместного противодействия.

Удалось выявить четыре комплекса факторов (иначе их называют также условиями, или предпосылками) превращения более или менее организованной группы в паническую толпу.

Факторы, способствующие возникновению паники 

Возникновению паники способствуют следующие факторы:  

1. Социальные факторы — общая напряженность в обществе, вызванная происшедшими или ожидаемыми природными, экономическими, политическими бедствиями. Это могут быть землетрясение, наводнение, резкое изменение валютного курса, государственный переворот, начало или неудачный код войны и т. д. Иногда напряженность обусловлена памятью о трагедии и (или) предчувствием надвигающейся трагедии, приближение которой ощущается по предварительным признакам.   

2. Физиологические факторы: усталость, голод, длительная бессонница, алкогольное и наркотическое опьянение снижают уровень индивидуального самоконтроля, что при массовом скоплении людей чревато особенно опасными последствиями. Так, типичными ошибками при организации митингов, манифестаций и массовых зрелищ становятся затягивание процесса, а также безразличное отношение организаторов к фактам продажи и употребления участниками спиртных напитков. В условиях социального напряжения, жары или холода и т. д. это повышает вероятность паники, равно как и прочих нежелательных превращений толпы.

3. Общепсихологические факторы — неожиданность, удивление, испуг, вызванные недостатком информации о возможных опасностях и способах противодействия.

4. Социально-психологические и идеологические факторы: отсутствие ясной и высокозначимой общей цели, эффективных, пользующихся общим доверием лидеров и, соответственно, низкий уровень групповой сплоченности.

 Одним из решающих факторов является наличие возбуждающих и стимулирующих панику слухов, например, «подогревающих» предстоящую опасность или степень ее негативных последствий (так нередко бывало на радиоактивно загрязненных территориях после чернобыльской катастрофы).

Принципиальными оказываются и личностные качества людей, особенно наличие предрасположенности к панике у так называемых паникеров. Очень важным условием возникновения паники становится доля таких людей в большой группе. Известно, что иногда достаточна и 1% паникующих, чтобы паникой была охвачена вся многочисленная группа людей.

Структура и динамика человеческих потребностей таковы, что люди могут, потеряв волю и достоинство, впасть в животное состояние. И те же люди, при появлении высокозначимых целей, способны в буквальном смысле стоять насмерть, ложиться под танки и бросаться в огонь. При этом внешняя оценка их поступков в экстремальной ситуации как героических, преступных или просто глупых сильно зависит от того, насколько собственные ценности наблюдателя согласуются с ценностными координатами наблюдаемого поступка.

Развитие паники

Механизмы развития паники. Наблюдения и описания многочисленных эпизодов коллективной паники позволили вычленить некий «усредненный« сценарий. Шокирующий стимул, очень сильный или повторяющийся, вызывает испуг сначала у одного или нескольких человек. В толпе минимальный порог возбудимости обычно имеют женщины или дети, а в боевой ситуации — молодые и неопытные, не закаленные в сражениях солдаты. Их испуг проявляется криками — односложными фразами («Пожар!» «Танки!») или междометиями, — выражением лиц и суетливыми телодвижениями.    

Эти люди становятся источником, от которого страх передается остальным. Происходит взаимная индукция и нагнетание эмоционального напряжения через механизм циркулярной реакции. Далее, если не приняты своевременные меры, масса окончательно деградирует, люди теряют самоконтроль, и начинается паническое бегство, которое кажется спасительным, хотя в действительности только усугубляет опасность.

 Присутствие в толпе женщин и детей (о приоритетном спасении которых при массовой панике уже никто не думает) плохо еще и потому, что звук высокой частоты — женские или детские крики — в стрессовой ситуации оказывает разрушительное влияние на психику. По той же причине, кстати, для противодействия панике, коллективной или индивидуальной, лучше служит низкий мужской голос, чем высокий женский. Напротив, провокации панического настроения среди неприятеля, вероятно, больше способствует визг атакующей калмыцкой конницы, чем мужественное «Ура! «.

Приведу еще ряд дополнительных замечаний, которые вносят коррективы в «усредненный» сценарий.

В очень редких случаях, когда шокирующий стимул необыкновенно силен, массовая паника может возникнуть сразу, без промежуточных, стадий. Т. е. толпа, как бы становится простой суммой насмерть перепуганных индивидов, но здесь уже срабатывает совсем другой механизм. В этих, повторю, редчайших случаях, паника перестает быть «вторичным» явлением и становится непосредственной, почти механической реакцией на стимул. Судя по описаниям, именно так произошло в Хиросиме среди тех, кто находились неподалеку от места ядерного взрыва, но не были сразу накрыты его волной.       

Гораздо типичнее и практически важнее обратная ситуация. Когда люди ожидают какого-то страшного события, средства, избежание которого неизвестны, стимулом паники может стать словесное обозначение ожидаемого события. Или какой-либо другой знак, дорисованный воображением до ожидаемого источника страха.

Сразу после шокирующего стимула обычно наступает так называемый психологический момент. Люди оказываются как бы во взвешенном состоянии («оторопь») и готовы следовать первой реакции. Иногда она оказывается парадоксальной. Например, по Фрейдовскому механизму противоположной реакции, человек может от испуга броситься навстречу опасности, и за ним следуют остальные. 

Развиваясь, паника проходит несколько фаз. žПаника начинается с появления шокирующего стимула. Он вызывает потрясение и восприятиё ситуации как кризисной. žВозникает состояние замешательства, т.е. индивидуальные и неупорядоченные попытки интерпретировать событие в рамках личного опыта или путем припоминания аналогичных ситуаций из косвенного опыта. Острая необходимость быстрой интерпретации стимула и немедленных действий часто мешает логическому осмыслению кризисной ситуации и вызывает страх. Начинается циркулярная реакция: страх одних отражается другими и в свою очередь усиливает страх первых.  Страх ведет к уменьшению уверенности в способности присутствующих коллективно противодействовать кризисной ситуации и создает ощущение обреченности. Неверие в возможность коллективного организованного спасения вызывает желание спастись индивидуально. 

Психологические особенности людей  в условиях паники

Вопросам психологических особенностей людей в условиях паники была посвящена одна из задач классического исследования посвященного изучению массовой паники в США в 1938 году, вызванной радио-спектаклем «Вторжением с Марса». Около 1 млн. американцев восприняли эту радиопередачу как репортаж с места событий. В результате исследования были выделены четыре группы людей, в разной степени поддавшихся панике. Первую группу составляли те, которые испытали легкое чувство страха, но засомневались в реальности таких событий и, подумав, самостоятельно пришли к выводу о невозможности вторжения марсиан. Вторая группа включала тех, кто в состоянии переживаемого страх не смог самостоятельно сделать выводы из ситуации, поэтому попытался проверить реальность этих событий с помощью других (обращались к соседям, знакомым, на радио и т.п., и только после этого приходили к отрицательному заключению). В третью группу вошли те кто испытав сильное чувство страха, не смог убедиться в нереальности происходившего с помощью других, поэтому оставался при своем первом впечатлении о полной реальности вторжения марсиан. И четвертую группу составили те, кто сразу паниковал, даже не пытаясь что-то узнать, уточнить или проверить.

Возникновение панического состояния оказалось связанным с целым рядом характеристик людей, особенно важным среди которых являются социально-демографические признаки. Высокий уровень образованности, информированности о космических явлениях тормозили развитие панических событий. Обратные характеристики, т.е. низкий уровень образованности и информированности, способствовали паническим настроениям людей. Другим важным признаком оказался имущественный статус: чаще паниковали люди из плохо обеспеченных семей, с низким уровнем материального благосостояния. При этом оказал влияние не сам по себе статус, а общие чувства тревожности, неуверенности, составляющие психологическую готовность такого класса людей к паническому восприятию событий.    Важным были также пол и возрастные признаки: женщины и дети испытывали более сильный страх намного легче поддавались панике. Наряду с социально-демографическими характеристиками существенную роль играют психологические свойства личности, особенно такие как: не критичность мышления, выраженная личностная тревожность и повышенная внушаемость — качества, предрасполагающие к возникновению панических состояний.

Меры по предотвращению массовой паники

Меры по предупреждению массовой паники связаны с учетом ее предпосылок (факторов).  Если речь идет о сформировавшейся группе, нацеленной на работу в стрессовых ситуациях (политической партии или боевом подразделении, научной экспедиции или отряде спасателей и т. д.), то, прежде всего, следует уделять внимание идейной и организационной подготовке к возможным опасностям, обеспечению эффективного руководства и воспитанию лидеров, пользующихся высоким доверием. Повторю, что при отсутствии духовно-психологических предпосылок паники коллектив способен достойно встретить самые суровые испытания. Но не всегда такая подготовка в принципе возможна, например, при массовых уличных мероприятиях, где участвует множество более или менее случайных людей. В таких ситуациях уже особое значение приобретает учет физиологических и общепсихологических факторов. Ранее указывалось на типичные ошибки, состоящие в затягивании мероприятий и безразличии к физическому состоянию участников (усталость, алкогольное опьянение и проч.).   При высокой социальной напряженности, некомфортных климатических условиях или неоднозначном прогнозе синоптиков надо подумать о динамизме митинга или демонстрации, чтобы свести к минимуму утомление людей и связанные с ним неожиданности. Службе охраны рекомендуется препятствовать проникновению в ряды демонстрантов нетрезвых людей и алкогольных напитков, предвидя возможность иррациональных реакций, особенно при вероятных провокациях. Как отмечалось, желательно избегать совпадения по времени с другими зрелищными событиями в городе (футбольный матч, карнавал и т. д.). В противном случае возможно, с одной стороны, переключение внимания, «перетягивание» значительной части толпы и превращение ее в окказиональную или экспрессивную (но не тогда, когда это запланировано организаторами). С другой стороны, вероятное столкновение толп (например, политическая демонстрация столкнется с возбужденными болельщиками, вышедшими со стадиона) чревато трудно предсказуемыми последствиями. Чрезвычайно важен учет общепсихологического фактора паники: прежде всего, своевременное информирование людей о возможных опасностях и имеющихся способах противодействия. Последнее касается предупреждения как коллективной, так и индивидуальной паники. Часто организаторы избегают предупреждать о возможных опасностях, ссылаясь на то, что часть участников демонстрации (митинга и т. д.) покинет ее ряды. Но, во-первых, здесь многое зависит от формы подачи информации — с акцентом на угрозах или на способах противодействия. Во-вторых, вопрос в том, стоит ли в погоне за массовостью повышать вероятность последующей паники, подвергая риску психическое состояние, здоровье, а иногда и жизни людей.

Как правило, реальная опасность обратно пропорциональна осведомленности, а точнее, оперативной готовности к ней. В 1970 году, когда в Чили проходила очень острая и драматичная избирательная кампания, правые боевики придумали эффективный способ разгрома левых демонстраций. Представьте, многотысячная колонна сторонников С. Альенде шествует во главе с популярными политическими лидерами. Когда голова колонны минует очередной перекресток, из-за угла выскакивает группа парней, вооруженных дубинками и кастетами, численностью около сорока человек. Они отсекают руководителей («голову») от остальной массы и энергично врезаются в толпу, нанося удары. Охрана демонстрации не успевает сориентироваться и своевременно вступить в бой, задние ряды не видят и не понимают; что произошло, но им передается испуг первых рядов — и через пять минут тысячи людей, опрокидывая друг друга, бегут врассыпную. (Обходится без жертв благодаря тому, что, слава богу, улица широка и из нее много выходов). Но не век коту масленица. После двух или трек провалов левые нашли контригру, и она оказалась на удивление простой. С приближением колонны к каждому перекрестку по бокам выстраивались, сцепившись локтями, ребята из охраны. Или параллельно демонстрантам, рядом с передними рядами, двигались два длинных грузовика. Можно было придумать и другие приемы, главное обстоятельство состояло в том, что демонстранты были теперь вооружены знанием о возможной опасности и психологически готовы ей противостоять. 

Но не век коту масленица. После двух или трек провалов левые нашли контригру, и она оказалась на удивление простой. С приближением колонны к каждому перекрестку по бокам выстраивались, сцепившись локтями, ребята из охраны. Или параллельно демонстрантам, рядом с передними рядами, двигались два длинных грузовика. Можно было придумать и другие приемы, главное обстоятельство состояло в том, что демонстранты были теперь вооружены знанием о возможной опасности и психологически готовы ей противостоять.

Еще один многократно апробированный прием — коллективное пение хорошо всем известной ритмической песни. Ранее говорилось о том, что действующая толпа аритмична и поэтому ритмический звук стимулирует превращение ее в экспрессивную или, в данном случае, препятствует превращению экспрессивной толпы в действующую (паническую). Но если для блокирования массовой агрессии применяются быстрые ритмы, то фактором противодействия панике служит более медленный размеренный ритм марша или гимна. Такой ритм может сыграть позитивную роль и после того, как паника уже началась. Во всех случаях, конечно, желательно наличие соответствующей музыки и динамиков, но и при отсутствии таковых не следует терять голову. 

Вот хрестоматийный случай из предвоенной жизни Европы. В 1938 году на трибунах парижского национального велодрома по окончании соревнования возник небольшой пожар. Сотрудникам удалось быстро локализовать огонь, но уже десять тысяч зрителей с чрезмерной энергичностью двинулись к единственному выходу. Ситуация грозила стать смертельно опасной. По счастливой случайности в толпе оказались двое психологов, которые смогли вовремя сориентироваться и принялись громко скандировать: «Ne-pousse-pas!» (Не-пус-па — Не-тол-кай). Ритм подхватили окружающие, он волной прошел по толпе. Через несколько минут тысячи людей дружно скандировали эту фразу. Толпа превратилась в экспрессивную, страх и суета сменились общим задором, и все благополучно покинули трибуны.

В преддверье и на ранней стадии развития паники может быть очень продуктивно использован юмор. Мне известны яркие случаи в разных странах, когда своевременная шутка снимала паническое напряжение, а выступление популярного юмориста решающим образом изменяло настрой массы. Часто это бывает связано с игрой слов и прочими языковыми двусмысленностями, которые трудно пересказывать на другом языке. Поэтому приведу только один пример из недавней российской истории. 20 августа 1991 года, в самый напряженный момент у Белого Дома, когда ожидали штурма, чуть ли не с участием танков, перед собравшимися «живьем» предстал популярнейший сатирик Геннадий Хазанов. Имитируя голос М. С. Горбачева, еще находившегося в Форосе, он медленно произнес: «Политику нельзя делать грязными трясущимися руками… «. Это был парафраз известного мотива, который часто звучал в выступлениях Президента СССР (про грязные руки в политике) — он был дополнен упоминанием о трясущихся руках самозваного председателя ГКЧГI, показанного по телевидению днем ранее. Речь Хазанова — «Горбачева» была встречена общим смехом облегчения и бурными аплодисментами. Многие из участников события считают тот момент психологически переломным в эпопее неудавшегося переворота…

Обсуждая способы ликвидации возникшей паники, полезно вспомнить о том, что ранее говорилось про психологический момент. Известны приемы возвращения этого момента, который, повторю, является наиболее подходящим для начала эффективного руководства.

Например, используется привычное стимулирование. Люди привыкли неподвижно застывать при исполнении национального гимна, и этот условный рефлекс может актуализоваться при громком включении первых же актов.

Другой прием — применение более сильного шокового воздействия. Например, выстрел в закрытом помещении способен произвести новую «оторопь», люди на секунду застывают – и становятся доступны для организующего воздействия.

Во время боя, в шуме канонады, выстрел едва ли произведет желаемый эффект. Его могла бы заменить внезапная стрельба в упор по своим убегающим солдатам. Из литературы, правда, известны удивительные случаи прекращения паники на поле боя неожиданным приказом. Командир дивизии увидел, что один из его полков в ужасе побежал от несуществующего противника. Встав на пути убегающих, он громко крикнул: «Стойте! Снимайте сапоги!». Окрик и вправду возымел действие. Солдаты принялись снимать сапоги, их внимание было переключено с мифической опасности на конкретное действие, после чего удалось привести полк в боеспособное состояние.

Еще более остроумное решение принял наполеоновский маршал М. Ней. Когда его войска в панике побежали с поля боя, он послал адъютантов передать приказ, что солдаты должны пробежать без остановки ровно 10 километров. По получении такого приказа войска пробежали еще примерно 3 километра, затем остановились, пришли в себя, и восстановил состояние боеспособности.

Последний случай чрезвычайно поучителен, психологически интересен и заслуживает специального анализа. Здесь ограничимся коротким комментарием. Анти-волевым действиям солдат было умело, возвращено субъективное качество произвольной планомерности, и это оказалось фактором отрезвления. Такой прием хорошо применим и во «внештатных» ситуациях мирной жизни.

Разумеется, все эти приемы предполагают наличие людей, не поддавшихся общему состоянию и готовых взять руководство на себя, а если таковых нет, то не о чем и говорить. Поэтому при правильной организации массовых мероприятий, кроме службы охраны, работает специально подготовленная команда. Она находится поодаль от массы, не принимая участия в общих действиях, чтобы избежать эмоционального кружения, и вооружена не дубинками, кастетами и прочими орудиями уличного боя, а музыкальными записями, динамиками и мегафонами. И главное, — знаниями, опытом и интуицией, которая есть дочь информации.

Средства борьбы с паникой

Противодействовать панике чрезвычайно трудно, справиться с этим может человек очень известный и уважаемый, придерживающийся твердой линии поведения, умеющий разговаривать с толпой и внушать уважение. Средства борьбы с паникой разнообразны. Убеждение (если есть время), категорический приказ, объяснение несущественности опасности или же использование силы и даже устранение наиболее злобных паникеров. Остановить толпу, которая впадает в панику, значительно легче, начиная с последних, уменьшая группу насколько это возможно; перегораживать дорогу толпе, которая движется, гораздо труднее, так как сзади давят на идущих впереди. Когда страх становится постоянным состоянием, он превращается в подлость. Как преодолеть эти трудности? Человек должен верить во что-то высшее, или в себя самого, или в правоту того, что он делает. Мотивация собственных поступков должна быть сильным импульсом, который помогает преодолевать трудности. Опыт, предыдущие испытания, прожитая жизнь могут придать силы человеку. Для выживания необходимо быть всегда психологически подготовленным. Такой человек находится в лучших условиях, и с ним не случиться ничего плохого. 

В чрезвычайной обстановке важно, чтобы вы были в состоянии:

žпринимать быстрые решения;

уметь импровизировать;

постоянно и непрерывно контролировать самого себя;

žуметь различать опасность;

žуметь распознавать людей;

žбыть независимым и самостоятельным;

быть твердым и решительным, когда потребуется, но уметь подчиняться, если необходимо;

žопределять и знать свои возможности и не падать духом;

в любой ситуации пытаться найти выход.

Необходимо помнить, что обязательными условиями благополучного преодоления всех трудностей при автономной ситуации являются проявление воли, настойчивость, грамотное действия. Паника и страх резко снижают твои шансы на спасение.

18 мая 1896 г., в день коронации Николая II, на Ходынском поле (в районе нынешнего Ленинградского проспекта Москвы) собралось более 500 тыс. человек, что значительно превысило вместимость пло­щади.

Устроители же народного гулянья не удосужились принять по­добающих мер по предотвращению давки. Люди были празднично настроены; их побудили прийти к назначенному месту не только же­лание приобщиться к знаменательному событию и участвовать в об­щем веселье, но и надежда на получение царских подарков.

Раздава­ли всего-то по пакету пряников и по кружке с вензелем, но толпа есть толпа, в ней все чувства обострены и «сладкое слово „халява“ тоже звучит с особенной притягательностью. Чей-то крик; «Подарков всем не хватит!» — стал сигналом к превращению толпы из конвенцио­нальной в стяжательную. Вскоре усилившаяся давка заставила по­чувствовать неладное.

Кто-то попытался остановить опасный процесс, запев «Спаси, Господи, люди твоя». Песня была подхвачена, но, ве­роятно, ее ритм оказался не вполне адекватен ситуации.

Во всяком случае, коллективное пение лишь на время замедлило давление, про­должавшее по инерции усиливаться. Обезумевшие от страха люди топтали попадавших под ноги, теряли сознание и гибли в тесноте. Только по официальным данным, в панике погибли 1389 человек и 1300 получили увечья.

Выделяют четыре группы факторов превращения более или менее организованной группы в паническую толпу.

Социальные факторы — общая напряженность в обществе, вызванная происшедшими или ожидаемыми природными, экономиче­скими, политическими бедствиями.

Это могут быть землетрясение, на­воднение, резкое изменение валютного курса, государственный пере­ворот, начало или неудачный ход войны и т. д.

Иногда напряженность обусловлена памятью о трагедии и (или) предчувствием надвигающей­ся трагедии, приближение которой ощущается по предварительным признакам.

Физиологические факторы: усталость, голод, длительная бес­сонница, алкогольное и наркотическое опьянение — снижают уровень индивидуального самоконтроля, что при массовом скоплении людей чревато особенно опасными последствиями.

Так, типичными ошибка­ми при организации митингов, манифестаций и массовых зрелищ становися затягивание процесса, а также безразличное отношение органи­заторов к фактам продажи и употребления участниками спиртных напитков.

В условиях социального напряжения, жары или холода это повышает вероятность паники, равно как и прочих нежелательных пре­вращений толпы.

Общепсихологические факторы: неожиданность, удивление, испуг, вызванные недостатком информации о возможных опасностях и способах противодействия.

Известны случаи, когда паника среди ма­нифестантов возникала из-за того, что многие неверно представляли себе политическую обстановку и статус мероприятия.

Например, люди думали, что оно санкционировано властями, и появление полицейских с дубинками оказывалось шокирующей неожиданностью. Или, наобо­рот, некоторые участники не знали, что акция согласована, и неадек­ватно реагировали на полицейских.

Социально-психологические и идеологические факторы: от­сутствие ясной и высокозначимой общей цели, эффективных, пользу­ющихся общим доверием лидеров и, соответственно, низкий уровень групповой сплоченности.

Вместе с тем история войн, революций, опасных научных экспеди­ций и т. д. дает множество наглядных свидетельств того, как сплочен­ный коллектив единомышленников способен даже при смертельной опасности и крайнем истощении сил сохранять единство действий, не проявляя симптомов паники. Психолог А. С. Прангишвили приводил Другой пример.

«Специальными исследованиями показано,— писал °н, — что среди членов пожарной, медицинской команд и других орга­низаций, которым поручается оказание помощи пострадавшим от зем­летрясения, никогда не имеет место паника».

Объясняя такую стрессоустойчивость, нельзя, конечно, сбрасы­вать со счета индивидуальные качества спасателей или бойцов: тип нервной, эндокринной систем ит. д., что убедительно отмечено в исследованиях В. Ю. Рыбникова. Однако без актуализированной установки на мобилизацию и практическое действие люди часто те­ряют самообладание.

Историки высказывают недоумение по поводу того, что в варфоло­меевскую ночь суровые гугеноты, основа самых боеспособных частей французской армии, позволили парижским бездельникам резать себя, как баранов, не попытавшись организоваться, сопротивляться или хотя бы бежать.

Психологическая атмосфера резни парализовала их волю, сформировала настроение обреченности и установку жертвы.

Структура и динамика человеческих потребностей таковы, что люди могут, потеряв волю и достоинство, впасть в животное состояние. И те же люди при появлении высокозначимых целей способны в букваль­ном смысле стоять насмерть, ложиться под танки и бросаться в огонь.

При этом внешняя оценка их поступков в экстремальной ситуации как героических, преступных или просто глупых сильно зависит от того, насколько собственные ценности наблюдателя согласуются с ценност­ными координатами наблюдаемого поступка.

Что такое слухи, интуитивно кажется ясным, хотя в действитель­ности это понятие вызывает немало путаницы. Энциклопедические и толковые (неспециализированные) словари связывают его с недосто­верностью, ложностью или непроверенностью информации.

При­близительно так оно и трактуется в обыденном сознании. Впрочем, иногда нечто подобное можно встретить и в специальной литературе.

Феномен слухов не только известен с древних времен (до возникнове­ния городов-государств выделять слухи в самостоятельную категорию информационных сообщений, наверное, бессмысленно), но и издавна использовался в целях идеологической и политической борьбы, особенно в войнах.

В книге крупного американского специалиста по психологической войне П. Лайнбарджера приводится неожиданный факт из истории России.

В русских летописях и даже в современном русском языке сохранились свидетельства необычайной многочисленности монголо­татарских войск («тьма-тьмущая»), хотя, согласно данным истори­ческой демографии, они никак не могли быть столь многочисленны.

По всей видимости, монгольские полководцы мастерски вели спец- пропаганду, распространяя деморализующие противника слухи-пу­гала, разжигая по ночам гораздо больше костров, чем было практи­чески необходимо, и т. д.

Систематическое изучение феномена слухов началось в США и Германии только после Первой мировой войны. В Америке появились коммерческие фирмы, специализировавшиеся на распространении слу­хов, где можно было заказать нужный сюжет в нужной аудитории, оплатив «услугу» по прейскуранту. Это делалось, например, в целях рекламы товара или подавления конкурента, борьбы с профсоюзами.

Бесспорно, слухи могут содержать недостоверную информацию, равно как и официальные сообщения. В первые дни Великой Отече­ственной войны почтовые отделения по всей стране безоговорочно при­нимали посылки в города, уже оккупированные немцами, чтобы опро­вергать «вредные слухи».

После Чернобыльской катастрофы власти стремились разоблачить слухи об опасной радиации. Поэтому, вопре­ки расхожему словоупотреблению, степень достоверности не имеет ни­какого отношения к тому, квалифицируем ли мы некоторую информа­цию как слух.

Важно то, что она (информация) передается по сетям межличностного общения.

Конечно, не всякий межличностный контакт, даже самый конфи­денциальный, включает передачу слухов. Если вы сообщаете о своем отношении или оценке общего знакомого (нравится — не нравится) или излагаете научную (философскую, религиозную и т. д.) концеп­цию, все это не слухи.

Циркуляция слуха происходит тогда, когда вы сопровождаете оценки, мнения, отношения, планы и доктрины не из­вестными собеседнику сведениями о предмете — факты из биогра­фии того самого знакомого, нечто прочитанное в журнале и т. д.

Таким образом, для исходной дефиниции необходимы и достаточ­ны два критерия — наличие предметной информации и канал, по кото­рому она сообщается. Слух — это передача предметных сведений по каналам межличностного общения.

Почему же на изучение этого феномена тратится столько сил и средств? Важность такой работы обусловлена тремя обстоятельствами.

Во-первых, слухи — валидный источник информации об обще­ственном мнении, политических настроениях, отношении к руководству, государственному строю, средствам массовой информации и т. д. Осо­бенно возрастает роль этого источника тогда, когда иные методы сбора информации затруднены.

Даже при самой либеральной и благоприят­ной обстановке анализ циркулирующих в обществе слухов существен­но дополняет картину, складывающуюся на основании более традици­онных и, как правило, более опосредованных методов, ибо люди не всегда склонны и готовы откровенно делиться своими мнениями и не всегда отчетливо осознают свое настроение и отношение к политиче­ским событиям.

Во-вторых, слухи часто служат катализатором социально-по­литических настроений и событий, поэтому их учет помогает прогно­зировать процессы в обществе и обогащает опережающую модель си­туации.

В-третьих, циркулирующие слухи являются активным фактором формирования настроений, мнений, а соответственно, поведения лю­дей и вызываемых им политических событий.

Таким образом, оперирование слухами — это дополнительный ин­струмент политического влияния.

Психология паники

Психология паники

Содержание

Введение

. Определение понятия «паника»

. Механизмы возникновения паники

. Типологизация феномена паники

. Механизмы психологической работы с паникой

. Примеры панического поведения

Заключение

Список литературы

Введение

Социальная психология занимается изучением широкого круга вопросов. Одним из направлений социальной психологии является психология массового поведения. Большие группы — естественные формы объединения людей в современном обществе. Социологам, политологам, психологам, да и обычному человеку крайне важно понимать природу возникающих в подобных образованиях процессов, специфику их протекания, изменения и результаты влияния на отдельно взятого человека.

Интерес к предмету психологии массового поведения неслучаен и не искусственен. Исторический опыт показывает, что незнание о сущности массового поведения, механизмах его зарождения и способах управления может привести к крайне плачевным результатам. Так одна из форм массового поведения — паника, являясь, по сути, стечением различных субъективных факторов может привести к значительным материальным потерям и даже гибели множества людей.

Изучением психологии паники занимались и занимаются целый ряд известнейших отечественных и зарубежных психологов и социологов. Среди них Г.М. Андреева [1], Д.В. Ольшанский [8], А.П. Назаретян [7], Г. Лебон, Б. Джонсон [3], Д. Майерс и др. В своих исследованиях они сумели выделить основные характеристики феномена, особенности его возникновения, и главное — возможные механизмы работы с ним.

Целью данной работы является систематизация информации, характеризующей феномен паники, выделение ключевых особенностей феномена и представление примеров его протекания. Основным методом достижения цели является анализ теоретического материала — научных публикаций, статей и книг.

Работа состоит из пяти составных частей. Первая, из которых направлена на прояснение происхождения понятия «паника», вторая — на выделение механизмов возникновения этого феномена. Третья часть представляет собой попытку типологизации феномена, четвертая — выделение существующих механизмов ликвидации индивидуальной и массовой паники. В пятой части приведены примеры феномена, взятые из периодических и научных изданий, а также различные способы ликвидации панического настроения.

1. Определение понятия «паника»

психологическая паника

Паника, согласно Г.М. Андреевой, — это «определенное эмоциональное состояние, являющееся следствием либо дефицита информации о какой-либо пугающей или непонятной новости, либо избытка этой информации» [1, C. 127].

По определению А.П. Назаретяна, паника — «это состояние ужаса, сопровождающееся резким ослаблением волевого самоконтроля» [7, C. 75].

Слово «паника» происходит от имени греческого бога Пана, покровителя пастухов, пастбищ и стад. Его гневу приписывалась «паника» — безумие стада, бросающегося в пропасть, огонь или воду без видимой причины. «Начинаясь внезапно, это безумие распространялось с пугающей быстротой и влекло всю массу животных к гибели. Спасающаяся толпа представляет собой типичный случай панического поведения. Известны также многочисленные случаи панического поведения и вне толпы, например, биржевая паника… Иногда эти случаи определяют как панический ажиотаж, которым обозначается массовое возбуждение, сопровождаемое лихорадочной деятельностью, направленной на избавление от возможной опасности» [9, C. 114].

Этимологически термин «паника» предполагает массовый характер явления. Однако в современных языках этот корень улавливается слабо, и, во всяком случае, в психологии принято различать массовую и индивидуальную панику.

. Механизмы возникновения паники

Паника относится к таким явлениям, которые чрезвычайно трудно поддаются исследованию. Ее нельзя непосредственно наблюдать, во-первых, потому, что никогда заранее не известны сроки ее возникновения, во- вторых, потому, что в ситуации паники весьма сложно остаться наблюдателем: в том-то ее сила и заключается, что любой человек, оказавшись «внутри» системы паники, в той или иной степени поддается ей.

К условиям возникновения паники, по мнению Д.В. Ольшанского, относятся следующие [8, C. 19]:

1. Ситуационные условия. Вероятность развития массовых панических настроений и панических действий возрастает в периоды обострения текущей ситуации. Когда люди ожидают каких-то событий, они становятся особенно восприимчивыми ко всякого рода пугающей информации.

. Физиологические условия. Усталость, голод, алкогольное или наркотическое опьянение, хроническое недосыпание и т. п. ослабляют людей не только физически, но и психически, снижают их способность быстро и правильно оценить положение дел, делают их более восприимчивыми к эмоциональному заражению и, за счет этого, снижают пороги воздействия заразительности, повышая вероятность возникновения массовой паники.

. Психологические условия. К ним относятся неожиданность пугающего события, сильное психическое возбуждение, крайнее удивление, испуг.

. Идеологические и политико-психологические условия. Сюда относятся нечеткое осознание людьми общих целей, отсутствие эффективного управления и, как следствие, недостаточная сплоченность группы. Реальная практика, а также многочисленные экспериментальные исследования показали, что от этой группы условий в значительной мере зависит, сохранит ли общность целостность, единство действий в экстремальной ситуации или распадется на панический человеческий конгломерат, отличающийся необычным, вплоть до эксцентричного, поведением каждого, разрушением общих ценностей и норм деятельности ради индивидуального спасения. Многочисленные эксперименты американских исследователей показали, что в неосознающих общность целей, слабо сплоченных и структурированных группах паника провоцируется минимальной опасностью (например, даже опасностью потерять несколько долларов или получить слабый удар током). Напротив, ситуации естественного эксперимента (войны, боевые действия) демонстрируют высокие уровни сплоченности специально подготовленных, тренированных и объединенных общими ценностями (например, патриотизм) и нормами общностей людей.

Возникновение и развитие паники в большинстве описанных случаев связано с действием шокирующего стимула, отличающегося чем-то заведомо необычным

Для того чтобы привести к настоящей панике, стимул должен быть либо достаточно интенсивным, либо длительным, либо повторяющимся

Он должен привлекать к себе сосредоточенное внимание и вызывать реакцию подчас неосознанного, животного страха. Первый этап реакции на такой стимул — потрясение, ощущение сильной неожиданности и восприятие ситуации как кризисной, критической и даже безысходной. Второй этап реакции — замешательство, в которое переходит потрясение, и индивидуальные беспорядочные попытки как-то понять, интерпретировать произошедшее событие в рамках прежнего, обычного личного опыта или путем лихорадочного припоминания аналогичных ситуаций из чужого, заимствованного опыта. Когда необходимость быстрой интерпретации ситуации становится острой и требует немедленных действий, именно это ощущение остроты часто мешает логическому осмыслению происходящего и вызывает страх. Первоначально страх обычно сопровождается криком, плачем, двигательной ажитацией. Если этот страх не будет быстро подавлен, то по механизму «циркулярной реакции» и «эмоционального кружения» развивается третий этап. На этом этапе страх одних отражается другими, что в свою очередь еще больше усиливает страх первых.

Г.М. Андреева выделяла среди механизмов зарождения и распространения паники феномены заражения, внушения и подражания [1, C. 96].

В самом общем виде заражение можно определить как «бессознательную невольную подверженность индивида определенным психическим состояниям» [1, C.97].

Важным вопросом при исследовании заражения является вопрос о той роли, которую играет уровень общности оценок и установок, свойственных массе людей, подверженных психическому заражению.

Хотя вопрос этот недостаточно изучен в науке, в практике найдены формы использования этих характеристик в ситуации заражения. Так, в условиях массовых зрелищ стимулом, включающим предшествующую заражению общность оценок, например, популярного актера, являются аплодисменты. Они могут сыграть роль импульса, вслед за которым ситуация будет развиваться по законам заражения. Знание такого механизма использовалось, в частности, в фашистской пропаганде, где была разработана особая концепция повышения эффективности воздействия на открытую аудиторию путем доведения ее до открытого возбуждения: до состояния экстаза. Нередко к этим приемам прибегают и другие политические лидеры.

Традиция, сложившаяся в социальной психологии, обычно рассматривает феномен заражения в условиях антисоциального и неорганизованного поведения (различные стихийные бедствия и пр.), однако этот тип поведения может иметь проявления и в массовых сознательных, социальных действиях. Интерпретация их с точки зрения лишь процессов заражения снижает значимость этих действий, но учет фактора заражения, например, в ходе различных митингов и манифестаций необходим.

«Внушение представляет собой особый вид воздействия, а именно целенаправленное, неаргументированное воздействие одного человека на другого или на группу. При внушении осуществляется процесс передачи информации, основанный на ее некритическом восприятии» [1, C. 98].

Явление внушения (суггестия) исследуется в психологии очень давно, правда, в большей степени оно изучено в связи с медицинской практикой или с некоторыми конкретными формами обучения [6, C. 71].

При анализе внушения как специфического средства воздействия встает, естественно, вопрос о соотношении внушения и заражения.

В литературе нет однозначного ответа на этот вопрос. Для одних авторов внушение является одним из видов заражения наряду с подражанием, другие подчеркивают отличия внушения от заражения, которые сводятся к следующему: 1) при заражении осуществляется сопереживание большой массой людей общего психического состояния, внушение же не предлагает такого «равенства» в сопереживании идентичных эмоций: суггестор здесь не подвержен тому же самому состоянию, что и суггеренд. Процесс внушения имеет одностороннюю направленность — это не спонтанная тонизация состояния группы, а персонифицированное, активное воздействие одного человека на другого или на группу; 2) внушение, как правило, носит вербальный характер, тогда как при заражении, кроме речевого воздействия, используются и иные средства (восклицания, ритмы и пр.)

При изучении внушения установлены некоторые закономерности относительно того, в каких ситуациях и при каких обстоятельствах эффект внушения повышается, Так, если говорить не о медицинской практике, а о случаях социальной суггестии, то доказана зависимость эффекта внушения от возраста: в целом дети более поддаются внушению, чем взрослые. Точно так же в большей мере внушаемыми оказываются люди утомленные, ослабленные физически, чем обладающие хорошим самочувствием. Но самое главное заключается в том, что при внушении действуют специфические социально-психологические факторы. Так, например, в многочисленных экспериментальных исследованиях выявлено, что решающим условием эффективности внушения является авторитет суггестора, создающий особый, дополнительный фактор воздействия — доверие к источнику информации. Этот «эффект доверия» проявляется как по отношению к личности суггестора, так и по отношению к той социальной группе, которую данная личность представляет.

Специфика подражания состоит в том, что «здесь осуществляется не простое принятие внешних черт поведения другого человека или массовых психических состояний, но воспроизведение индивидом черт и образцов демонстрируемого поведения».

3. Типологизация феномена паники

Панику можно классифицировать по масштабам, глубине охвата, длительности и деструктивным последствиям [8, C. 54].

По масштабам:

индивидуальная (1 чел.);

групповая (от двух-грех до нескольких десятков сотен человек);

массовая (тысячи и десятки тысяч).

Но глубине охвата:

легкая паника (испытывается в частности, когда задерживается транспорт, при спешке, внезапном, но не очень сильном сигнале, звуке, вспышке и т.д.). При этом человек сохраняет почти полное самообладание, критичность. Внешне такая паника может выражается лишь легкой удивленностью, озабоченностью, напряжением мышц и т.п.;

средняя паника характеризуется значительной деформацией сознательных оценок происходящего, снижением критичности, возрастанием страха, подверженностью внешним воздействиям. Пример — скупка товаров в магазинах при циркуляции справедливых или фиктивных слухов о повышении цен, исчезновении товаров из продажи и т.п.;

полная аффективная паника с отключением сознания, характеризующаяся невменяемостью, наступает при чувстве большой смертельной опасности (явной или мнимой). В этом состоянии человек полностью теряет контроль над своим поведением: может бежать куда попало (иногда прямо в очаг опасности), бессмысленно метаться, совершать самые разнообразные хаотические действия, поступки, абсолютно исключающие критическую их оценку, рациональность и этичность. Примером может служить паника на кораблях «Титаник», «Адмирал Нахимов», во время войны, землетрясений, ураганов, пожаров и других стихийных бедствий, а также при внезапном наступлении смертельного исхода.

По длительности:

кратковременная (секунды и несколько минут, например — в автобусе, потерявшем управление, и т.д.);

длительная (десятки минут и часов, бывает при землетрясениях);

пролонгированная (несколько дней и недель, например, после взрыва и аварии на ЧАЭС, во время длительных боевых операций и т.д.).Эта непрерывная паника носит, в основном, скрытый характер и проявляется лишь отдельными вспышками отчаяния, озлобленности, опустошенности, депрессии.

По инструктивным последствиям паника может подразделяться:

без наступления каких-либо материальных последствий и регистрируемых психических деформаций;

с учетом разрушений, нанесения физических и выраженных психических травм, а также утратой трудоспособности на непродолжительное время;

при наступлении тяжелых последствий с человеческими жертвами, значительными материальными разрушениями, заболеваниями нервной системы и длительной утратой трудоспособности.

4. Механизмы психологической работы с паникой

Меры по предупреждению массовой паники связаны с учетом ее предпосылок

Если речь идет о сформировавшейся группе, нацеленной на работу в стрессовых ситуациях (политической партии или боевом подразделении, научной экспедиции или отряде спасателей и т. д.), то, прежде всего, следует уделять внимание идейной и организационной подготовке к возможным опасностям, обеспечению эффективного руководства и воспитанию лидеров, пользующихся высоким доверием.

При отсутствии духовно-психологических предпосылок паники коллектив способен достойно встретить самые суровые испытания.

Но не всегда такая подготовка в принципе возможна, например, при массовых уличных мероприятиях, где участвует множество более или менее случайных людей. В таких ситуациях уже особое значение приобретает учет физиологических и общепсихологических факторов.

Ранее указывалось на типичные ошибки, состоящие в затягивании мероприятий и безразличии к физическому. состоянию участников (усталость, алкогольное опьянение и проч.). При высокой социальной напряженности, некомфортных климатических условиях или неоднозначном прогнозе синоптиков надо подумать о динамизме митинга или демонстрации, чтобы свести к минимуму утомление людей и связанные с ним неожиданности. Службе охраны рекомендуется препятствовать проникновению в ряды демонстрантов нетрезвых людей и алкогольных напитков, предвидя возможность иррациональных реакций, особенно при вероятных провокациях.

Желательно избегать совпадения по времени с другими зрелищными событиями в городе (футбольный матч, карнавал и т. д. ). В противном случае возможно, с одной стороны, переключение внимания, «перетягивание» значительной части толпы и превращение ее в окказиональную или экспрессивную (но не тогда, когда это запланировано организаторами).

Чрезвычайно важен учет общепсихологического фактора паники: прежде всего, своевременное информирование людей о возможных опасностях и имеющихся способах противодействия. Последнее касается предупреждения как коллективной, так и индивидуальной паники.

Эмоциональное состояние и поведение человека при опасности в огромной степени определяется субъективным образом ситуации и, главное, представлением о своей роли в ней. Паника может возникнуть тогда, когда ситуация для человека необычна и неожиданна, ему неизвестны способы преодоления опасности, отсутствует план действий и он видит себя пассивным объектом событий. Но при наличии знания (сколь бы иллюзорно оно ни было) и программы действий (пусть и неадекватной) человек чувствует себя активным субъектом — и ситуация решительно меняется. Образуется другая доминанта, внимание переключается со страха и боли на предметную задачу, в итоге же страх уходит совсем.

Внешне паника заканчивается обычно по мере выхода отдельных индивидов из этапа всеобщего бегства. Всеобщая усталость останавливает любые действия и эмоциональные переживания. Но паническое поведение не обязательно завершается бегством от опасности. Обычные следствия паники — либо усталость и оцепенение, либо состояние крайней тревожности, возбудимости и готовности к агрессивным действиям. Реже встречаются вторичные проявления паники.

Оценивая весь цикл панического поведения, надо иметь в виду следующее. Во-первых, если интенсивность первоначального стимула очень велика, то все предыдущие этапы могут как бы «свертываться». Это продемонстрировала паника в Хиросиме и Нагасаки после атомных бомбардировок. Внешне предшествующих этапов может вообще не быть — тогда массовое бегство становится непосредственной реакцией на панический стимул.

Во-вторых, словесное обозначение пугающего стимула в условиях его ожидания может само по себе непосредственно вызвать реакцию страха и панику даже до его появления. Так, страхом и паническим бегством реагировали солдаты в Первую мировую войну на один только крик: «Газы!».

В-третьих, всегда надо принимать во внимание ряд специфических факторов: общую социально-политическую обстановку, в которой происходят события, характер и степень угрозы, глубину и объективность информации об этой угрозе и т. д. Это имеет большое значение для прекращения или даже предотвращения паники.

Воздействие на паническое поведение, в конечном счете, представляет собой всего лишь частный случай социально-психологического воздействия на массы. Здесь действует общее по отношение к любой толпе правило: снизить интенсивность эмоционального заражения, вывести человека из гипнотического влияния данного состояния и рационализировать, индивидуализировать его психику.

Индукторы паники (паникеры) — люди, которые обладают выразительными движениями, гипнотизирующей силой криков, ложной уверенностью в целесообразности своих действий. Становясь лидерами толпы в чрезвычайных обстоятельствах, они могут создать общий беспорядок, быстро парализующий целые коллективы, лишающий людей возможности оказывать взаимопомощь, соблюдать целесообразные нормы поведения. В эпицентре развития массовой паники обычно появляются высоковнушаемые истерические личности, отличающиеся эгоистичностью и повышенным самолюбием.

В ряде случаев можно говорить о понижении вероятности возникновения паники. Современный человек в какой-то мере подготовлен к воздействию некоторых ситуаций, которые являются довольно распространенными. Например, транспортная авария, пожар, нападение бандитов, стихийное бедствие и др. Причем некоторые люди в силу своих профессиональных обязанностей находятся в состоянии повышенной готовности к подобным событиям (пожарники, МЧС, милиция, врачи и др.), военные готовы к неожиданностям боя (особенно участники боевых действий).

Как свидетельствует опыт в различных катастрофических ситуациях мирного времени, меры по предотвращению паники предусматривают заблаговременное обучение людей действиям в экстремальных ситуациях, специальной подготовке активных лидеров, способных в критический момент возглавить растерявшихся пострадавших и направить их поведение на спасение.

5. Примеры панического поведения

Феномен массовой паники [7, C.87-92]:

Осенней ночью 1938 года в небольшом американском городке Гроверс-Милл, штат Нью-Джерси, согласно знаменитой радиоинсценировке фантастического романа английского писателя Г. Уэллса «Война миров», приземлился бело-желтый корабль марсиан. Радиоспектакль, осуществленный О. Уэллсом и актерами руководимого им театра «Меркьюри», была настолько реалистичен, что многие радиослушатели поверили в полную достоверность происходящего и в панике стали покидать свои дома, спасаясь бегством. Действительно, было от чего прийти в ужас. Радиошоу началось без всякого предварительного объявления, вклинившись в программу обычных передач компании Си-би-эс. «Мы прерываем наши запланированные передачи, услышали огорошенные радиослушатели, — чтобы передать специальное сообщение. На пересечении двух сельских дорог близ Гроверс-Милл, нарушив пасторальную тишину здешних живописных мест, приземлились кровожадные существа, прилетевшие к нам с планеты Марс…»

Далее шли интервью с полковником-командиром батареи артиллерийских орудий, прибывших к месту приземления марсиан с приказом их уничтожить; беседы с членами конгресса и сената и т. п. В итоге эффект был достигнут потрясающий. Паника охватила миллионы жителей Нью-Йорка и десятков городов побережья. Бросая все и давя друг друга, люди спасались бегством. Потребовалось несколько дней для того, чтобы их успокоить, несколько недель, чтобы вернуть по домам, и несколько месяцев, чтобы ликвидировать нанесенный этой паникой материальный ущерб. Самое удивительное, что через 50 лет в Гроверс-Милл был поставлен бронзовый монумент, изображающий корабль марсиан и О. Уэллса у микрофона. На памятнике надпись: «Марсиане снова посетят наш город».

Механизмы ликвидации паники [8, C. 98]:

В 1938 году на трибунах парижского национального велодрома по окончании соревнования возник небольшой пожар. Сотрудникам удалось быстро локализовать огонь, но уже десять тысяч зрителей с чрезмерной энергичностью двинулись к единственному выходу. Ситуация грозила стать смертельно опасной. По счастливой случайности в толпе оказались двое психологов, которые смогли вовремя сориентироваться и принялись громко скандировать: «Ne-pousse-pas!» (Не-тол-кай). Ритм подхватили окружающие, он волной прошел по толпе. Через несколько минут тысячи людей дружно скандировали эту фразу; толпа превратилась в экспрессивную, страх и суета сменились общим задором и все благополучно покинули трибуны…

августа 1991 года, в самый напряженный момент у Белого Дома, когда ожидали штурма чуть ли не с участием танков, перед собравшимися «живьем» предстал популярнейший сатирик Геннадий Хазанов. Имитируя голос М. С. Горбачева, еще находившегося в Форосе, он медленно произнес: «Политику нельзя делать грязными трясущимися руками…». Это был парафраз известного мотива, который часто звучал в выступлениях Президента СССР (про грязные руки в политике) — он был дополнен упоминанием о трясущихся руках самозванного председателя ГКЧП, показанного по телевидению днем ранее. Речь Хазанова — «Горбачева» была встречена общим смехом облегчения и бурными аплодисментами. Многие из участников события считают тот момент психологически переломным в эпопее неудавшегося переворота…

Заключение

В данной работе удалось выделить ключевые характеристики феномена паники, представить определения данного понятия, механизмы его возникновения, типологию панического поведения, способы психологической работы с паникой, примеры индивидуальной и массовой паники.

Причинами паники называют:

— страх, ужас, гиперболизируемые нередко конкретным состоянием людей, в частности, их неготовностью к неожиданностям, внезапным опасностям, отсутствием критичности при оценке конкретных ситуаций;

внезапность появления угрозы для жизни, здоровья, безопасности (пожар, взрыв, аварии, и т.д.);

длительные переживания, опасения, накопление тревоги, неопределенность ситуации, предполагаемые опасности, невзгоды.

психологическая неподготовленность населения к природным и техногенным катастрофам.

Все это создает предпосылки для возникновения паники, а катализатором в этом случае может быть все что угодно: испуг, страх, звуки, слова и т.д.;

Среди данных характеристик:

паника — феномен, присущий отдельному индивидууму и массовому сознанию;

паника сопровождается дефицитом информации либо наличием негативной информации, способствующей нагнетанию отрицательного эмоционального фона;

работа по ликвидации индивидуальной формы паники заключается в становлении субъектности индивида над ситуацией, переводе собственного отношения к ситуации с пассивного на активное; снятии негативного эмоционального фона; формировании проекта преодоления негативной ситуации человеком;

работа по ликвидации массовой формы паники заключается в становлении сплоченности коллектива, повышении информационной обеспеченности, ликвидации источников слухов, снятии негативного эмоционального фона.

Список литературы

1. Андреева Г.М. Социальная психология. — М., 2009.

. Асп Э.К. Введение в социологию. — М., 2007.

. Бэрон Р., Бирн Д., Джонсон Б. Социальная психология. Ключевые идеи. — СПб: Питер, 2008.

. Гаврилец И.Г. Психофизиология человека в экстремальных ситуациях. — Киев, 2008.

. Молярко В.А. Особенности проявления паники в условиях экологического бедствия // Психологический журнал. — 2007. — Т. 13. — №2. — С. 66-73.

. Мудрик, А.В. Социальная педагогика: учеб. пособие для студентов вузов / А.В. Мудрик. — М.: «Академия», 2007.

. Назаретян А.П. Психология стихийного массового поведения. — М.: АСТ-Пресс, 2008.

. Ольшанский Д.В., Психология масс. — М., 2008.

. Социальная психология / под ред. Е.П. Белинской. — М., 2007.

. Шихирев П.Н.Современная социальная психология. — М., 2009.

Факторы возникновения массовой паники

Удалось
выявить четыре комплекса факторов
(иначе их называют также условиями, или
предпосылками) превращения более или
менее организованной группы в паническую
толпу.

1.
Социальные факторы – общая
напряжённость в обществе, вызванная
происшедшими или ожидаемыми природными,
экономическими, политическими бедствиями.
Это могут быть землетрясение, наводнение,
резкое изменение валютного курса,
государственный переворот, начало или
неудачный ход войны и т.д. Иногда
напряжённость обусловлена памятью о
трагедии и (или) предчувствием надвигающейся
трагедии, приближение которой ощущается
по предварительным признакам.

Я
не случайно обратил внимание на то, что
калифорнийская паника случилась в
преддверье мировой войны. Отчасти
похожими событиями изобиловала в тот
период и жизнь в Западной Европе. Уже
после войны, в качестве довольно жестокого
эксперимента, спектакль повторили в
Эквадоре и в Чили. Там тоже возникли
панические толпы, но гораздо меньшего
масштаба. Причем в Эквадоре, когда
перепугавшиеся люди узнали, что всё
было «шуткой», паническая толпа
превратилась в агрессивную и разгромила
радиостанцию.

2.
Физиологические факторы : усталость,
голод, длительная бессонница, алкогольное
и наркотическое опьянение снижают
уровень индивидуального самоконтроля,
что при массовом скоплении людей чревато
особенно опасными последствиями.

Так,
типичными ошибками при организации
митингов, манифестаций и массовых зрелищ
становятся затягивание процесса, а
также безразличное отношение организаторов
к фактам продажи и употребления
участниками спиртных напитков. В условиях
социального напряжения, жары или холода
и т.д. это повышает вероятность паники,
равно как и прочих нежелательных
превращений толпы.

3.
Общепсихологические факторы
неожиданность, удивление, испуг, вызванные
недостатком информации о возможных
опасностях и способах противодействия.

В
разгар партизанской войны в Никарагуа
(середина 70‑х годов) правительственные
войска впервые начали применять
трассирующие пули. Это было настолько
неожиданно и необычно, что в нескольких
столкновениях закалённые отряды партизан
обращались в паническое бегство. Только
после того, как бойцам растолковали
механизм действия этого оружия, его
достоинства и недостатки, первоначальный
психический шок сошел на нет.

Известны
случаи, когда паника среди манифестантов
возникала из‑за того, что многие
неверно представляли себе политическую
обстановку и статус мероприятия.
Например, люди думали, что оно
санкционировано властями, и появление
полицейских с дубинками оказывалось
шокирующей неожиданностью. Или, наоборот,
некоторые участники не знали, что акция
согласована, и неадекватно реагировали
на полицейских. Были эпизоды (далее я
об этом расскажу), когда непредвиденные
действия малочисленной, но хорошо
организованной группы политических
врагов вносили смятение и панику в
многотысячную демонстрацию.

4.
Социально‑психологические и
идеологические факторы
: отсутствие
ясной и высокозначимой общей цели,
эффективных, пользующихся общим доверием
лидеров и, соответственно, низкий уровень
групповой сплочённости.

Исследователи
массовой паники единодушно подчёркивают
преимущественное значение именно этого,
последнего фактора по сравнению с
предыдущими. Любопытной иллюстрацией
к сказанному может служить лабораторный
эксперимент, в котором использован
модифицированный метод гомеостата,
хорошо известный в социальной психологии.

В
большую прозрачную бутыль были на
веревках опущены одинаковые конусообразные
предметы, другой конец каждой из веревок
держали в руках испытуемые. По размеру
каждый конус легко проходил через
горлышко, но два одновременно пройти
не могли. У днища бутыли находилось ещё
одно отверстие, через которое поступала
вода, и уровень её, естественно, повышался.

Задача
испытуемых – вынуть из бутыли сухие
конусы, за что они получали по 20 долларов.
Но тот, чей конус намокнет, был обязан
сам уплатить 10 долларов. Таким образом,
«опасность» измерялась 30 долларами
(получить 20 или уплатить 10). Испытуемые
имели возможность заранее договориться
о согласованных действиях.

Когда
в лабораторию приглашалась сплочённая
группа с устоявшейся структурой, взаимным
доверием и эффективным руководством,
все легко справлялись с задачей. В
случайно же собранных группах (если не
находилось умелого лидера) и во внутренне
конфликтных коллективах возникали
трудности.

Те,
кому предстояло действовать последними,
нервничали, дергались и непроизвольно
мешали первым (психологи называют это
идеомоторным рефлексом). Их нервозность
передавалась остальным, все суетились,
обвиняли друг друга и, вместе с уровнем
воды в бутыли, рос страх (потерять 30
долларов!). Признаки наступающей паники
фиксировались визуально – по возбужденному
поведению, возгласам, выражению лиц –
и по объективным показателям: у испытуемых
повышалось кровяное давление, снижался
кожно‑гальванический рефлекс…

Этот
эксперимент, авторам которого не откажешь
в чувстве юмора, демонстрирует, что для
возникновения панической дезорганизации
в слабо интегрированной группе довольно
даже смехотворной опасности. Далее мы
ещё не раз убедимся, что опасность может
быть и вовсе мифической или, во всяком
случае, несопоставимой с той, которая
создается самим паническим поведением.

Вместе
с тем история войн, революций, опасных
научных экспедиций и т.д. дает множество
наглядных свидетельств того, как
сплочённый коллектив единомышленников
способен даже при смертельной опасности
и крайнем истощении сил сохранять
единство действий, не проявляя симптомов
паники. А. С. Прангишвили приводил другой
пример. «Специальными исследованиями
показано, – писал он, – что среди
членов пожарной, медицинской команд и
других организаций, которым поручается
оказание помощи пострадавшим от
землетрясения, никогда не имеет место
паника».

Объясняя
такую стрессоустойчивость, нельзя,
конечно, сбрасывать со счёта индивидуальные
качества спасателей, исследователей
или бойцов: тип нервной, эндокринной
систем и т.д. Но из литературы, из личного
опыта, из опыта моих друзей и многолетних
психологических наблюдений мне известно,
что люди, стойко переносящие самые
жестокие опасности, в отдельности,
оказавшись в другой, подчас значительно
менее травматической ситуации, но без
актуализованной установки на мобилизацию
и практическое действие, теряют
самообладание.

Мы
позже вернемся к этому вопросу, но для
начала приведу только один пример из
далекого прошлого. Историки не раз
высказывали недоумение по поводу того,
что в Варфоломеевскую ночь суровые
гугеноты, основа самых боеспособных
частей французской армии, позволили
парижским бездельникам резать себя,
как баранов, не попытавшись организоваться,
сопротивляться и, в большинстве случаев, –
даже бежать. Психологическая атмосфера
резни парализовала их волю, сформировала
настроение обреченности и установку
жертвы.

В
такой момент даже сильный человек
способен испытать психический ступор,
подобно мощному бизону, настигнутому
львицей. Это и имел в виду тот, упомянутый
в прошлой лекции сумгаитский парень,
утверждая, что резня несравненно страшнее
войны…

Структура
и динамика человеческих потребностей
таковы, что люди могут, потеряв волю и
достоинство, впасть в животное состояние.
И те же люди, при появлении высокозначимых
целей, способны в буквальном смысле
стоять насмерть, ложиться под танки и
бросаться в огонь. При этом внешняя
оценка их поступков в экстремальной
ситуации как героических, преступных
или просто глупых сильно зависит от
того, насколько собственные ценности
наблюдателя согласуются с ценностными
координатами наблюдаемого поступка.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

  • #
  • #
  • #
  • #
  • #
  • #
  • #
  • #
  • #
  • #
  • #

Лекция 3. Массовая паника: факторы и механизмы

Паника так же стара, как история.
А. С. Прангишвили

В критический момент люди, не оказавшиеся на высоте положения, превращают
опасность в катастрофу. Опасность заключается в них самих.

Д. Ллойд-Джордж

Praemonituspraemunitus. (Предупрежденный — вооружен).
Латинская поговорка

Индивидуальная и массовая паника

Согласно приведенной выше классификации, паническая толпа — это подвид
действующей толпы (наряду с другими подвидами: агрессивной, стяжательной и
повстанческой). Из-за чрезвычайной социальной опасности и значимости
массовая паника часто выделяется «в особое производство», и ее изучению
уделено наибольшее внимание.

Слово «паника» происходит от имени Пана, греческого бога пастухов.
Пастухи часто становились свидетелями того, как вследствие самой
незначительной причины, особенно ночью, стада овец или коз, полностью
выйдя из-под контроля, бросались в воду, в огонь, или животные одно за
другим прыгали в пропасть. А. С. Прангишвили ссылался на описание
подобных явлений известным зоопсихологом Д. Брэмом: «Каждый
подозрительный шорох заставляет насторожиться все стадо. Молния, гром,
ураган, плохая погода лишают его возможности нормального поведения;
обезумевшее стадо разбегается по степи, овцы падают в воду, в огонь или
же совершенно неподвижно застывают на одном месте. В это время их
заносит снегом, заливает дождем, они замерзают, гибнут от голода, но не
делают никаких попыток укрыться или найти пищу. Так бессмысленно
погибают не одно и не два, а тысячи животных».

Пастухи объясняли это демоническое явление гневом Пана, во всех
изображениях которого, даже в живописи Нового времени (М. А. Врубель и
др.), присутствуют черты, вызывающие страх.

В последующем «полномочия» Пана значительно расширились: он сделался
богом войны, которому поклонялась вся Греция. Логическая связь между
мирной работой пастуха и военным делом кажется странной, если не
вспомнить об особенностях тогдашних сражений по сравнению с войнами
Нового времени.

Позднейшее развитие техники обеспечило возможность организованного
отступления, когда между отступающими подразделениями и неприятелем
сохраняется дистанция и отход с поля боя (с переходом на запасные
позиции и т. д. ) не обязательно является беспорядочным. В древности же,
как указывают военные историки, воины сражались «на расстоянии копья и
кинжала». Обычно это завершалось тем, что одна из сторон, не выдержав
натиска, бросалась в ужасе бежать, преследуемая и добиваемая
торжествующим противником.

По свидетельству Геродота, признание Пана богом войны и придание ему, так
сказать, «общенационального» статуса связаны с победой греков в
Марафонской битве, когда их врагов персов охватила безумная паника.
Известный гонец Фидопос, посланный в Спарту, рассказал, что по дороге
ему повстречался сам Пан и поручил спросить афинян, почему они
недостаточно ему (Пану) поклоняются, хотя он так милостив к ним и готов
помогать в будущем. После успешного окончания войны афиняне воздвигли
жертвенник Пану у подножия Акрополя и ежегодно совершали
жертвоприношения, сопровождаемые факельными шествиями…

Итак, этимологически термин «паника» предполагает массовый характер явления.
Однако в современных языках этот корень улавливается слабо,. и, во всяком
случае, в психологии принято различать массовую и индивидуальную панику.

Кроме того, массовая паника не обязательно выливается в форму собственно
панической толпы. Преобладающее настроение в обществе способно, не принимая
таких экстремальных форм, обернуться резким ухудшением психического и
соматического самочувствия, экономическим спадом, резким снижением средней
продолжительности жизни и т. д. и как следствие — депопуляционными
процессами.

Так, социолог и врач И. А. Гундаров, сопоставив разнородные статистические
данные, очень убедительно показал, что соответствующие явления в России
начала 90-х годов вызваны не экономическими, как принято считать, а
духовными факторами. Обобщив, далее, сведения также и по другим странам, он
сформулировал «закон духовной детерминации здоровья», помогающий значительно
лучше понять многие однобоко трактуемые феномены социальной жизни.

Панические состояния очень часто бывают вызваны невротическими
страхами, т. е. такими, которые неадекватны объективной опасности и
являются, скорее, признаками внутреннего неблагополучия. Это обстоятельство
настолько характерно, что некоторые авторы так и определяют панику: «ужас,
вызванный кажущейся опасностью». Подобные определения, наверное,
несколько преувеличены — паника может быть вызвана и вполне реальной
угрозой, — но мы далее убедимся, что решающим фактором паники,
действительно, почти всегда становится психическое состояние субъекта
(личности, общества, группы или толпы). С одной стороны, паника может
возникнуть безо всякой внешней опасности и в подавляющем большинстве случаев
оказывается несоразмерна ей. С другой стороны, никакая внешняя опасность
сама по себе недостаточна для возникновения паники. «Даже тогда, когда
паника вызывалась беспредельно большой опасностью, — писал А. С. Прангишвили,
— психологическая природа переживания ужаса принципиально такова, как и в
момент возникновения ее из-за незначительной причины (однако в последнем
случае эти особенности даны более выражено), поскольку в конце концов всякая
реальная и большая опасность может быть пережита и без паники. Так что
сильный ужас, связанный с паникой, и в случае реальной опасности может
считаться вторичным явлением».

В самом общем определении
паника это состояние ужаса,
сопровождающееся резким ослаблением волевого самоконтроля
. Следствием
оказывается либо ступор, либо то, что Э. Кречмер называл «вихрем движения»,
«гипобулической реакцией», т. е. дезорганизацией планомерных действий.
Поведение во внутренне конфликтной ситуации становится антиволевым:
эволюционно примитивные потребности, прямо или косвенно связанные с
физическим самосохранением, подавляют потребности, связанные с личностной
самооценкой.

Приведенное определение охватывает все формы коллективной и индивидуальной
паники, и многое из сказанного далее также применимо к индивидуальным
состояниям наряду с коллективными. Но предмет нашего курса — массовое
поведение поэтому начну с того, что в некоторых, хотя и очень редких случаях
паническая толпа складывалась из простой суммы индивидуально перепуганных
людей.

Так произошло, например, 30 октября 1938 года в Калифорнии при передаче
радиоспектакля по роману Г. Уэллса «Война миров», где, по сюжету,
страшные марсиане-кровопийцы, прилетев на Землю, начинают истреблять
человечество. Главные события, правда, были перенесены из Англии в
Америку.

Передача была оформлена таким образом, что у слушателя создавалось
впечатление прямого репортажа. Мастерски было спланировано и нагнетание
тревоги, упоминалось о том, что панику переживает правительство США и т.
д. В итоге многие приняли спектакль за чистую монету, побросали дома и
имущество и выбежали на улицы, образовав многотысячную паническую толпу.
Такого «успеха» авторы спектакля не ожидали…

Описанный случай произошел накануне Второй мировой войны, когда общая
атмосфера ожидания трагедии распространилась даже до Америки. Это замечание
вплотную подводит к следующему пункту нашего анализа.

Факторы возникновения массовой паники

Удалось выявить четыре комплекса факторов (иначе их называют также условиями,
или предпосылками) превращения более или менее организованной группы в
паническую толпу.

1. Социальные факторы — общая напряженность в обществе, вызванная
происшедшими или ожидаемыми природными, экономическими, политическими
бедствиями. Это могут быть землетрясение, наводнение, резкое изменение
валютного курса, государственный переворот, начало или неудачный ход войны и
т. д. Иногда напряженность обусловлена памятью о трагедии и (или)
предчувствием надвигающейся трагедии, приближение которой ощущается по
предварительным признакам.

Я не случайно обратил внимание на то, что калифорнийская паника случилась
в преддверье мировой войны. Отчасти похожими событиями изобиловала в тот
период и жизнь в Западной Европе. Уже после войны, в качестве довольно
жестокого эксперимента, спектакль повторили в Эквадоре и в Чили. Там
тоже возникли панические толпы, но гораздо меньшего масштаба. Причем в
Эквадоре, когда перепугавшиеся люди узнали, что все было «шуткой»,
паническая толпа превратилась в агрессивную и разгромила радиостанцию.

2. Физиологические факторы: усталость, голод, длительная бессонница,
алкогольное и наркотическое опьянение снижают уровень индивидуального
самоконтроля, что при массовом скоплении людей чревато особенно опасными
последствиями.

Так, типичными ошибками при организации митингов, манифестаций и массовых
зрелищ становятся затягивание процесса, а также безразличное отношение
организаторов к фактам продажи и употребления участниками спиртных напитков.
В условиях социального напряжения, жары или холода и т. д. это повышает
вероятность паники, равно как и прочих нежелательных превращений толпы.

3. Общепсихологические факторы — неожиданность, удивление, испуг,
вызванные недостатком информации о возможных опасностях и способах
противодействия.

В разгар партизанской войны в Никарагуа (середина 70-х годов)
правительственные войска впервые начали применять трассирующие пули. Это
было настолько неожиданно и необычно, что в нескольких столкновениях
закаленные отряды партизан обращались в паническое бегство. Только после
того, как бойцам растолковали механизм действия этого оружия, его
достоинства и недостатки, первоначальный психический шок сошел на нет.

Известны случаи, когда паника среди манифестантов возникала из-за того,
что многие неверно представляли себе политическую обстановку и статус
мероприятия. Например, люди думали, что оно санкционировано властями, и
появление полицейских с дубинками оказывалось шокирующей неожиданностью.
Или, наоборот, некоторые участники не знали, что акция согласована, и
неадекватно реагировали на полицейских. Были эпизоды (далее я об этом
расскажу), когда непредвиденные действия малочисленной, но хорошо
организованной группы политических врагов вносили смятение и панику в
многотысячную демонстрацию.

4. Социально-психологические и идеологические факторы: отсутствие
ясной и высокозначимой общей цели, эффективных, пользующихся общим доверием
лидеров и, соответственно, низкий уровень групповой сплоченности.

Исследователи массовой паники единодушно подчеркивают преимущественное
значение именно этого, последнего фактора по сравнению с предыдущими.
Любопытной иллюстрацией к сказанному может служить лабораторный эксперимент,
в котором использован модифицированный метод гомеостата, хорошо известный в
социальной психологии.

В большую прозрачную бутыль были на веревках опущены одинаковые
конусообразные предметы, другой конец каждой из веревок держали в руках
испытуемые. По размеру каждый конус легко проходил через горлышко, но
два одновременно пройти не могли. У днища бутыли находилось еще одно
отверстие, через которое поступала вода, и уровень ее, естественно,
повышался.

Задача испытуемых — вынуть из бутыли сухие конусы, за что они получали по
20 долларов. Но тот, чей конус намокнет, был обязан сам уплатить 10
долларов. Таким образом, «опасность» измерялась 30 долларами (получить
20 или уплатить 10). Испытуемые имели возможность заранее договориться о
согласованных действиях.

Когда в лабораторию приглашалась сплоченная группа с устоявшейся
структурой, взаимным доверием и эффективным руководством, все легко
справлялись с задачей. В случайно же собранных группах (если не
находилось умелого лидера) и во внутренне конфликтных коллективах
возникали трудности.

Те, кому предстояло действовать последними, нервничали, дергались и
непроизвольно мешали первым (психологи называют это идеомоторным
рефлексом). Их нервозность передавалась остальным, все суетились,
обвиняли друг друга и, вместе с уровнем воды в бутыли, рос страх
(потерять 30 долларов!). Признаки наступающей паники фиксировались
визуально — по возбужденному поведению, возгласам, выражению лиц — и по
объективным показателям: у испытуемых повышалось кровяное давление,
снижался кожно-гальванический рефлекс…

Этот эксперимент, авторам которого не откажешь в чувстве юмора,
демонстрирует, что для возникновения панической дезорганизации в слабо
интегрированной группе довольно даже смехотворной опасности. Далее мы еще не
раз убедимся, что опасность может быть и вовсе мифической или, во всяком
случае, несопоставимой с той, которая создается самим паническим поведением.

Вместе с тем история войн, революций, опасных научных экспедиций и т. д. дает
множество наглядных свидетельств того, как сплоченный коллектив
единомышленников способен даже при смертельной опасности и крайнем истощении
сил сохранять единство действий, не проявляя симптомов паники. А. С.
Прангишвили приводил другой пример. «Специальными исследованиями показано, —
писал он, — что среди членов пожарной, медицинской команд и других
организаций, которым поручается оказание помощи пострадавшим от
землетрясения, никогда не имеет место паника».

Объясняя такую стрессоустойчивость, нельзя, конечно, сбрасывать со счета
индивидуальные качества спасателей, исследователей или бойцов: тип
нервной, эндокринной систем и т. д. Но из литературы, из личного опыта,
из опыта моих друзей и многолетних психологических наблюдений мне
известно, что люди, стойко переносящие самые жестокие опасности, в
отдельности, оказавшись в другой, подчас значительно менее
травматической ситуации, но без актуализованной установки на мобилизацию
и практическое действие, теряют самообладание.

Мы позже вернемся к этому вопросу, но для начала приведу только один
пример из далекого прошлого. Историки не раз высказывали недоумение по
поводу того, что в Варфоломеевскую ночь суровые гугеноты, основа самых
боеспособных частей французской армии, позволили парижским бездельникам
резать себя, как баранов, не попытавшись организоваться, сопротивляться
и, в большинстве случаев, — даже бежать. Психологическая атмосфера резни
парализовала их волю, сформировала настроение обреченности и установку
жертвы.

В такой момент даже сильный человек способен испытать психический ступор,
подобно мощному бизону, настигнутому львицей. Это и имел в виду тот,
упомянутый в прошлой лекции сумгаитский парень, утверждая, что резня
несравненно страшнее войны…

Структура и динамика человеческих потребностей таковы, что люди могут,
потеряв волю и достоинство, впасть в животное состояние. И те же люди, при
появлении высокозначимых целей, способны в буквальном смысле стоять
насмерть, ложиться под танки и бросаться в огонь. При этом внешняя оценка их
поступков в экстремальной ситуации как героических, преступных или просто
глупых сильно зависит от того, насколько собственные ценности наблюдателя
согласуются с ценностными координатами наблюдаемого поступка.

Механизмы развития паники

Наблюдения и описания многочисленных эпизодов коллективной паники позволили
вычленить некий «усредненный» сценарий.

Шокирующий стимул, очень сильный или повторяющийся, вызывает испуг сначала у
одного или нескольких человек. В толпе минимальный порог возбудимости обычно
имеют женщины или дети а в боевой ситуации — молодые и неопытные, не
закаленные в сражениях солдаты. Их испуг проявляется криками — односложными
фразами («Пожар!» «Танки!») или междометиями, — выражением лиц и суетливыми
телодвижениями.

Эти люди становятся источником, от которого страх передается остальным.
Происходит взаимная индукция и нагнетание эмоционального напряжения через
механизм циркулярной реакции. Далее, если не приняты своевременные меры,
масса окончательно деградирует, люди теряют самоконтроль, и начинается
паническое бегство, которое кажется спасительным, хотя в действительности
только усугубляет опасность.

Присутствие в толпе женщин и детей (о приоритетном спасении которых при
массовой панике уже никто не думает) плохо еще и потому, что звук высокой
частоты — женские или детские крики — в стрессовой ситуации оказывает
разрушительное влияние на психику. По той же причине, кстати, для
противодействия панике, коллективной или индивидуальной, лучше служит низкий
мужской голос, чем высокий женский. Напротив, провокации панического
настроения среди неприятеля, вероятно, больше способствует визг атакующей
калмыцкой конницы, чем мужественное «Ура!».

Приведу еще ряд дополнительных замечаний, которые вносят коррективы в
«усредненный» сценарий.

В очень редких случаях, когда шокирующий стимул необыкновенно силен, массовая
паника может возникнуть сразу, без промежуточных стадий. Т. е. толпа
опять-таки, подобно калифорнийскому эпизоду, как бы становится простой
суммой насмерть перепуганных индивидов, но здесь уже срабатывает совсем
другой механизм. В этих, повторю, редчайших случаях, вопреки определению
Прангишвили, паника перестает быть «вторичным» явлением и становится
непосредственной, почти механической реакцией на стимул. Судя по описаниям,
именно так произошло в Хиросиме среди тех, кто находились неподалеку от
места ядерного взрыва, но не были сразу накрыты его волной.

Гораздо типичнее и практически важнее обратная ситуация. Когда люди ожидают
какого-то страшного события, средства избежания которого неизвестны,
стимулом паники может стать словесное обозначение ожидаемого события. Или
какой-либо другой знак, дорисованный воображением до ожидаемого источника
страха.

В Первой мировой войне немцы начали применять на западном фронте газы —
страшное оружие, против которого оказался бесполезен опыт бывалых солдат
и предсмертные мучения от которого превзошли все виденное ранее. Это
вызвало чрезвычайную напряженность в англо-французских войсках. Описан
ряд фронтовых эпизодов, когда газов не применяли, но кому-то что-то
казалось, и испуганный крик: «Газы!» — обращал в бегство целые
батальоны.

П. Н. Симанский рассказывает о панике, возникшей из-за того, что один
испуганный солдат закричал: «Обозы!». И о том, как истощенная в боях
бригада турок подверглась страшной панике, приняв за греческую кавалерию
лошадей собственной же артиллерии, возвращавшихся с водопоя.

Один немецкий генерал признался в своих мемуарах, что сам, вместе с
войсковыми частями и населением, пережил панику, вызванную видом
пленных
русских солдат и распространившуюся глубоко в тыл (это
произошло после ожесточенных сражений у Мюленского озера во время Первой
мировой войны). А на похоронах жертв бомбежки во французском городе
Бреше сильная паника охватила участников процессии, принявших
пролетавшую птицу за вражеский самолет.

В. М. Бехтерев, ссылаясь на конкретные ситуации, отмечал, что «в театрах
или других многолюдных собраниях достаточно кому-нибудь произнести слово
«пожар», чтобы возникла целая эпидемия страха и паники, которая
молниеносно охватит все собрание и вызовет тяжелые последствия».

Столь же трагическими, сколь наглядными иллюстрациями ко многим
приведенным выше положениям изобилует начало Великой Отечественной
войны. Лейтмотивом предвоенной пропаганды служил тезис о том, что
Красная Армия будет вести войну только на чужой территории, так как
капиталистические государства не посмеют на нас напасть: буржуазные
правительства понимают, что их солдаты, дети рабочих и крестьян,
повернут оружие против своих классовых врагов. На этом фоне мощное
наступление фашистских войск в первые недели произвело настоящий шок.

Весьма эффективными были действия танковой армии немецкого генерала X.
Гудериана. Тактика «гудериановского мешка» состояла в том, что траншеи
противника брались в кольцо с последующим полным уничтожением живой
силы, и такая перспектива психологически подавляла обороняющихся бойцов.
Немцы умело пользовались этим обстоятельством. Были эпизоды, когда они,
сняв с мотоциклов глушители, имитировали звук приближающихся танков, что
становилось стимулом паники. Это и послужило поводом для создания на
фронте так называемых заградотрядов из войск НКВД, которые стреляли с
тыла по отступающим без приказа.

(Так мне рассказывали отец и его однополчане. Я умышленно не проверял,
насколько их рассказ соответствует официальной историографии: то, как
запомнили события их участники, само по себе важно и для психолога, и
для историка… )

И последнее замечание, чрезвычайно важное в практическом плане.

Сразу после шокирующего стимула обычно наступает так называемый
психологический момент
. Люди оказываются как бы во взвешенном состоянии
(«оторопь») и готовы следовать первой реакции. Иногда она оказывается
парадоксальной. Например, по фрейдовскому механизму противоположной реакции,
человек может от испуга броситься навстречу опасности, и за ним следуют
остальные.

Это очень ярко описано в романе А. С. Серафимовича. Казачья конница, с
саблями наголо, с тыла пошла в атаку на беззащитный обоз, в котором —
только женщины, дети, старики и раненые; всех их ждала неминуемая
гибель. Люди застыли в оцепенении.

Вдруг «великое молчание, полное глухого топота, пронзил крик матери. Она
схватила ребенка, единственное оставшееся дитя, и, зажав его у груди,
кинулась навстречу нарастающей в топоте лавине.

— Сме-ерть!.. сме-ерть!.. сме-ерть идет!

Как зараза, это полетело, охватывая десятки тысяч людей:

— Сме-ерть!.. сме-ерть!..

Все, сколько их тут ни было, схватив, что попалось под руку, — кто палку,
кто охапку сена, кто дугу, кто кафтан, хворостину, раненые — свои
костыли, все в исступлении ужаса, мотая этим в воздухе, бросились
навстречу своей смерти».

Казаки, не ожидавшие такого, сами перепугались и повернули коней.

Такие случаи, конечно, редки и «не делают погоды» в общем массиве ситуаций
коллективного страха. Тем не менее я не случайно подчеркнул особую
практическую важность последнего замечания. Дело в том, что психологический
момент является самым подходящим для перелома ситуации человеком или
небольшой, но организованной группой лиц готовых взять на себя руководство.
К этому мы далее вернемся…

Предотвращение и ликвидация массовой паники

Меры по предупреждению массовой паники связаны с учетом ее предпосылок
(факторов).

Если речь идет о сформировавшейся группе, нацеленной на работу в стрессовых
ситуациях (политической партии или боевом подразделении, научной экспедиции
или отряде спасателей и т. д.), то прежде всего следует уделять внимание
идейной и организационной подготовке к возможным опасностям, обеспечению
эффективного руководства и воспитанию лидеров, пользующихся высоким
доверием. Повторю, что при отсутствии духовно-психологических предпосылок
паники коллектив способен достойно встретить самые суровые испытания.

Но не всегда такая подготовка в принципе возможна, например, при массовых
уличных мероприятиях, где участвует множество более или менее случайных
людей. В таких ситуациях уже особое значение приобретает учет
физиологических и общепсихологических факторов.

Ранее указывалось на типичные ошибки, состоящие в затягивании мероприятий и
безразличии к физическому. состоянию участников (усталость, алкогольное
опьянение и проч.). При высокой социальной напряженности, некомфортных
климатических условиях или неоднозначном прогнозе синоптиков надо подумать о
динамизме митинга или демонстрации, чтобы свести к минимуму утомление людей
и связанные с ним неожиданности. Службе охраны рекомендуется препятствовать
проникновению в ряды демонстрантов нетрезвых людей и алкогольных напитков,
предвидя возможность иррациональных реакций, особенно при вероятных
провокациях.

Как отмечалось, желательно избегать совпадения по времени с другими
зрелищными событиями в городе (футбольный матч, карнавал и т. д. ). В
противном случае возможно, с одной стороны, переключение внимания,
«перетягивание» значительной части толпы и превращение ее в окказиональную
или экспрессивную (но не тогда, когда это запланировано организаторами). С
другой стороны, вероятное столкновение толп (например, политическая
демонстрация столкнется с возбужденными болельщиками, вышедшими со стадиона)
чревато трудно предсказуемыми последствиями.

Чрезвычайно важен учет общепсихологического фактора паники: прежде всего,
своевременное информирование людей о возможных опасностях и имеющихся
способах противодействия. Последнее касается предупреждения как
коллективной, так и индивидуальной паники.

О зависимости между эмоцией и информацией философами, психологами и биологами
написаны целые тома, и эта проблема заслуживает особого разговора. Мы
коснемся лишь отдельных ее аспектов постольку, поскольку они относятся к
теме лекции. Сразу подчеркну, что все сказанное далее имеет отчетливые
нейрофизиологические объяснения, но, не будучи специалистом в
нейрофизиологии, я ограничусь феноменологической и психологической сторонами
дела.

В трактате одного средневекового мыслителя есть такая байка. Философ
подходит к группе смеющихся женщин и заявляет: «Если бы вы знали
столько, сколько знаю я, ваш плач был бы громче вашего смеха». Вероятно,
этот самодовольный пессимист просто не заметил, что знание всегда
преломляется через призму ценностей и психологических установок.
Порывшись в памяти, любой из нас обнаружит среди своих знакомых и хмурых
дураков, и жизнерадостных мудрецов. Психологам и врачам особенно хорошо
известно, сколь многое зависит от коммуникативной задачи и способа
подачи информации.

Эмоциональное состояние и поведение человека при опасности в огромной
степени определяется субъективным образом ситуации и, главное,
представлением о своей роли в ней. Паника может возникнуть тогда, когда
ситуация для меня необычна и неожиданна, мне неизвестны способы
преодоления опасности, отсутствует план действий и я вижу себя пассивным
объектом событий. Но при наличии знания (сколь бы иллюзорно оно
ни было) и программы действий (пусть и неадекватной) человек чувствует
себя активным субъектом — и ситуация решительно меняется.
Образуется другая доминанта, внимание переключается со страха и боли на
предметную задачу, в итоге же страх уходит совсем, а болевой порог
значительно повышается.

Еще в студенческие годы я познакомился с молодым латиноамериканским
революционером, известным героем, перенесшим пытки в тюремных застенках
и успевшим проявить у себя на родине чудеса храбрости. В Москве парень
простудился, и я отвел его к врачу, а врач прописал горчичники. Узнав о
назначении, этот герой-революционер покрылся испариной, весь сжался от
страха и наотрез отказался от процедуры, считая ее невыносимо
болезненной. Реакция была просто поразительной для
двадцатичетырехлетнего мужчины. «А правда, что тебе ломали кисти рук,
отбили почки?», — пытались мы его урезонить. — «Да, били меня крепко». —
«А как же?.. «. Но парень был простоватый, к рефлексии не склонный и,
кажется, даже не понял причину нашего недоумения. Поставить ему
горчичники медсестра так и не смогла. Позже, когда я уже профессионально
занимался психологией и готовил для подпольщиков специальный учебный
курс сопротивления пыткам (во избежание политических недоразумений курс
был назван туманно — «Психология воли»), мне пришлось проанализировать
большой массив подобных случаев. И убедиться, что мое тогдашнее
изумление было только следствием неопытности.

Я стал замечать, как ветеран, имеющий боевые раны, скрывает волнение,
отправляясь в зубоврачебный кабинет. Как опытные офицеры
воздушно-десантных войск вдруг начинают нервничать, оказавшись на
парашютной вышке в парке культуры и отдыха. Медсестры с усмешкой
рассказывали мне, что всегда держат наготове пузырек с нашатырным
спиртом, если предстоит взять кровь из вены у дюжего военного служаки —
по их словам, такие хлопаются в обморок гораздо чаще, чем нежные
дамочки. Вспомнил я и свой собственный опыт, особенно спортивный,
беседовал с профессиональными спортсменами и спортивными психологами.
Волнение боксера перед выходом на ринг против сильного противника сродни
волнению теннисиста в аналогичной ситуации. Тот факт, что на ринге я
почти наверняка получу чувствительные удары, которые на корте не грозят,
не отражается в эмоциональной палитре — внимание сосредоточено совсем на
другом. А на тренировках в фехтовальном зале мы «для закалки» выходили
на дорожку без кирасы или нагрудника: на голове стальная маска, на
правой руке специальная перчатка до локтя, а туловище почти не защищено.
Удары клинком сабли очень болезненны, на теле появлялись ушибы,
кровоподтеки и долго не заживавшие красные полосы. Но я готов ручаться,
что никто, взяв в руку эспадрон, не испытывал страха перед неминуемой
болью — того страха, какой мы испытывали при виде бормашинки, шприца или
хирургического скальпеля.

Все это примеры из одного ряда. Парашютист перед опасным прыжком, боксер
на ринге, опытный солдат в бою и даже революционер в пыточной камере —
это все субъекты деятельности, решающие предметные задачи с
соответствующей направленностью внимания и эмоциональным наполнением (в
крайнем случае, ненависть к палачам). Тот же парашютист на вышке (где
наличие противовеса и прочих страховок дает полную гарантию физической
безопасности), боксер, солдат или революционер в ожидании неприятной
медицинской процедуры могут стать совсем другими существами. Они
чувствуют себя беспомощными объектами чужой деятельности, и это
гнетущее ощущение бессубъектности — самодостаточная предпосылка страха и
боли.

Я упомянул о боли и еще раз подчеркну, что, вопреки расхожему
предрассудку, будто физическая боль есть «чистая» физиология, в
действительности это все тот же субъективный образ. Он является
элементом совокупного образа мира, и потому болевые ощущения очень
существенно зависят от актуализованной картины ситуации.

Во время Второй мировой войны американские врачи заметили, что двое из
трех солдат и офицеров, получивших тяжелые телесные ранения и
находящихся в полном сознании в госпитале, не жалуются на сильную боль и
отказываются от обезболивающих лекарств, избегая привыкания. Гражданские
лица с похожими повреждениями вследствие аварии или хирургического
вмешательства испытывают гораздо более сильные мучения. Представитель
так называемой психосоматической медицины Д. Бэйкал (D. Bykal), в книге
которого подробно изложены эти факты, заключил их довольно
парадоксальным, на первый взгляд, комментарием: военнослужащие «не
интерпретируют» ощущения, испытываемые от боевой раны, как болевые.

А старый советский солдат рассказал мне, как после очередного боя с
удивлением заметил, что порванный сапог весь мокрый, хотя никаких луж
вокруг не было. Сняв сапог, он обнаружил, что нога вся в крови.
Оказывается, в пылу сражения человек не заметил (!), что его икроножная
мышца навылет пробита осколком.

И последний пример, из довольно неожиданной области, иллюстрирующий
зависимость между болью, страхом и информационным образом.

Среди моих слушателей в Институте общественных наук преобладали мужчины,
но изредка встречались и женщины. Обсуждая вместе со всеми приемы
сопротивления пыткам, они обратили мое внимание на такой факт. К концу
70-х годов в Европе и в Америке стала входить в моду «естественность», и
среди интеллигентных дам сделалось хорошим тоном отказываться от
обезболивающих препаратов при родах: настоящая женщина должна рожать
«сама». Широко распространились предродовые психологические
консультации, тренинга и пособия для рожениц.

Из пособий я с удивлением узнал, что страшные родовые боли — это
особенность женщин, принадлежащих к западной культуре, в которой роды
традиционно принято считать мучительным процессом. Женщины других
культур (например, китаянки), якобы, испытывают не боль, а лишь что-то
вроде «тягучего ощущения». Европейские же дамы настолько зациклены на
страхе перед неминуемой болью, что только так «интерпретируют» (опять
это странное слово!) любое физическое ощущение.

Человеку, который «никогда не рожал», неловко об этом судить, и я надеюсь
на снисходительность читательниц, ибо, как говорится, за что купил, за
то и продаю. Но главное здесь — не культурологические экскурсы, а суть
тренинговых процедур. Состоит же она в том, чтобы превратить роды в
действие
, когда роженица начинает чувствовать себя не пассивным
физиологическим телом, а субъектом деятельности. К ситуации должен быть
применим вопрос: «Что делаешь?» — и ответ: «Рожаю!». Когда удается
сменить психологическую установку, с ней изменяются все ощущения и их
эмоциональная валентность. И роды превращаются из драматической
неизбежности в трудный, но радостный процесс…

Конечно, все сказанное относится и к массовым страхам, и, в частности, к
предотвращению массовой паники. Часто организаторы избегают
предупреждать о возможных опасностях, ссылаясь на то, что часть
участников демонстрации (митинга и т. д. ) покинет ее ряды. Но,
во-первых, здесь многое зависит от формы подачи информации — с акцентом
на угрозах или на способах противодействия. Во-вторых, вопрос в том,
стоит ли в погоне за массовостью повышать вероятность последующей
паники, подвергая риску психическое состояние, здоровье, а иногда и
жизни людей.

Как правило, реальная опасность обратно пропорциональна осведомленности,
а точнее, оперативной готовности к ней. Мне на всю жизнь запомнился
такой факт.

В 1970 году, когда в Чили проходила очень острая и драматичная
избирательная кампания, правые боевики придумали эффективный способ
разгрома левых демонстраций. Представьте, многотысячная колонна
сторонников С. Альенде шествует во главе с популярными политическими
лидерами. Когда голова колонны минует очередной перекресток, из-за угла
выскакивает группа парней, вооруженных дубинками и кастетами,
численностью около сорока человек. Они отсекают руководителей («голову»)
от остальной массы и энергично врезаются в толпу, нанося удары. Охрана
демонстрации не успевает сориентироваться и своевременно вступить в бой,
задние ряды не видят и не понимают, что произошло, но им передается
испуг первых рядов — и через пять минут тысячи людей, опрокидывая друг
друга, бегут врассыпную. (Обходится без жертв благодаря тому, что, слава
богу, улица широка и из нее много выходов).

Но не век коту масленица. После двух или трех провалов левые нашли
контригру, и она оказалась на удивление простой. С приближением колонны
к каждому перекрестку по бокам выстраивались, сцепившись локтями, ребята
из охраны. Или параллельно демонстрантам, рядом с передними рядами,
двигались два длинных грузовика. Можно было придумать и другие приемы,
главное обстоятельство состояло в том, что демонстранты были теперь
вооружены знанием о возможной опасности и психологически готовы
ей противостоять.

Только что упомянутая сцепка локтями — одна из хорошо известных мер
противодействия паническим настроениям. С одной стороны, ощущение физической
близости товарищей повышает психологическую устойчивость. С другой стороны,
такая позиция мешает противнику (провокаторам или полиции) расчленить ряды,
после чего растерянность, ощущение беспомощности и паника станут почти
неизбежными.

Еще один многократно апробированный прием — коллективное пение хорошо всем
известной ритмической песни. В прошлой лекции говорилось о том, что
действующая толпа аритмична и поэтому ритмический звук стимулирует
превращение ее в экспрессивную или, в данном случае, препятствует
превращению экспрессивной толпы в действующую (паническую). Но если для
блокирования массовой агрессии применяются быстрые ритмы, то фактором
противодействия панике служит более медленный размеренный ритм марша или
гимна.

Такой ритм может сыграть позитивную роль и после того, как паника уже
началась. Во всех случаях, конечно, желательно наличие соответствующей
музыки и динамиков, но и при отсутствии таковых не следует терять голову.

Вот хрестоматийный случай из предвоенной жизни Европы. В 1938 году на
трибунах парижского национального велодрома по окончании соревнования
возник небольшой пожар. Сотрудникам удалось быстро локализовать огонь,
но уже десять тысяч зрителей с чрезмерной энергичностью двинулись к
единственному выходу. Ситуация грозила стать смертельно опасной. По
счастливой случайности в толпе оказались двое психологов, которые смогли
вовремя сориентироваться и принялись громко скандировать: «Ne-pousse-pas!»
(Не-пус-па — Не-тол-кай). Ритм подхватили окружающие, он волной прошел
по толпе. Через несколько минут тысячи людей дружно скандировали эту
фразу; толпа превратилась в экспрессивную, страх и суета сменились общим
задором и все благополучно покинули трибуны…

В преддверье и на ранней стадии развития паники может быть очень продуктивно
использован юмор. Мне известны яркие случаи в разных странах, когда
своевременная шутка снимала паническое напряжение, а выступление популярного
юмориста решающим образом изменяло настрой массы. Часто это бывает связано с
игрой слов и прочими языковыми двусмысленностями, которые трудно
пересказывать на другом языке. Поэтому приведу только один пример из
недавней российской истории.

20 августа 1991 года, в самый напряженный момент у Белого Дома, когда ожидали
штурма чуть ли не с участием танков, перед собравшимися «живьем» предстал
популярнейший сатирик Геннадий Хазанов. Имитируя голос М. С. Горбачева, еще
находившегося в Форосе, он медленно произнес: «Политику нельзя делать
грязными трясущимися руками… «. Это был парафраз известного мотива,
который часто звучал в выступлениях Президента СССР (про грязные руки в
политике) — он был дополнен упоминанием о трясущихся руках самозванного
председателя ГКЧП, показанного по телевидению днем ранее. Речь Хазанова —
«Горбачева» была встречена общим смехом облегчения и бурными аплодисментами.
Многие из участников события считают тот момент психологически переломным в
эпопее неудавшегося переворота…

Обсуждая способы ликвидации возникшей паники, полезно вспомнить о том, что
ранее говорилось про психологический момент. Известны приемы
возвращения этого момента, который, повторю, является наиболее подходящим
для начала эффективного руководства.

Например, используется привычное стимулирование. Люди привыкли неподвижно
застывать при исполнении национального гимна, и этот условный рефлекс может
актуализоваться при громком включении первых же актов.

Другой прием — применение более сильного шокового воздействия. Например,
выстрел в закрытом помещении способен произвести новую «оторопь», люди на
секунду застывают — и становятся доступны для организующего воздействия.

Во время боя, в шуме канонады, выстрел едва ли произведет желаемый эффект.
Его могла бы заменить внезапная стрельба в упор по своим убегающим солдатам,
но я даже не хочу комментировать такую рекомендацию. Из литературы, правда,
известны удивительные случаи прекращения паники на поле боя неожиданным
приказом.

Командир дивизии увидел, что один из его полков в ужасе побежал от
несуществующего противника. Встав на пути убегающих, он громко крикнул:
«Стойте! Снимайте сапоги!». Окрик и вправду возымел действие. Солдаты
принялись снимать сапоги, их внимание было переключено с мифической
опасности на конкретное действие, после чего удалось привести полк в
боеспособное состояние.

Если эта история достоверна (а по-моему, она из числа тех, которые, как
говорится, нарочно не придумаешь), то, вероятно, роль шокирующего
стимула в нем сыграла смысловая неожиданность действий комдива.

Еще более остроумное решение принял наполеоновский маршал М. Ней. Когда
его войска в панике побежали с поля боя, он послал адъютантов передать
приказ, что солдаты должны пробежать без остановки ровно 10 километров.
По получении такого приказа войска пробежали еще примерно 3 километра,
затем остановились, пришли в себя и восстановили состояние
боеспособности.

Последний случай чрезвычайно поучителен, психологически интересен и
заслуживает специального анализа. Здесь ограничимся коротким
комментарием. Антиволевым действиям солдат было умело возвращено
субъективное качество произвольной планомерности, и это оказалось
фактором отрезвления. Такой прием хорошо применим и во «внештатных»
ситуациях мирной жизни.

Разумеется, все эти приемы предполагают наличие людей, не поддавшихся общему
состоянию и готовых взять руководство на себя, а если таковых нет, то не о
чем и говорить. Поэтому при правильной организации массовых мероприятий,
кроме службы охраны, работает специально подготовленная команда (по-русски,
кажется, даже нет специального термина, в Латинской Америке же ее называют
el equipo antipanico — «противопаниковая команда»). Она находится
поодаль от массы, не принимая участия в общих действиях, чтобы избежать
эмоционального кружения, и вооружена не дубинками, кастетами и прочими
орудиями уличного боя, а музыкальными записями, динамиками и мегафонами. И,
главное, — знаниями, опытом и интуицией, которая есть дочь информации…

* * *

… Отставной офицер одной из латиноамериканских спецслужб (а в последующем
член революционной партии) изложил мне три полушутливых правила
индивидуальной безопасности в толпе, которым его самого обучали инструкторы.
Хотя правила предназначены для профессионалов, знакомство с ними может быть
полезно всем.

Первое. Не лезь в толпу бесплатно (т. е. когда не находишься на работе
и не выполняешь задание; в общем случае: не лезь зря, держись от толпы
подальше).

Второе. Проникая в толпу, думай, как будешь из нее выбираться (т. е.,
не зная броду, не лезь в воду. Еще я вспоминаю анекдот из той поры, когда в
автобусах писали: «Не высовываться», — а в Одессе водитель обращался к
нарушителям: «Высовывай, высовывай, посмотрим, что назад всунешь»… ).

Третье. Оказавшись в толпе случайно, представь, что находишься на работе
(т. е. сосредоточься, не теряй голову, не поддавайся эмоциональному
кружению и вспомни о том, чему обучен).

И еще одно, заключительное замечание. В народе говорят: против лома нет
приема. На самом деле приемы, конечно, есть и против лома, только не всем
они доступны. Коллектив бойцов способен героически выстоять при смертельной
опасности, но порог сопротивляемости уличной массы невысок. Все ранее
сказанное рассчитано на то, чтобы оптимизировать управляемость ситуации и
минимизировать риски. Но далее вопросы технологии уступают место вопросам
политического разума и морали: следует ли взывать к помощи массы, если
опасность очень велика.

Для таких случаев разработаны приемы «летучей демонстрации». Это уже не масса
и тем более не толпа, а организованная и сравнительно немногочисленная
(несравнимая с массовой манифестацией) группа единомышленников с четкой
ролевой структурой. Она движется по определенному маршруту и в точках особой
опасности, по заранее условленному сигналу, рассеивается, чтобы вновь
сойтись в следующей точке сбора. Такие действия могут быть достаточно
эффективны, но они, конечно, не принадлежат сфере стихийного поведения…




Паника

Карнавал в Дюссельдорфе в 2010 году

Паника

Прежде чем попытаться определить сущность паники и объяснить это явление, следует описать и точно установить само явление. Необходимо знать, какое явление в жизни индивида или массы называется паникой, каковы его чисто описательные черты, каковы изменения в психической жизни массы или индивида, имеющие место при панике. 

Паника (от греческого panikon – безотчетный ужас), психологическое состояние, вызванное угрожающим воздействием внешних условий, и выраженное в чувстве острого страха, охватывающего человека или группу людей, неудержимого и неконтролируемого стремления избежать опасной ситуации.

Паника – крайний, неудержимый страх, сразу охватывающий человека или многих людей.

Панические состояния очень часто бывают вызваны невротическими страхами, т. е. такими, которые неадекватны объективной опасности и являются, скорее, признаками внутреннего неблагополучия.

Индивидуальная паника. Этот термин не употребляется по отношению к конкретно определенным случаям. В одном случае, согласно старому мифу, им обозначается безотчетный страх в предчувствии неизвестной опасности, который охватывает, скажем, заблудившегося в горах или лесу путника. В другом случае этим термином обозначается страх, вызванный воображаемой причиной; напримёр, когда в ожидании опасности человек принимает шуршание листьев за шум шагов и убегает, т. е. в таких случаях сила страха не оправдывается причиной, вызвавшей его. Этим термином обозначается также сильный ужас — безграничный страх, который овладевает индивидом.

Массовая паника. Под массовой паникой подразумевают панику, которая овладевает большой массой людей (толпой, войсковой частью и т.д.).

Паника массовая — один из видов поведения толпы. Психологически характеризуется состоянием массового, страха перед реальной или воображаемой опасностью, нарастающего в процессе взаимного заражения и блокирующего способность рациональной оценки ситуации, мобилизацию волевых ресурсов и организацию совместного противодействия.

Удалось выявить четыре комплекса факторов (иначе их называют также условиями, или предпосылками) превращения более или менее организованной группы в паническую толпу.

Факторы, способствующие возникновению паники 

Возникновению паники способствуют следующие факторы:  

1. Социальные факторы — общая напряженность в обществе, вызванная происшедшими или ожидаемыми природными, экономическими, политическими бедствиями. Это могут быть землетрясение, наводнение, резкое изменение валютного курса, государственный переворот, начало или неудачный код войны и т. д. Иногда напряженность обусловлена памятью о трагедии и (или) предчувствием надвигающейся трагедии, приближение которой ощущается по предварительным признакам.   

2. Физиологические факторы: усталость, голод, длительная бессонница, алкогольное и наркотическое опьянение снижают уровень индивидуального самоконтроля, что при массовом скоплении людей чревато особенно опасными последствиями. Так, типичными ошибками при организации митингов, манифестаций и массовых зрелищ становятся затягивание процесса, а также безразличное отношение организаторов к фактам продажи и употребления участниками спиртных напитков. В условиях социального напряжения, жары или холода и т. д. это повышает вероятность паники, равно как и прочих нежелательных превращений толпы.

3. Общепсихологические факторы — неожиданность, удивление, испуг, вызванные недостатком информации о возможных опасностях и способах противодействия.

4. Социально-психологические и идеологические факторы: отсутствие ясной и высокозначимой общей цели, эффективных, пользующихся общим доверием лидеров и, соответственно, низкий уровень групповой сплоченности.

 Одним из решающих факторов является наличие возбуждающих и стимулирующих панику слухов, например, «подогревающих» предстоящую опасность или степень ее негативных последствий (так нередко бывало на радиоактивно загрязненных территориях после чернобыльской катастрофы).

Принципиальными оказываются и личностные качества людей, особенно наличие предрасположенности к панике у так называемых паникеров. Очень важным условием возникновения паники становится доля таких людей в большой группе. Известно, что иногда достаточна и 1% паникующих, чтобы паникой была охвачена вся многочисленная группа людей.

Структура и динамика человеческих потребностей таковы, что люди могут, потеряв волю и достоинство, впасть в животное состояние. И те же люди, при появлении высокозначимых целей, способны в буквальном смысле стоять насмерть, ложиться под танки и бросаться в огонь. При этом внешняя оценка их поступков в экстремальной ситуации как героических, преступных или просто глупых сильно зависит от того, насколько собственные ценности наблюдателя согласуются с ценностными координатами наблюдаемого поступка.

Развитие паники

Механизмы развития паники. Наблюдения и описания многочисленных эпизодов коллективной паники позволили вычленить некий «усредненный« сценарий. Шокирующий стимул, очень сильный или повторяющийся, вызывает испуг сначала у одного или нескольких человек. В толпе минимальный порог возбудимости обычно имеют женщины или дети, а в боевой ситуации — молодые и неопытные, не закаленные в сражениях солдаты. Их испуг проявляется криками — односложными фразами («Пожар!» «Танки!») или междометиями, — выражением лиц и суетливыми телодвижениями.    

Эти люди становятся источником, от которого страх передается остальным. Происходит взаимная индукция и нагнетание эмоционального напряжения через механизм циркулярной реакции. Далее, если не приняты своевременные меры, масса окончательно деградирует, люди теряют самоконтроль, и начинается паническое бегство, которое кажется спасительным, хотя в действительности только усугубляет опасность.

 Присутствие в толпе женщин и детей (о приоритетном спасении которых при массовой панике уже никто не думает) плохо еще и потому, что звук высокой частоты — женские или детские крики — в стрессовой ситуации оказывает разрушительное влияние на психику. По той же причине, кстати, для противодействия панике, коллективной или индивидуальной, лучше служит низкий мужской голос, чем высокий женский. Напротив, провокации панического настроения среди неприятеля, вероятно, больше способствует визг атакующей калмыцкой конницы, чем мужественное «Ура! «.

Приведу еще ряд дополнительных замечаний, которые вносят коррективы в «усредненный» сценарий.

В очень редких случаях, когда шокирующий стимул необыкновенно силен, массовая паника может возникнуть сразу, без промежуточных, стадий. Т. е. толпа, как бы становится простой суммой насмерть перепуганных индивидов, но здесь уже срабатывает совсем другой механизм. В этих, повторю, редчайших случаях, паника перестает быть «вторичным» явлением и становится непосредственной, почти механической реакцией на стимул. Судя по описаниям, именно так произошло в Хиросиме среди тех, кто находились неподалеку от места ядерного взрыва, но не были сразу накрыты его волной.       

Гораздо типичнее и практически важнее обратная ситуация. Когда люди ожидают какого-то страшного события, средства, избежание которого неизвестны, стимулом паники может стать словесное обозначение ожидаемого события. Или какой-либо другой знак, дорисованный воображением до ожидаемого источника страха.

Сразу после шокирующего стимула обычно наступает так называемый психологический момент. Люди оказываются как бы во взвешенном состоянии («оторопь») и готовы следовать первой реакции. Иногда она оказывается парадоксальной. Например, по Фрейдовскому механизму противоположной реакции, человек может от испуга броситься навстречу опасности, и за ним следуют остальные. 

Развиваясь, паника проходит несколько фаз. žПаника начинается с появления шокирующего стимула. Он вызывает потрясение и восприятиё ситуации как кризисной. žВозникает состояние замешательства, т.е. индивидуальные и неупорядоченные попытки интерпретировать событие в рамках личного опыта или путем припоминания аналогичных ситуаций из косвенного опыта. Острая необходимость быстрой интерпретации стимула и немедленных действий часто мешает логическому осмыслению кризисной ситуации и вызывает страх. Начинается циркулярная реакция: страх одних отражается другими и в свою очередь усиливает страх первых.  Страх ведет к уменьшению уверенности в способности присутствующих коллективно противодействовать кризисной ситуации и создает ощущение обреченности. Неверие в возможность коллективного организованного спасения вызывает желание спастись индивидуально. 

Психологические особенности людей  в условиях паники

Вопросам психологических особенностей людей в условиях паники была посвящена одна из задач классического исследования посвященного изучению массовой паники в США в 1938 году, вызванной радио-спектаклем «Вторжением с Марса». Около 1 млн. американцев восприняли эту радиопередачу как репортаж с места событий. В результате исследования были выделены четыре группы людей, в разной степени поддавшихся панике. Первую группу составляли те, которые испытали легкое чувство страха, но засомневались в реальности таких событий и, подумав, самостоятельно пришли к выводу о невозможности вторжения марсиан. Вторая группа включала тех, кто в состоянии переживаемого страх не смог самостоятельно сделать выводы из ситуации, поэтому попытался проверить реальность этих событий с помощью других (обращались к соседям, знакомым, на радио и т.п., и только после этого приходили к отрицательному заключению). В третью группу вошли те кто испытав сильное чувство страха, не смог убедиться в нереальности происходившего с помощью других, поэтому оставался при своем первом впечатлении о полной реальности вторжения марсиан. И четвертую группу составили те, кто сразу паниковал, даже не пытаясь что-то узнать, уточнить или проверить.

Возникновение панического состояния оказалось связанным с целым рядом характеристик людей, особенно важным среди которых являются социально-демографические признаки. Высокий уровень образованности, информированности о космических явлениях тормозили развитие панических событий. Обратные характеристики, т.е. низкий уровень образованности и информированности, способствовали паническим настроениям людей. Другим важным признаком оказался имущественный статус: чаще паниковали люди из плохо обеспеченных семей, с низким уровнем материального благосостояния. При этом оказал влияние не сам по себе статус, а общие чувства тревожности, неуверенности, составляющие психологическую готовность такого класса людей к паническому восприятию событий.    Важным были также пол и возрастные признаки: женщины и дети испытывали более сильный страх намного легче поддавались панике. Наряду с социально-демографическими характеристиками существенную роль играют психологические свойства личности, особенно такие как: не критичность мышления, выраженная личностная тревожность и повышенная внушаемость — качества, предрасполагающие к возникновению панических состояний.

Меры по предотвращению массовой паники

Меры по предупреждению массовой паники связаны с учетом ее предпосылок (факторов).  Если речь идет о сформировавшейся группе, нацеленной на работу в стрессовых ситуациях (политической партии или боевом подразделении, научной экспедиции или отряде спасателей и т. д.), то, прежде всего, следует уделять внимание идейной и организационной подготовке к возможным опасностям, обеспечению эффективного руководства и воспитанию лидеров, пользующихся высоким доверием. Повторю, что при отсутствии духовно-психологических предпосылок паники коллектив способен достойно встретить самые суровые испытания. Но не всегда такая подготовка в принципе возможна, например, при массовых уличных мероприятиях, где участвует множество более или менее случайных людей. В таких ситуациях уже особое значение приобретает учет физиологических и общепсихологических факторов. Ранее указывалось на типичные ошибки, состоящие в затягивании мероприятий и безразличии к физическому состоянию участников (усталость, алкогольное опьянение и проч.).   При высокой социальной напряженности, некомфортных климатических условиях или неоднозначном прогнозе синоптиков надо подумать о динамизме митинга или демонстрации, чтобы свести к минимуму утомление людей и связанные с ним неожиданности. Службе охраны рекомендуется препятствовать проникновению в ряды демонстрантов нетрезвых людей и алкогольных напитков, предвидя возможность иррациональных реакций, особенно при вероятных провокациях. Как отмечалось, желательно избегать совпадения по времени с другими зрелищными событиями в городе (футбольный матч, карнавал и т. д.). В противном случае возможно, с одной стороны, переключение внимания, «перетягивание» значительной части толпы и превращение ее в окказиональную или экспрессивную (но не тогда, когда это запланировано организаторами). С другой стороны, вероятное столкновение толп (например, политическая демонстрация столкнется с возбужденными болельщиками, вышедшими со стадиона) чревато трудно предсказуемыми последствиями. Чрезвычайно важен учет общепсихологического фактора паники: прежде всего, своевременное информирование людей о возможных опасностях и имеющихся способах противодействия. Последнее касается предупреждения как коллективной, так и индивидуальной паники. Часто организаторы избегают предупреждать о возможных опасностях, ссылаясь на то, что часть участников демонстрации (митинга и т. д.) покинет ее ряды. Но, во-первых, здесь многое зависит от формы подачи информации — с акцентом на угрозах или на способах противодействия. Во-вторых, вопрос в том, стоит ли в погоне за массовостью повышать вероятность последующей паники, подвергая риску психическое состояние, здоровье, а иногда и жизни людей.

Как правило, реальная опасность обратно пропорциональна осведомленности, а точнее, оперативной готовности к ней. В 1970 году, когда в Чили проходила очень острая и драматичная избирательная кампания, правые боевики придумали эффективный способ разгрома левых демонстраций. Представьте, многотысячная колонна сторонников С. Альенде шествует во главе с популярными политическими лидерами. Когда голова колонны минует очередной перекресток, из-за угла выскакивает группа парней, вооруженных дубинками и кастетами, численностью около сорока человек. Они отсекают руководителей («голову») от остальной массы и энергично врезаются в толпу, нанося удары. Охрана демонстрации не успевает сориентироваться и своевременно вступить в бой, задние ряды не видят и не понимают; что произошло, но им передается испуг первых рядов — и через пять минут тысячи людей, опрокидывая друг друга, бегут врассыпную. (Обходится без жертв благодаря тому, что, слава богу, улица широка и из нее много выходов). Но не век коту масленица. После двух или трек провалов левые нашли контригру, и она оказалась на удивление простой. С приближением колонны к каждому перекрестку по бокам выстраивались, сцепившись локтями, ребята из охраны. Или параллельно демонстрантам, рядом с передними рядами, двигались два длинных грузовика. Можно было придумать и другие приемы, главное обстоятельство состояло в том, что демонстранты были теперь вооружены знанием о возможной опасности и психологически готовы ей противостоять. 

Но не век коту масленица. После двух или трек провалов левые нашли контригру, и она оказалась на удивление простой. С приближением колонны к каждому перекрестку по бокам выстраивались, сцепившись локтями, ребята из охраны. Или параллельно демонстрантам, рядом с передними рядами, двигались два длинных грузовика. Можно было придумать и другие приемы, главное обстоятельство состояло в том, что демонстранты были теперь вооружены знанием о возможной опасности и психологически готовы ей противостоять.

Еще один многократно апробированный прием — коллективное пение хорошо всем известной ритмической песни. Ранее говорилось о том, что действующая толпа аритмична и поэтому ритмический звук стимулирует превращение ее в экспрессивную или, в данном случае, препятствует превращению экспрессивной толпы в действующую (паническую). Но если для блокирования массовой агрессии применяются быстрые ритмы, то фактором противодействия панике служит более медленный размеренный ритм марша или гимна. Такой ритм может сыграть позитивную роль и после того, как паника уже началась. Во всех случаях, конечно, желательно наличие соответствующей музыки и динамиков, но и при отсутствии таковых не следует терять голову. 

Вот хрестоматийный случай из предвоенной жизни Европы. В 1938 году на трибунах парижского национального велодрома по окончании соревнования возник небольшой пожар. Сотрудникам удалось быстро локализовать огонь, но уже десять тысяч зрителей с чрезмерной энергичностью двинулись к единственному выходу. Ситуация грозила стать смертельно опасной. По счастливой случайности в толпе оказались двое психологов, которые смогли вовремя сориентироваться и принялись громко скандировать: «Ne-pousse-pas!» (Не-пус-па — Не-тол-кай). Ритм подхватили окружающие, он волной прошел по толпе. Через несколько минут тысячи людей дружно скандировали эту фразу. Толпа превратилась в экспрессивную, страх и суета сменились общим задором, и все благополучно покинули трибуны.

В преддверье и на ранней стадии развития паники может быть очень продуктивно использован юмор. Мне известны яркие случаи в разных странах, когда своевременная шутка снимала паническое напряжение, а выступление популярного юмориста решающим образом изменяло настрой массы. Часто это бывает связано с игрой слов и прочими языковыми двусмысленностями, которые трудно пересказывать на другом языке. Поэтому приведу только один пример из недавней российской истории. 20 августа 1991 года, в самый напряженный момент у Белого Дома, когда ожидали штурма, чуть ли не с участием танков, перед собравшимися «живьем» предстал популярнейший сатирик Геннадий Хазанов. Имитируя голос М. С. Горбачева, еще находившегося в Форосе, он медленно произнес: «Политику нельзя делать грязными трясущимися руками… «. Это был парафраз известного мотива, который часто звучал в выступлениях Президента СССР (про грязные руки в политике) — он был дополнен упоминанием о трясущихся руках самозваного председателя ГКЧГI, показанного по телевидению днем ранее. Речь Хазанова — «Горбачева» была встречена общим смехом облегчения и бурными аплодисментами. Многие из участников события считают тот момент психологически переломным в эпопее неудавшегося переворота…

Обсуждая способы ликвидации возникшей паники, полезно вспомнить о том, что ранее говорилось про психологический момент. Известны приемы возвращения этого момента, который, повторю, является наиболее подходящим для начала эффективного руководства.

Например, используется привычное стимулирование. Люди привыкли неподвижно застывать при исполнении национального гимна, и этот условный рефлекс может актуализоваться при громком включении первых же актов.

Другой прием — применение более сильного шокового воздействия. Например, выстрел в закрытом помещении способен произвести новую «оторопь», люди на секунду застывают – и становятся доступны для организующего воздействия.

Во время боя, в шуме канонады, выстрел едва ли произведет желаемый эффект. Его могла бы заменить внезапная стрельба в упор по своим убегающим солдатам. Из литературы, правда, известны удивительные случаи прекращения паники на поле боя неожиданным приказом. Командир дивизии увидел, что один из его полков в ужасе побежал от несуществующего противника. Встав на пути убегающих, он громко крикнул: «Стойте! Снимайте сапоги!». Окрик и вправду возымел действие. Солдаты принялись снимать сапоги, их внимание было переключено с мифической опасности на конкретное действие, после чего удалось привести полк в боеспособное состояние.

Еще более остроумное решение принял наполеоновский маршал М. Ней. Когда его войска в панике побежали с поля боя, он послал адъютантов передать приказ, что солдаты должны пробежать без остановки ровно 10 километров. По получении такого приказа войска пробежали еще примерно 3 километра, затем остановились, пришли в себя, и восстановил состояние боеспособности.

Последний случай чрезвычайно поучителен, психологически интересен и заслуживает специального анализа. Здесь ограничимся коротким комментарием. Анти-волевым действиям солдат было умело, возвращено субъективное качество произвольной планомерности, и это оказалось фактором отрезвления. Такой прием хорошо применим и во «внештатных» ситуациях мирной жизни.

Разумеется, все эти приемы предполагают наличие людей, не поддавшихся общему состоянию и готовых взять руководство на себя, а если таковых нет, то не о чем и говорить. Поэтому при правильной организации массовых мероприятий, кроме службы охраны, работает специально подготовленная команда. Она находится поодаль от массы, не принимая участия в общих действиях, чтобы избежать эмоционального кружения, и вооружена не дубинками, кастетами и прочими орудиями уличного боя, а музыкальными записями, динамиками и мегафонами. И главное, — знаниями, опытом и интуицией, которая есть дочь информации.

Средства борьбы с паникой

Противодействовать панике чрезвычайно трудно, справиться с этим может человек очень известный и уважаемый, придерживающийся твердой линии поведения, умеющий разговаривать с толпой и внушать уважение. Средства борьбы с паникой разнообразны. Убеждение (если есть время), категорический приказ, объяснение несущественности опасности или же использование силы и даже устранение наиболее злобных паникеров. Остановить толпу, которая впадает в панику, значительно легче, начиная с последних, уменьшая группу насколько это возможно; перегораживать дорогу толпе, которая движется, гораздо труднее, так как сзади давят на идущих впереди. Когда страх становится постоянным состоянием, он превращается в подлость. Как преодолеть эти трудности? Человек должен верить во что-то высшее, или в себя самого, или в правоту того, что он делает. Мотивация собственных поступков должна быть сильным импульсом, который помогает преодолевать трудности. Опыт, предыдущие испытания, прожитая жизнь могут придать силы человеку. Для выживания необходимо быть всегда психологически подготовленным. Такой человек находится в лучших условиях, и с ним не случиться ничего плохого. 

В чрезвычайной обстановке важно, чтобы вы были в состоянии:

žпринимать быстрые решения;

уметь импровизировать;

постоянно и непрерывно контролировать самого себя;

žуметь различать опасность;

žуметь распознавать людей;

žбыть независимым и самостоятельным;

быть твердым и решительным, когда потребуется, но уметь подчиняться, если необходимо;

žопределять и знать свои возможности и не падать духом;

в любой ситуации пытаться найти выход.

Необходимо помнить, что обязательными условиями благополучного преодоления всех трудностей при автономной ситуации являются проявление воли, настойчивость, грамотное действия. Паника и страх резко снижают твои шансы на спасение.

Факторы возникновения массовой паники

Могли четыре сложных фактора, чтобы создать более или
менее организованную группу.

1. Социальные факторы — это общая напряженность в
обществе, вызванная природными, экономическими и политическими катастрофами,
которые происходят или ожидаются. Иногда напряжение возникает из-за напоминания
о трагедии и / или предчувствия надвигающейся трагедии, приближение которой
ощущается по предварительным признакам.

Я не случайно заметил, что калифорнийская паника
произошла накануне мировой войны. Отчасти в этот период в жизни Западной Европы
происходили аналогичные события. Уже после войны пьесу повторили в Эквадоре и
Чили как довольно жестокий эксперимент. Были и панические массы, но гораздо
меньшего масштаба. А в Эквадоре, когда испуганные люди узнали, что это была
«шутка», паника превратилась в агрессивную и разрушенную радиостанцию.

2. Физиологические факторы: усталость, голод,
длительная бессонница, алкогольное и наркотическое опьянение снижают
индивидуальный самоконтроль, что чревато особенно опасными последствиями при
массовом скоплении людей.

Таким образом, типичные ошибки в организации митингов,
демонстраций и массовых демонстраций становятся задержкой процесса, а также
безразличным отношением организаторов к продаже и потреблению участниками
алкогольных напитков. Это увеличивает вероятность паники, а также других
нежелательных массовых изменений в социальной напряженности, жаре или холоде и
т. д.

3. Общие психологические факторы включают удивление,
удивление, страх, вызванные отсутствием информации о возможных опасностях и
методах борьбы.

В разгар партизанской войны в Никарагуа (в середине
70-х годов) правительственные войска впервые начали использовать трассирующие
пули. Это было так неожиданно и необычно, что во время нескольких столкновений
ожесточенные партизаны запаниковали. Только после того, как бойцы объяснили
механизм действия этого оружия, его преимущества и недостатки, первоначальный
психологический шок прекратился.

Известны случаи, когда среди протестующих возникала
паника, потому что многие неправильно представляли себе политическую ситуацию и
статус мероприятия. Например, люди думали, что это санкционировано властями, и
появление полицейских с дубинками оказалось шокирующим сюрпризом. Или, наоборот,
некоторые участники не знали, что акция была согласована, и неадекватно
реагировали на полицейских. Были эпизоды, когда неожиданные действия небольшой,
но хорошо организованной группы политических врагов приводили к тысячной
демонстрации замешательства и паники.

4. Социально-психологические и идеологические факторы:
отсутствие четкой и высокой общей цели, эффективного, доверчивого лидера и,
соответственно, низкой групповой сплоченности.

Исследователи массовой паники единодушно подчеркивают
приоритет этого, последнего фактора, по сравнению с предыдущими. Лабораторный
эксперимент, в котором используется модифицированный метод гомеостата,
известный в социальной психологии, может служить любопытной иллюстрацией к
этому.

В большой прозрачной бутылке на веревках были опущены
такие же конусообразные предметы, другой конец каждой веревки предметы держали
в руках. По размеру каждый конус легко проходил через горловину, но два не
могли пройти одновременно. На дне бутылки было еще одно отверстие, через
которое проходила вода, и ее уровень, естественно, повысился.

Задача испытуемых — вынуть сухие шишки из бутылки, за
которую они получили 20 долларов. Но тот, чей конус намокнет, сам должен был
заплатить 10 долларов. Таким образом, «опасность» была измерена в 30
долларов США. Испытуемые имели возможность заранее договориться о согласованных
мерах.

Когда в лабораторию была приглашена преданная группа с
устоявшейся структурой, взаимным доверием и эффективным руководством, все
смогли легко справиться с задачей. В случайно собранных группах и во внутренних
конфликтных группах возникали трудности.

Те, кому приходилось действовать последними,
нервничали, дергались и невольно мешали первым. Их нервозность передавалась
другим, все беспокоились, обвиняли друг друга, и вместе с уровнем воды в
бутылке страх рос. Признаки надвигающейся паники были зафиксированы визуально —
по возбужденному поведению, крикам, выражению лица — и по объективным
показателям: у испытуемых повышалось кровяное давление, снижался кожный
рефлекс.

Этот эксперимент, авторы которого не отказываются от
чувства юмора, показывает, что в плохо интегрированной группе существует даже
смехотворная опасность возникновения панического расстройства. Затем мы не раз
убедимся, что опасность в целом может быть мифической или, во всяком случае, не
сравнимой с той, которая возникает из-за самого панического поведения.

История войн, революций, опасных научных экспедиций и
т. д. тем не менее, дает много убедительных доказательств того, как сплоченный
коллектив единомышленников способен поддерживать единство действий без
симптомов паники даже при смертельной опасности и крайнем истощении. А. С.
Прангишвили привел другой пример. «Специальные исследования показали, —
писал он, — что среди членов пожарной службы, медицинской бригады и других
организаций, которым поручено помогать жертвам землетрясения, никогда не бывает
паники».

Но из литературы, из собственного опыта, из опыта моих
друзей и из многолетних психологических наблюдений я знаю, что люди, которые
постоянно несут самые жестокие опасности, теряют самообладание в другой, иногда
гораздо менее травматичной ситуации, но без обновленного отношения к
мобилизации и практическим действиям.

Мы вернемся к этому вопросу позже, но сначала я
приведу только один пример из далекого прошлого. Историки неоднократно выражали
недоумение по поводу того, что суровые гугеноты, составляющие основу наиболее
боеспособных частей французской армии, позволяли парижским бездельникам резать
себя, как овец, не организовываясь, не сопротивляясь и в большинстве случаев
даже не убегая. Психологическая атмосфера резни парализовала ее волю,
сформировала настроение смерти и настроение жертвы.

В такой момент даже сильный человек может испытать
психический ступор, подобно могучему бизону, которого настигает львица. Именно
это имел в виду упомянутый в последней лекции сумгаитский человек, который
утверждал, что резня несравненно страшнее войны…

Структура и динамика человеческих потребностей такова,
что люди, утратив свою волю и достоинство, переходят в животный статус. И те же
самые люди, достигающие высоких целей, могут буквально насмерть встать, лечь
под танки и попасть в огонь. При этом внешняя оценка ваших действий в
экстремальной ситуации как героических, преступных или просто глупых во многом
зависит от того, насколько собственные ценности наблюдателя совпадают с
ценностными координатами наблюдаемого действия.

  • Типичные ошибки при эвакуации
  • Типичные ошибки при чтении сборочных чертежей
  • Типичные ошибки при чтении на китайском языке
  • Типичные ошибки при чтении на иностранном языке
  • Типичные ошибки при учете кассовых операций